Скальпель для шейха (СИ) - Снежная Катерина - Страница 25

Бл@@@!

Бл@@@!

От него несет. Пахнет так, что тошнота сменяется во мне бешенством. Кроме шума в ушах и спазмов в мышцах, я теряю голос. Кое-как прочищаю его, безобидно шиплю, почти высвистывая:

- Она там?

Внутри бьется истерикой: «Конечно там, не с посудомойкой же он ебашил»!

Дядя небрежно кивает. Смотрит на меня недобро, сощурив глаза, так что никогда не ясно, бросится он тебя душить или пройдет мимо. Он дерьмово непредсказуем. Пытаюсь сохранить изо всех сил спокойствие, чтобы не наделать глупостей, но мои руки дрожат. Его взгляд почти откровение, почти факт. Там что-то было. Наверняка напихал в ее копилку по самые гланды. И меня раздирает до отчаянья досада, опоздал же на несколько долбанных секунд. Если бы не сука с фотками, успел бы. Она мне за все ответит! Пока не покажет пять всаженных в себя дрючил, ничего хорошего не увидит.

- Ну, так ты идешь?

Я осознаю, что не слышал, как Алекс поднялся к нам и о чем-то спрашивает.

- Ты о чем?

- Ты просил показать капканы, - говорит он, бросая взгляд на дядю.

- Я обещал уделить время Вере. Она уже обижается.

Они оба переглядываются, обмениваясь взглядами, которые бесят, заставляя сглотнуть и выпустить из легких сипло воздух. Ведут себя, как два мудака. Не сомневаюсь, они часто делят передки. И понимание того, что они наверняка уже пытались соблазнить девчонку, вызывает в голове боль от напряжения. Черт, все это так возбуждает. К лицу и члену бесконтрольно хлещет кровь. Я бы посмотрел на это.

- Не обижай девушку, - отвечает Александр.

Я мрачнею на глазах.

Она моя. Я буду с ней творить всё, что захочу: и обижать её, и дрючить, и унижать. Как в голову придёт и на член ляжет.

Из кухни показывается смущённая Вера. Сомнения в конец растворяются при виде её внешнего вида. Одежда на фигуре смята, лицо красное, губы припухшие. От неё несёт сексом. Ещё полчаса назад я ощущал, как она пахнет собою, а теперь нет. Снисходительная жалость к себе мешается во мне с лютой жаждой мести. Меня тошнит от нахлынувшего желания и переизбытка адреналина. Член в буквальном смысле цепенеет от чёрной ненависти к этой вонючей щели.

Сучка краснеет ещё больше и делает шаг в сторону библиотеки.

— Уходишь? — я не в силах пока шелохнуться.

— Хочу убрать книги, что оставила вчера у камина, и поискать что почитать. А вы? Снова уедете…

Жалкая тварь с сердцем бляди. Её взор полыхает от смущения или стыда. Мне всё равно. Перед глазами адски пляшут картинки: как он имеет её, как она растягивает ему ширинку на брюках, как он жрёт её голодным взглядом и раздвигает ослепительные ляжки.

— На охоту…

— Примерно через час. Так что прости, Галиба, — отвечает за меня Александр. — Он уделит внимание вечером. С собой не зовём, идём на волков. У них весенний гон, так что это опасно. Будем поздно ночью.

Она понимающе кивает и хоронит разочарование во взгляде.

— Тогда спокойной ночи и доброй охоты.

Мне приятно, что она расстроилась, но этого мало. Хочется унизить её, но ещё больше уесть дядю.

— Спокойной, — за усмешкой прячу ожесточение. — Поцелуй меня, детка.

Вера бросает искоса взгляд на дядю, мнётся на месте, и по её спине бежит мелкая судорога. Заметно, как вздрагивают плечи. Она медленно и неуверенно переступает и подходит ко мне. Приподнимается на цыпочках, в застывшей позе едва касается меня сухими губами.

Вонючая дешевка.

Жёстко хватаю её за волосы на затылке и впиваюсь в губы. Целую больно, до вкуса крови, исследую рот паскудницы. Она не сопротивляется. Терпит, как кару. Хотя я даже пока ещё не начинал. Я целую её страстно, развратно, показывая двум змеям, что эта соска — моя. Вся моя.

Затем резко отпускаю. Девчонка, как варёный рак, не улыбается.

Ещё бы!

Кровь, что она слизывает с пухлых губ и боль на них, должны так на неё действовать. Эх, соли бы сюда! Иначе неинтересно. Всё шоу не для её красоты. От неё у меня всё обвисло. Нет ни малейшего желания откатывать её в постели. Скучная она. Нудная. Хочет интима, пусть посасывает. Тренирует глотку.

