Я не умею прощать (СИ) - Стова Нийа - Страница 15

— Заткнись, мразь! — зарычал мужской голос, а его обладатель с размаху запустил мной в ближайший угол.

Шок выключил боль.

Я лишь по звукам поняла, что ломаю собой какую-то хлипкую мебель. Сжалась в комок, прикрывая голову руками, и развернулась, исподволь пытаясь оглядеться.

Полуголый громила с жутким оскалом на перекошенной физиономии брезгливо смерил меня взглядом и поморщился:

— Дерьмо, — смачно сплюнул. — И куда эту груду костей? В весёлый дом, что подешевле? — он сально ухмыльнулся и, недвусмысленно потянув завязки штанов, двинулся на меня. — Ну что, уродец, сделаем из тебя шлюху?

А как же!

Алой пеленой накрыло животное бешенство. Дикая ярость заклокотала внутри.

Ну, давай!

Нашарила рядом с собой осколок с острыми зазубренными краями.

Рискни меня тронуть, без двух минут кастрат!

Обломок, похожий на ножку стула, сам лёг во вторую ладонь.

На голых инстинктах я кинулась бугаю в ноги и со всей дури ударила неожиданно увесистой деревяшкой по его голени.

Он зашипел, но даже не запнулся. Пинком выбил из моих рук импровизированное оружие, схватил за грудки и, приподняв над полом, припечатал к стене.

— Бойкая подстилка это хорошо. Лучше греет!

Я замахнулась и отчаянно полоснула отвратную физиономию спрятанным в ладони осколком.

Он поймал мою руку и сжал до хруста. Смакуя, слизал с глиняного черепка собственную кровь:

— Жаль, что недолго, — перехватил здоровенной ручищей меня за шею и с фанатичным блеском в глазах медленно начал душить.

Мои жалкие трепыхания больше походили на предсмертные конвульсии, но я упрямо пыталась достать ублюдка рукой или ногой, пока лёгкие не загорелись от недостатка воздуха.

Сознание плыло, когда прозвучал холодный голос:

— Довольно, С`аехх! — и от тёмной стены отделились три тени.

Пальцы на моём горле тут же разжались. Я свалилась сломанной куклой, захрипела, закашлялась, пытаясь жадно вдохнуть.

— Ан талайат[23], приветствую, — громила опустился на колено, уперев кулаки в пол, и склонил голову.

Потрясающе красивая женщина, высокая, затянутая по самый подбородок в переплетение ремней и металлических пластин, медленно прошла мимо него, не удостоив даже мимолётным взглядом.

Две внушительные, закутанные в чёрное фигуры неотступно следовали на шаг позади.

— Думаю, толк, определённо, будет, — она пристально осмотрела моё скрюченное тело. — Осталось выяснить направление и силу дара. Ортхаэ дойсет[24] бывает щедрым к пришлым.

— Да не примет за дерзость досточтимая мои слова, — заговорил здоровяк, не поднимая глаз, — но в хилом теле серьёзный дар удержаться не сможет. А исходный материал настолько плох, что…

Незнакомка раздражённо цыкнула и чуть качнула головой. Бугай запнулся и замолчал на полуслове, склонившись ещё ниже.

Она ослепительно мне улыбнулась, демонстрируя удлинённые клычки, и протянула руку, указывая взглядом на мою левую кисть. Я доверчиво потянулась навстречу и заворожённо коснулась её пальцев. Перевернув тыльной стороной кверху мою ладонь, красотка внимательно изучила грязную, какую-то исхудавшую руку и удовлетворённо прикрыла глаза.

— Хочешь усомниться в выборе Верховной, С`аехх? — ехидно улыбнулся пухлый рот.

В воздухе повисла напряжённая тишина.

— Только устами жриц вещает истина, — хрипло прозвучал негромкий ответ.

Не выдав больше ни слова, незнакомка в сопровождении своих молчаливых спутников величественно проплыла к противоположной стене. Густые тени расступились, открывая невидимую до этого момента дверь.

— А чёрный монолит всегда голоден, — обронила она, прежде чем лишить нас своего общества.

Бычара окатил закрывшуюся дверь такой ненавистью, что меня передёрнуло.

Потом поднялся с колен, развернулся ко мне, и снисходительно, с брезгливой жалостью смерил взглядом:

— Лучше бы тебе не пережить инициацию.

