Оракул с Уолл-стрит 2 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 10

Проехав три остановки, я вышел и зашел в круглосуточную закусочную. Заказав яичницу с беконом, я занял место у окна, наблюдая за улицей почти пятнадцать минут. Убедившись, что слежки нет, я оставил на столе монеты и вышел через заднюю дверь в переулок.

Оттуда я поймал такси до 39-й улицы, а последний отрезок пути снова преодолел пешком, постоянно проверяя, не повторяются ли какие-то лица или автомобили на моем пути.

Паранойя? Возможно. Но именно она сохраняла жизнь в моем неоднозначном положении.

К семи утра я уже приближался к Центральному вокзалу, монументальному сооружению, чья величественная архитектура стиля боз-ар воплощала амбиции и оптимизм Америки начала XX века. Огромный купол со стеклянными окнами, через которые лились первые лучи утреннего солнца, возвышался над фасадом с колоннами и статуями, символизирующими Прогресс, Торговлю и Индустрию.

Широкие мраморные ступени, ведущие к главному входу, уже заполнили торопливые люди.

Клерки с портфелями, спешащие на работу в деловой район; семьи с чемоданами, направляющиеся на летний отдых; дамы в элегантных платьях и шляпках, приехавшие за покупками в дорогие магазины Пятой авеню.

Я влился в этот поток, стараясь выглядеть как обычный служащий, спешащий на утренний поезд. На меланхоличном лице застыло выражение легкой озабоченности.

Идеальная маска человека, обдумывающего предстоящую деловую встречу, а не планирующего посещение камеры хранения с потенциально опасными документами.

Внутри вокзал представлял собой величественную симфонию звуков, цветов и движения.

Центральный зал с его знаменитым небесно-голубым потолком, украшенным золотыми созвездиями, возвышался на десятки футов. Солнечные лучи, проникающие через огромные арочные окна, создавали драматические столпы света в клубах паровозного дыма, который, несмотря на мощную вентиляцию, все же просачивался с платформ.

Телеграфные аппараты выстукивали сообщения в деловых киосках, образуя нервный технологический аккомпанемент к человеческой суете.

Носильщики в красных фуражках катили тележки с багажом состоятельных пассажиров. У нескольких стоек стояли длинные очереди желающих приобрести билеты, а клерки за окошками методично отрывали квитанции от больших бумажных рулонов и проставляли на них штампы с металлическим звоном.

— Экстренный выпуск! Экстренный выпуск! Конгресс обсуждает новый торговый тариф! Уолл-стрит приветствует инициативу! — кричал газетчик у одной из колонн, размахивая свежим номером «Нью-Йорк Таймс». — Всего три цента! Узнайте новости первым!

Я купил газету, сделав вид, что интересуюсь заголовками, но на самом деле это прикрытие для еще одной проверки окружения. В отражении хромированных деталей информационного киоска я мог наблюдать за людьми позади себя, не привлекая внимания.

Камеры хранения располагались в восточном крыле вокзала, на нижнем уровне. Я спустился по мраморной лестнице, проходя мимо чистильщика обуви, громко рекламирующего свои услуги:

— Лучший блеск в Нью-Йорке, сэр! Всего пять центов! Ваши ботинки будут сиять, как стекла на Крайслер-билдинг!

Я отмахнулся от него и направился к рядам металлических шкафчиков, построенных вдоль стены. Камеры хранения различались по размеру.

От небольших ячеек для документов до достаточно вместительных, способных вместить чемодан среднего размера. Каждая имела номер, выгравированный на маленькой медной табличке.

Сделав вид, что ищу свое отделение, я методично прошел вдоль ряда, ища номер семьсот сорок два. Он оказался почти в самом конце, в относительно тихом углу, частично скрытом от основного потока людей массивной колонной.

Тактически удачное расположение. Риверс явно знал, что делает.

Оглянувшись вокруг и убедившись, что никто не проявляет ко мне особого интереса, я вставил ключ в замочную скважину. Механизм поддался с легким сопротивлением и характерным щелчком.

Открыв дверцу, я обнаружил внутри потертый коричневый кожаный портфель с медными застежками.

Быстрым движением я переложил портфель в свой и закрыл камеру.

