1914 (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 6

Предположим, в порядке фантазии, что на наших заводах в Николаеве построили подводную лодку. Такую, каких в мире пока нет. Вроде жюль-верновского «Наутилуса».

Очень интересно, Ваше Императорское Высочество.

Так вот, можно ли будет этой подводной лодке выйти в Средиземное море? Пропустит ли её Турция через Босфор и Дарданеллы?

Позвольте уточнить, Ваше Императорское Высочество, эта подводная лодка — военная? Она входит в состав Черноморского Флота?

На ней команда военных моряков, и вооружение есть… кое-какое. Но к Черноморскому Флоту она не приписана, она выполняет Особые Поручения Государя Императора.

Хм… С одной стороны, Ваше Императорское Высочество, военные суда не могут идти через Босфор и Дарданеллы. Нельзя. С другой…

С другой, господин министр?

Можно договориться с Турцией, чтобы она разрешила проход. В порядке исключения. Английское толкование Договора о Проливах это допускает. Разумеется, Ваше Императорское Высочество, в жизни всё непросто, но в романе… Это ведь будет роман для юношества?

— Для всех, — ответил я. — Для мальчиков и девочек. У вас её кто читает, «Газетку»?

— Племянники и племянницы, — ответил Сазонов и вздохнул.

Почта, приходящая в «Газетку», показала, что взрослые читают её столь же часто, сколько и дети. Подписываются для детей, но ведь интересно, что там для детей пишут. А пишут хорошо. Без злобы. В газетах для взрослых её уж больно много, злобы. Потому для спокойствия души взрослые любят почитать «Газетку» на ночь. И детям вслух. И графическими романами не пренебрегают. Лев Толстой великий писатель, но хочется чего-нибудь полегче, для отдыха утомлённой души. Министру тоже нужно отвлечься от докладов и прочих серьезных бумаг.

Тут пришёл Papa, и они, Papa и министр, отправились в кабинет. Заниматься государственными делами.

Я уже совсем было собрался вернуться к себе, решать важный вопрос, каким он должен быть, Пётр Петрович Гарин, с бородой, или без, как заявился Жоржик. Его Светлость принц Джордж фон Баттенберг.

Спросил, где Papa. Я ответил. А скоро ли он освободится? Как знать. Господин Сазонов специально прибыл из Санкт-Петербурга, хотя его сегодня и не ждали, значит, дело срочное, дело важное.

Жоржик явно нервничал, но пытался скрыть. Я, для разговора, спросил его, может ли «New Zealand» попасть в Чёрное Море. Мол, сочиняю графический роман, и не хочу наделать глупых ошибок.

Жоржик на мгновение задумался и ответил, что сейчас, в мирное время, это невозможно, Турция не пропустит через проливы.

А в военное?

А в военное зависит от ситуации. Если Великобритания будет с Турцией воевать, то и спрашивать никто не станет. Если будет с Турцией союзником, то союзника Турция, пожалуй, не только пропустит, а будет умолять прийти. А вот если Турция и Великобритания будут находиться в состоянии взаимного нейтралитета, тогда проливы останутся закрытыми, и крейсер пройти в Чёрное море не сможет. То же справедливо и в отношении России.

Не справедливо, а несправедливо, сказал я. Выходит, Россия не может пригласить Флот Великобритании в гости, к примеру, в Ливадию?

Выходит, нет.

А ведь и Россия, и Великобритания — Великие Державы, не так ли?

Великие, подтвердил Жоржик.

А Турция?

Турция, точнее, Османская Империя? Сейчас, пожалуй, полувеликая. В восемнадцатом веке была сильна. В семнадцатом — очень сильна. А что будет через сто лет? Как знать, как знать.

И всё равно, если великая держава Россия не может свободно выходить в океан, если проход ей загораживает держава не великая, а просто большая — это нехорошо, сказал я.

Разговор вёлся на английском. Я последнее время делаю успехи в иностранных языках. Немецкий — язык науки. Французский — язык дипломатии, и вообще — межнационального общения высших кругов. Английский… На английском разговаривают англичане.

Всё меняется, загадочно сказал Жоржик, и с нетерпением посмотрел в сторону кабинета Papa.