За пару шагов пересёк комнату, и я осталась одна.

Стаей заполошных птиц метались в голове несвязные мысли. Меня била крупная дрожь, но ни холода, ни боли не ощущалось.

Пытаясь понять, сон это или явь, ощупала своё грязное, сильно исхудавшее тело, покрытое синяками и ссадинами. Серая дерюга, бездарно притворяясь одеждой, болталась на мне, как на вешалке. Дёрнула прядь засаленных, почему-то очень длинных волос, сбившихся в колтуны.

Похоже, не сплю.

Но почему так изменилась?

Я бегло осмотрела место, в котором находилась, но ничего, кроме каменного пола подо мной и тёмных сырых стен вокруг не увидела. В углу на низкой широкой скамье валялась затёртая циновка. Рядом деревянные обломки и глиняные черепки. Останки стола и посуды?

Где я?

Вцепилась пальцами в волосы, стараясь не заорать в голос.

Что происходит?

И что всем этим людям от меня нужно?

Людям… Людям?!!

Истеричный хохот срикошетил от стен. Только сейчас, должно быть, начал включаться мой мозг, анализируя отрывки восприятия.

Все, кого я видела, высокие и серокожие. Острые уши, белые волосы, удлинённые клыки. Жуткие, бликующие красным глаза. Незнакомая речь, которую я прекрасно понимала. Воздух, запахи, свет — всё чужое.

Не-е-ет…

Упрямо замотала головой. Этого не может быть! Просто потому, что быть не может!!!

Не хочу! Не могу здесь оставаться. Пожалуйста…

Тихо подвывая, кинулась к стене, не в силах справиться с подступившей паникой. Где-то здесь была дверь…

Била и царапала холодный камень, пытаясь найти выход из этого склепа.

Пожалуйста! Кто-нибудь! Просто выпустите меня отсюда!!!

Это не может быть реальностью! Всё это сон! Какой-то очень правдоподобный кошмар. И сейчас он закончится…

Закончится!!!

Высоковольтный импульс прошил тело от макушки до пят, отрубил зрение и слух. И меня захлестнуло адовой болью, закрутило, поволокло по острым камням, притопило многотонной толщей невыносимых страданий.

Тело выкручивало и ломало. Острыми крючьями рвало мышцы. Лопались сухожилия. Рассыпались в пыль кости.

Казалось, от боли сознание распадётся на атомы и погаснет, но оно упорно тлело, крадя возможность стать ничем и прекратить кошмарную пытку. Меня сжигало живьём и тут же топило в ледяном омуте. Дробило на мелкие куски и перемалывало в кровавое месиво.

Вдруг болезненно обострялись слух и зрение, душили запахи, или грудь разрывал дикий вой. То накатывал жуткий голод, то сводил с ума необъяснимый, животный страх. Одновременно хотелось рвать всех вокруг голыми руками и забиться в укромное место, спрятавшись там навсегда.

Не знаю, билась ли я, кричала, или валялась бревном, не в силах шевельнуть даже пальцем. Иногда, выныривая на поверхность бытия, чувствовала влажную ткань на лице, и грубый голос, срываясь на низкий рык, упрямо твердил: «Пей!». Тогда в меня заливалась отвратная жижа, которую я рефлекторно глотала.

Неторопливо минула вечность, прежде чем волна нестерпимых мучений неожиданно схлынула, оставив после себя блёклый отголосок, притихший на задворках сознания.

Вытянувшись в струну, я лежала на чём-то жёстком, терпко пахнущем сухими травами.

Чувствовала: рядом находятся двое. Их внимательные взгляды шарили по моему телу.

— Она очнулась? — пробасил уже известный мне голос.

— Скоро, — ответил второй, мягче и тише. — Два заката — достаточный срок.

— Я был уверен, что она сдохнет.

— Брось, С`аехх. Эта пигалица — твой последний шанс. Никто из нас не хочет отдать душу Восьмилапой. Было бы жаль потерять тебя.

Шорох одежды и еле слышные шаги подсказали, что второй собеседник удалился.

Я разлепила пудовые веки, дёрнулась, если б смогла: старый знакомый, сложив руки на могучей груди, сверлил меня злющим взглядом.