Оракул с Уолл-стрит 2 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 11
- Предыдущая
- 11/68
- Следующая
И тут я заметил его, высокого мужчину в сером пальто и шляпе, внимательно изучающего ряды камер хранения. Его лицо частично скрыто, но что-то в его поведении заставило меня напрячься.
Он методично осматривал номера, словно искал конкретную ячейку. Возможно, именно ту, которую я только что посетил.
Я не стал испытывать судьбу и немедленно влился в толпу пассажиров, покидающих вокзал через западный выход. Оказавшись на 42-й улице, я поймал такси и назвал адрес кафе, где должен был встретиться с Прескоттом.
По дороге я размышлял о новых загадках.
Бостон. Дом с портретом Эмерсона. Записная книжка отца. «Доки Анаконды». Все это требовало поездки в родной город Стерлинга, и чем скорее, тем лучше.
Операция «Анакондо» не была новым планом. Судя по фотографии 1897 года, ее истоки уходили глубоко в прошлое, возможно даже к моменту основания Continental Trust. И каким-то образом все это связано с грядущим финансовым крахом.
Когда такси затормозило у кафе «Гамильтон», я уже принял решение. Мне нужно было посетить Бостон как можно быстрее. Желательно до того, как начнется моя новая должность у Харрисона.
Ключ к разгадке находился в доме моего «отца». Там, где все началось.
Но ладно. Сейчас надо сосредоточиться на работе.
Кафе «Гамильтон» располагалось на тихой боковой улице Верхнего Ист-Сайда, достаточно далеко от финансового района, чтобы свести к минимуму вероятность случайных встреч с коллегами. Это заведение славилось венскими завтраками и изысканным обслуживанием. Идеальное место для конфиденциальных бесед.
Подходя к кафе, я невольно отметил симпатичную витрину в стиле модерн с изящными деревянными рамами и вензелями из кованого железа. За стеклом виднелись мраморные столики и кожаные кресла, создававшие атмосферу европейского кофейного дома.
Едва уловимый аромат свежемолотого кофе и выпечки просачивался даже на улицу, вызывая мгновенный отклик у прохожих, многие из которых замедляли шаг, взглянув на витрину.
Прескотт уже ждал меня за угловым столиком, частично скрытым декоративной ширмой в стиле ар-деко. Отличное место для разговора, который не предназначен для посторонних ушей.
Элегантный, как всегда, в темно-синем костюме с едва заметной полоской и бордовом галстуке, он изучал утренний выпуск «Herald Tribune».
— Великолепное утро, не так ли? — поприветствовал он меня, складывая газету. — Янки снова разгромили Атлетикс. Бейб Рут сделал два хоумрана.
— Впечатляющий результат, — кивнул я, усаживаясь напротив. Это часть нашего маленького ритуала, начинать с нейтральных тем для любых случайных слушателей. — А вы видели новую постановку «Странной интерлюдии» О’Нила? Говорят, настоящий театральный прорыв.
— Еще нет, но Маргарет не дает мне покоя на этот счет. Говорит, билеты раскупаются за недели вперед.
К нашему столику подошел официант, пожилой австриец с безупречно подстриженными седыми усами и салфеткой, перекинутой через руку.
— Доброе утро, господа. Чем могу служить?
— Мне кофе по-венски и яйца «Бенедикт», — заказал Прескотт.
— Черный кофе и омлет с ветчиной, — добавил я.
Официант кивнул и удалился, бесшумно ступая по мягкому ковру.
Прескотт подождал, пока он отойдет на достаточное расстояние, затем склонился ближе, понизив голос:
— Поздравляю с новой должностью, Стерлинг. Личный ассистент Харрисона — это весьма неожиданный поворот.
— Для меня не меньше, чем для остальных, — я отпил воды из хрустального стакана. — Учитывая его недавнее недовольство.
— Многие удивлены решением Харрисона, — задумчиво произнес Прескотт. — Он редко подпускает кого-то так близко, особенно молодых сотрудников. Даже партнеры компании не всегда имеют доступ к информации, которая теперь будет проходить через ваши руки.
— Полагаете, у него есть какой-то особый мотив?
— Возможно, он видит в вас перспективного союзника в его холодной войне с Паттерсоном, — Прескотт окинул взглядом зал, убеждаясь, что нас никто не подслушивает.
