Оракул с Уолл-стрит 2 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 12

— Кстати, об осторожности, — сказал Прескотт, когда мы уже собирались расходиться. — Один из моих старых клиентов, Джеймс Паркер-старший, демонстрирует необычную бдительность в последнее время. Переводит значительные суммы в облигации и золотодобывающие компании, сокращает позиции в промышленных акциях.

— Занятно, — я проявил сдержанный интерес. — Какие-то конкретные опасения?

— Он немногословен, но однажды обронил фразу, что атмосфера напоминает ему дни перед паникой 1907 года. А Паркер не из тех, кто бросается словами. Он правильно предсказал и тот кризис, и послевоенную рецессию 1920 года. Его интуиция стоила мне многих седых волос, но сэкономила его клиентам миллионы.

Эта информация заставила меня задуматься. Прескотт уже говорил про Паркера.

Были ли другие опытные инвесторы, помимо меня, кто чувствовал приближение бури? Возможно, на Уолл-стрит существовала своя когорта «пророков», подобных Паркеру, людей с достаточной интуицией или знаниями, чтобы распознать признаки надвигающегося краха.

— Бывают ли совпадения в таких вещах? — задумчиво спросил я.

— В финансах редко что-то происходит случайно, — ответил Прескотт, расплачиваясь за завтрак. — Когда самые опытные крысы начинают покидать корабль, умный моряк проверяет трюм на наличие течи.

Мы договорились поддерживать регулярный обмен информацией, особенно о любых новых маневрах в противостоянии Харрисона и Паттерсона.

— Одна последняя вещь, — сказал Прескотт, когда мы уже стояли на тротуаре. — Будьте внимательны с записями, которые делаете в новой должности. Любой документ может стать оружием в руках той или иной стороны. Харрисон держит свою группу поддержки среди старших брокеров, Паттерсон — среди операционных управляющих. Секретариат разделен примерно поровну.

— Я запомню, — кивнул я, пожимая его руку.

Когда Прескотт ушел, я позволил себе минуту постоять на улице, обдумывая полученную информацию. Утреннее солнце уже поднялось над зданиями, заливая Нью-Йорк ярким светом, а по тротуарам спешили элегантные дамы и джентльмены в летних нарядах.

Конфликт между Харрисоном и Паттерсоном мог стать для меня как опасностью, так и возможностью. С одной стороны, я рисковал оказаться между двух огней в корпоративной войне.

С другой, эта напряженность создавала идеальные условия для маневрирования, особенно с моими знаниями о будущем крахе.

Информация о том, что Паттерсон собирает компромат на Харрисона, имела потенциальную ценность. Если мое расследование смерти отца Стерлинга выведет меня на конкретные доказательства причастности Харрисона, я мог бы использовать противостояние с Паттерсоном как рычаг давления.

Мне нужно в Бостон, и как можно скорее. Там, в доме на Маунт-Вернон-стрит, могли находиться ответы на вопросы об операции «Анакондо» и о том, как Continental Trust связан с грядущим крахом.

Я поймал такси и назвал адрес офиса «Харрисон Партнеры». Нужно получить отпуск на несколько дней. Я уже начал формулировать убедительную историю о семейных обстоятельствах, требующих моего присутствия в Бостоне.

Вокзал, старый дом, портрет Эмерсона, записная книжка… Я чувствовал, что близок к разгадке тайны, которая связывала прошлое семьи Стерлингов с будущим американской финансовой системы. И с каждым шагом ставки становились все выше.

Я пришел в офис «Харрисон Партнеры» позже обычного. После встречи с Прескоттом голова полна новых идей, и мне требовалось время, чтобы упорядочить мысли перед началом рабочего дня. Утренний воздух еще сохранял свежесть, пока июньское солнце не набрало полную силу.

Джеймс, пожилой швейцар с подагрой, приветствовал меня с обычной учтивостью.

— Доброе утро, мистер Стерлинг. Сегодня позже? Это на вас не похоже.

— Много работы, Джеймс, — ответил я, поднимаясь по мраморным ступеням. — И много встреч. Приходится крутиться колесом. Рынок не ждет ленивых.

Джеймс вежливо улыбнулся.