Теперь нужно найти безопасное место для проверки содержимого. Мужская комната для отдыха с отдельными кабинками казалась наиболее подходящим вариантом.

Заплатив десять центов служителю за полотенце и кусок мыла, которые мне на самом деле не требовались, я прошел внутрь и занял крайнюю кабинку. Звук льющейся воды из кранов и приглушенные разговоры обеспечивали приватность, достаточную для беглого осмотра находки.

Портфель запечатан сургучной печатью, которую я аккуратно сломал. Внутри обнаружился аккуратно сложенный набор документов, завернутых в вощеную бумагу для защиты от влаги.

Первым, что привлекло мое внимание, был толстый записной блокнот в потертом кожаном переплете с монограммой «C. R.» Я открыл его и обнаружил страницы, заполненные мелким почерком Риверса.

Однако это не обычный дневник, а зашифрованные записи. Разные цвета чернил, цифровые последовательности, аббревиатуры и символы, лишенные очевидного смысла для постороннего наблюдателя.

Несколько страниц вырваны. Аккуратно, но заметно. Кто-то уже побывал здесь до меня? Или Риверс сам изъял особо ценные данные?

За блокнотом следовала карта восточного побережья, испещренная пометками. Красные кружки отмечали Бостон, Нью-Йорк и Вашингтон, а между ними протянулись тонкие линии, образуя некую схему.

Особенно много отметок в районе Бостона, некоторые подписаны крошечными буквами: «Банк Новой Англии», «Текст. ф-ка Стерлинга», «Порт. доки 5–7».

Следующим элементом были несколько фотографий. На первой фронтон здания с вывеской «Continental Trust». Массивное сооружение в неоклассическом стиле с колоннами и фризом.

На второй группа мужчин, выходящих из клуба, среди которых я узнал Форбса и Харрисона. Третья выглядела намного старше, пожелтевший снимок бостонской гавани с парусниками и первыми пароходами. На обороте едва различимая надпись: «Доки Анаконды, 1897».

Анаконда? Первое прямое упоминание загадочной операции. Но эта фотография сделана тридцать лет назад…

Далее следовали газетные вырезки из бостонских изданий, большинство датированные 1925–1926 годами, освещающие продажу текстильной фабрики Стерлинга после смерти владельца. Одна статья выделялась: «Консорциум Continental приобретает активы Стерлинг Текстиль». В тексте упоминалась не Continental Trust, а именно «Консорциум Continental», что казалось странным.

В самом внутреннем кармане портфеля я обнаружил конверт, содержащий железнодорожный билет до Бостона на имя Чарльза Риверса (дата отправления завтра) и маленький ключ с биркой, на которой было написано «Бостон, ЦВ-103». По всей видимости, еще одна камера хранения, но уже на Бостонском центральном вокзале.

Наконец, на дне портфеля лежал сложенный лист бумаги. Я развернул его и обнаружил записку, написанную рукой Риверса:

«Если вы читаете это, значит, я не смог завершить расследование. Конечная точка там, где все началось. Дом на Маунт-Вернон-стрит, 42. Найдите записную книжку старшего Стерлинга. Она спрятана за портретом Эмерсона в кабинете. Скорее всего, за мной следят. Не доверяйте никому, связанному с C. T. Операция „Анакондо“ не просто финансовая схема. Это план по изменению всей банковской системы. 1929 станет годом великих перемен. Они готовятся к этому десятилетиями. Берегитесь».

Я перечитал записку дважды, пытаясь осмыслить новую информацию. Загадка уводила меня в Бостон, в мой родной город.

Вернее, родной город Уильяма Стерлинга. В дом, где он вырос, и где его отец, возможно, оставил ключевые доказательства того, что стоило ему жизни.

1929 год… Риверс что-то знал о предстоящем крахе?

Continental Trust готовился к катастрофе, которая, как я знал из будущего, должна произойти в октябре? Эта мысль встревожила меня. Кто-то еще, помимо меня, мог предвидеть неизбежный финансовый коллапс.

Я аккуратно сложил все обратно в портфель, наклеив новую сургучную печать, которую всегда носил с собой для подобных случаев. Быстро умывшись для поддержания легенды о посещении уборной, я вышел в общий зал и направился к выходу.