Принесли кофе, крепкий ароматный напиток в фарфоровых чашках с позолоченной каймой. Прескотт размешал сливки с впечатляющей медлительностью, словно выполнял некий ритуал.
— Вы, вероятно, заметили некоторую напряженность между двумя старшими партнерами, — продолжил он.
— Сложно не заметить. Особенно после последнего собрания по квартальным результатам, — подтвердил я. По слухам, тогда Харрисон и Паттерсон едва не перешли на повышенные тона во время обсуждения новой инвестиционной стратегии.
— Этот конфликт имеет глубокие корни, — Прескотт отпил кофе. — Харрисон консервативный инвестор старой школы. Он предпочитает малые риски, стабильный рост и безупречную репутацию. Для него «Харрисон Партнеры» не просто бизнес, а наследие, которое должно просуществовать столетия.
Я кивнул, вспоминая степенную манеру Харрисона вести дела.
— Паттерсон же, — продолжил Прескотт, — представляет новую волну. Он агрессивный стратег, который хочет расширить фирму, открыть филиалы в Бостоне и Филадельфии, привлечь больше клиентов со средним капиталом. Для него важнее масштаб и быстрый рост, даже ценой некоторых компромиссов.
Официант вернулся с нашими завтраками. Яйца «Бенедикт» Прескотта выглядели безупречно.
Золотистые английские маффины, увенчанные ломтиками канадского бекона, яйцами-пашот и нежным голландским соусом. Мой омлет с ветчиной источал аппетитный аромат, дополненный свежим хрустящим тостом и домашним джемом.
Мы сделали паузу, чтобы отдать должное еде. Я понимал, что Прескотт намеренно выстраивает разговор, переходя от общего контекста к более существенным деталям.
— Возможно, вы заметили еще одно отличие, — продолжил он, аккуратно промокнув губы салфеткой. — Паттерсон имеет связи с новой финансовой элитой, промышленниками, нефтяными магнатами, владельцами железных дорог. Харрисон же предпочитает работать со старыми деньгами, потомственными династиями Восточного побережья, консервативными трастовыми фондами.
— И это противостояние обострилось в последнее время?
— Именно. — Прескотт понизил голос до еле слышного шепота. — Возможно, ваше назначение способ противодействовать растущему влиянию Паттерсона в компании, — предположил Прескотт. — Харрисон может видеть в вас потенциального союзника, учитывая ваши довольно консервативные инвестиционные рекомендации.
За окном кафе пронесся современный автомобиль. Блестящий черный паккард с хромированными деталями. Его гладкие обтекаемые формы контрастировали с угловатыми фордами, все еще преобладающими на дорогах. Символ новой эпохи среди реликтов прошлого.
— Есть еще кое-что, — задумчиво произнес Прескотт, проследив за моим взглядом. Он помедлил, словно взвешивая, стоит ли делиться этой информацией. — Мне стало известно, что Паттерсон собирает назовем это компрометирующими материалами на Харрисона. Особенно его интересуют сделки начала 1920-х, когда наша фирма еще только восстанавливалась после послевоенной рецессии.
Это новость, которая могла оказаться полезной.
— Ваш совет? — спросил я, отодвигая пустую тарелку.
— Не принимайте ничью сторону слишком открыто, — ответил Прескотт, задумчиво глядя на улицу. — В таких конфликтах нейтралитет лучшая позиция до решающего момента. Вы новый игрок, в вас нет инвестиций ни одной из сторон. Используйте это преимущество.
Он сделал паузу, отпивая кофе.
— Когда станет ясно, чья сторона возьмет верх, тогда и делайте выбор. А до тех пор учитесь, наблюдайте и собирайте информацию.
— Благодарю за откровенность, — я внимательно посмотрел на Прескотта. — Что-то подсказывает мне, что ваше положение в компании тоже непростое.
Он позволил себе тонкую улыбку:
— Я слишком долго в этом бизнесе, чтобы принимать сторону в корпоративных войнах раньше времени. Но я ценю профессионализм и здравый смысл выше политических амбиций.
Наш разговор принял более непринужденный характер. Мы обсудили несколько инвестиционных идей, последние рыночные тенденции и растущий ажиотаж вокруг радиоакций.
- Предыдущая
- 11/68
- Следующая