У меня большой.

Она делает шаг в сторону, собираясь уйти. Больше она ничего не желает никому говорить. Очевидно, на глазах обжигающие слёзы. От них настроение повышается.

Александр уходит в подвал. Но Марс успевает подойти за это время к нам и тормозит её. Совершенно по-хамски кладёт руку на её талию, явно выбивая из колеи.

У Веры от удивления распахнулись глаза. Она смотрит на руку, почти теряя самообладание.

— А знаешь, детка, такие поцелуи на ночь? Мне завидно. Я почти ревную. Может, ты хочешь чего-то другого?

Она тряхнула головой в нерешительности, но руку его не стряхивает. Блядь!

Только что поднятое настроение рухнуло в тартарары. Сука! Я никак не ожидал от него такого действия и от неё такой реакции. И что он собрался делать? Ревность и право собственника убивают во мне всё человеческое.

Вера смотрит на него, слизывает кровь с нижней губы, бросает косой злой взгляд на меня, а затем пылающий на него. Мои зрачки и глаза сужаются, я сжимаю челюсти и кулаки. Только пусть попробует — я ж потом убью. Урою! Закопаю под общежитием.

Девчонка облизывает укушенную нижнюю губу, и мне хочется набить морду Галибу. Но немедленно — не это главное. Цель иная.

Малышка подается вперед. Несмотря на то что племянник показывает всем видом, как ему больно и как он страдает, Вера торопливо тянется меня поцеловать.

Я бросаю взгляд на уродца: смотри и наслаждайся, ублюдок. Плотнее обхватываю ладонями её точёную фигуру, властным движением притягиваю к себе, поворачиваю голову.

Её раненые губы и мои встречаются. Я беру их в плен. Угоняю в рабство. Творю бесчинство, настойчиво врываясь внутрь. Она не пытается оттолкнуть. Её маленький ротик позволяет грабить её, приоткрывается гостеприимно и позволяет моему языку проникнуть внутрь. Я целую её, не сдерживаясь. Но после укуса Галиба не тороплюсь и не давлю. Её руки в приливе чувств обвивают мою шею, и я с потоком желания страстно прижимаю её, соскальзывая ладонями на ягодицы.

Вера мгновенно вспыхивает, пытается нервно отстраниться. Да, какого чёрта. Раз уж сунулась коготком, нужно довести начатое до логического конца. Не время отступать.

Я вижу, как Галиб уже покраснел. На шее у кадыка исступлённо пульсирует вена, и он не просто злится на то, что я целую девушку. Он стонет от собственной похоти и извращённой взбудораженности. Сцена его не волнует с точки зрения ревности. Тихо выматерившись, я подхватываю Веру под ягодицы и припираю к стене. От неожиданности она громко охает.

— Хорошая девочка. А теперь моя очередь пожелать тебе спокойной ночи!

Напор шокирует её.

— Не стесняйся, — сиплый выдох от Галиба.

Я упреждающе смотрю ей в глаза и вижу, она едва дышит в панике. Поворачиваюсь к племяннику. Зло усмехаюсь. Сучонок бесстыже не скрывает своего состояния. Его член упитанной дубиной натягивает джинсовую ткань.

— Ты не против?

— Для тебя ничего не жалко, — хрипит он и укладывает свою руку на собственный бугор, стискивая зубы от нетерпения.

Я выразительно заглядываю ей в глаза. Она должна понимать, что я делаю. У неё очень поверхностное, порывистое дыхание. Очевидно, в мыслях все непристойности мира.

Отрываюсь от стены и в несколько шагов прохожу в зал. Сажусь с ней в кресло, кладу руки ей на бёдра, другой наклоняю девичье полыхающее лицо к себе. У неё на лбу написано, что она не готова к ситуации. Она совсем не анализирует и не думает. Глаза у неё широко распахнуты, так что вокруг радужной оболочки видны белки. На коже выступил пот. Из дрожащих ноздрей вырывается тяжёлое дыхание.

Как насчёт горячо втроём?

Я крепко целую её, пока ладошки русской крошки упираются в мою грудь, неясно то ли цепляясь, то ли отталкивая. Упорото дразню Галиба. Мне и в самом деле интересно, что он предпримет? Бросится на нас? Разорётся? Что? Девчонка ему не дорога. Ситуация бесконтрольно возбуждает и горячит. Он, кажется, настолько заворожен нашими с ней действиями, что не шевелится и молчит, жадно смотрит, истекая слюной на то, как я лапаю её. Будет смешно, если он не сдержится и достанет из штанов член?