Офис уже заполнен людьми. Стажеры, клерки, секретарши. Все занимали места, создавая привычный рабочий гул. Я кивал коллегам, отвечал на приветствия.

Прошел к своему столу, включил настольную лампу и разложил документы из портфеля.

На краю стола лежала записка, написанная уверенным почерком Харрисона: «Стерлинг. Срочно нужны материалы по инвестициям сенатора Брукса. Также доработайте предложения для фермеров Среднего Запада. Сегодня к полудню. Х.»

Я вздохнул. Всегда срочно. Но это хорошая возможность укрепить репутацию надежного аналитика. Репутация, которая становилась все более важной ширмой для моих других, менее законных занятий.

Тряхнув головой, я сосредоточился на задании Харрисона. Сенатор Брукс интересовался нефтяным сектором, особенно новыми месторождениями у мексиканской границы. Я разложил перед собой последние выпуски Oil Gas Journal, отчеты геологических экспедиций и финансовые показатели ведущих компаний сектора.

Для сенатора я подготовил консервативно-оптимистичный обзор. Выделил пять компаний с хорошими фундаментальными показателями, но при этом не стал включать те, которые, как я помнил из будущего, разорятся после краха. Брукс важная политическая фигура, и портить отношения с ним не входило в мои планы.

Для фермеров со Среднего Запада требовался иной подход. Эти люди в большинстве своем консервативны и недоверчивы к Уолл-стрит. Их капитал результат десятилетий тяжелого труда на земле. Я не мог позволить себе проявить легкомыслие с их средствами.

Я составил для них сбалансированный портфель. Вдобавок к уже ранее предложенным рекомендациям.

Сорок процентов в железнодорожных компаниях, обслуживающих сельскохозяйственные районы, тридцать процентов в производителях сельхозтехники, двадцать процентов в региональных банках и десять процентов в высоконадежных облигациях.

Такая структура должна обеспечить стабильный доход сейчас и, что важнее, минимизировать потери, когда рынок рухнет. Они будут ругаться, когда увидят, что их доходы меньше по сравнению с другими, но потом будут целовать руки, когда увидят, что я спас их деньги.

Около одиннадцати я закончил оба отчета и решил сделать перерыв. Мне нужен свежий воздух.

— Выйду перекусить, — бросил я Бейкеру, проходя мимо его стола.

— Опять работаешь без обеда? — он покачал головой. — Так и язву заработаешь к тридцати годам.

Я только улыбнулся и направился к выходу.

На углу Уолл-стрит и Бродвея теснились уличные торговцы. Здесь можно было купить все, от хот-догов и крендельков до галстуков и запонок.

Не успел я дойти до ближайшего торговца, как прямо передо мной появился газетчик.

— Экстренный выпуск! — кричал он. — Крупные переговоры в Вашингтоне! Новый торговый договор!

Наши взгляды на мгновение встретились. Я сразу узнал его.

Черт побери. Это же Тони, мальчишка-газетчик, о котором говорил Кляйн. Худощавый подросток лет шестнадцати в потертой кепке, натянутой на лоб, со смуглым лицом и характерной родинкой на левой щеке. Он громко выкрикивал заголовки, размахивая свежим выпуском Tribune.

Хотя мы никогда раньше не виделись, я заметил искру узнавания в его глазах. Он меня ждал.

Я протянул доллар.

— Tribune, пожалуйста.

Тони сложил газету и вручил мне, ловко просунув между страницами маленький сложенный листок.

— Благодарю, сэр! Хорошего дня!

Я отошел к ближайшей скамейке, развернул газету и незаметно извлек записку. Сообщение короткое и важное: «Синяя птица. 8 вечера. Сегодня. Новые партнеры. Важно».

«Синяя птица» — это «Синий лебедь», клуб Мэддена. Новые партнеры… Значит, расширение операций. Этого следовало ожидать после успеха с Consolidated Oil.

Я сложил записку во внутренний карман пиджака, купил себе кофе и крендель в ближайшей лавке и медленно направился обратно к офису.

Расширение операций означало больший капитал для инвестиций, но и большие риски. После удачи с нефтяными акциями внимание к моим действиям неизбежно усилится.