Жоржик — наш родственник. Он — правнук королевы Виктории. Как и я. А мои сёстры — правнучки. А Mama, как всем известно, внучка. Великий же Князь Сергей Александрович доводился Жоржику дядей, как доводился он дядей и Papa. Сестрица Ольга говорит, что Жоржик похож на брата Papa, Георгия Александровича, оттого Papa к нему особенно благосклонен. А я подумал, что вот Сергей Александрович умер во цвете лет, и Георгий Александрович умер во цвете лет, я очень серьезно болен — неладно что-то в европейских королевствах. Как бы и Жоржику не умереть во цвете лет. Нет, близкородственные браки не есть хорошо. Если вдруг, вопреки всему, доживу до свадьбы-женитьбы, буду свататься к японской принцессе. Или к китайской, корейской, вьетнамской, сиамской, да мало ли невест в Азии? Пора освежить императорский генофонд. Обогатить. Только сначала дожить требуется.

Наконец, Сазонов покинул кабинет Papa, и Жоржик устремился туда. Запросто, по-родственному, Государь на отдыхе, в семейном кругу, без лишних церемоний. Сазонов же, прощаясь, поклонился — и ушел задумчивый-задумчивый.

В альбоме я изобразил обоих, Жоржика и Сазонова. Просто для тренировки, в романе их не будет. Никаких реальных лиц, таково требование Papa. Иначе могут случиться дипломатические осложнения.

Подошли сестрички. Отснятую плёнку сегодня же передадут в лабораторию, которая теперь больше работает на Анастасию и компанию, чем на Papa. Но оплачивает её работу барон А. ОТМА. В копеечку обходится, но аванс за Петра Петрова пока держит кинокомпанию на плаву.

Сестрички щебетали о том, о сём. Строили грандиозные планы. Сестрица Ольга сказала, что с ней пытается связаться Ханжонков. Окольными путями. Прознал, что мы снимаем фильму, и предлагает сотрудничество. На самых выгодных условиях. Оно понятно — хочет получить доступ к киноматериалу. Да и само участие в его предприятии барона А. ОТМА — огромный для него плюс. Сенсация, государственные заказы, и тому подобное.

Но нам-то он зачем?

— Я, сестрички, маленький мальчик. А вы большие. Вам и решать. Посоветуйтесь лучше с ma tante Ольгой, она, кажется, собиралась вечером приехать с Петей.

Тут и Жоржик показался. Выглядел он и грустно, и озабоченно.

— Я должен покинуть вас, — сказал он. — Служба!

Девочки огорчились: у них были свои планы на Жоржика. Но что делать, что делать…

Мы и стали обсуждать, что делать, и с чего начать. Но тут из кабинета выглянул Papa:

— Алексей, когда освободишься, зайди, пожалуйста, ко мне.

Однако! Никогда Papa не разводил со мной политесов. «Когда освободишься», как же. Да и «пожалуйста» лишнее.

Понятно, что освободился я мгновенно.

— Я прибыл, любезный Papa, — сказал я, войдя в кабинет.

В кабинет я захожу редко. Только когда зовёт Papa. Здесь он работает над документами, принимает министров и прочих важных людей, или просто думает, и его в это время отвлекать нельзя.

— Садись, садись, Алексей, — Papa показал на круглое кресло перед столом, за которым он сидел. Нет, восседал.

А вот в кресло он меня и вовсе никогда не усаживал. Это кресло для самых-самых важных особ, обыкновенно министры докладывают стоя.

Я уселся. Кресло для меня высоковато, но не очень, последнее время я быстро расту. Нет, не слишком быстро. Просто — быстро.

Papa смотрел на меня внимательно. Вглядывался. С удивлением и даже с опаской.

Молчание затягивалось.

— Что-то не так, любезный Papa? — первым не выдержал я. — У меня грязное лицо? Я испачкался?

— Что? Лицо? Нет, нет. Видишь ли… Помнишь, ты говорил, что видел во сне смерть эрцгерцога Фердинанда?

— Убийство эрцгерцога, убийство. Да, помню, видел. Мне приснилось, что его убили. Кажется, в Сараево.

— Видишь ли… — Papa замялся на пару секунд, потом продолжил:

— Видишь ли… Сегодня… — и вдруг выпалил: — Сегодня в Сараево застрелили эрцгерцога Франца Фердинанда.

— Сегодня? Ну, значит, сегодня, — я даты не помнил. Точно в четырнадцатом году, точно летом, точно не в августе, а вот июнь или июль — нет, не скажу. Учился-то я в двадцать первом веке неплохо, даже хорошо учился, но где был я, а где Первая Мировая. Я же не думал, не гадал, что стану цесаревичем.