Спящие воспоминания - Модиано Патрик - Страница 3

Женевьеву Далам не удивило мое обращение с ее братом. В конце концов, она и сама дала ему адрес несуществующего отеля, верно? Она объяснила мне, что он пришел в кафе попросить у нее денег. Разумеется, он знал это кафе, в котором мы встречались рано утром, и знал, где она работает, но она сказала, что таких людей легко спровадить. Я не разделял ее оптимизма. Она добавила очень спокойным голосом, что ее брат рано или поздно вернется в Вогезы и снова займется там «своими делишками» — именно так она выразилась, — которыми пробавлялся всегда. Шли дни, а он не подавал признаков жизни. Да, может быть, он и правда вернулся в Вогезы.

Некоторое время потом я представлял себе, как он, брат Женевьевы Далам, входил в телефонную кабину, набирал Валь-д’Ор и четыре цифры и слушал долгие гудки. Или слышал фразу: «Вы ошиблись номером, месье», падающую, как нож гильотины. Еще я представлял себе, как он садился в метро, потом пересекал Сену и ехал до Сен-Клу в своей куртке из фальшивого леопарда. Зима в том году была суровая, и он шел, подняв воротник, шел и шел в поисках несуществующей авеню. На веки вечные.

Женевьева Далам регулярно навещала одну женщину, которую считала своей подругой и которая, по ее словам, была очень сведуща в оккультных науках. Она рассказала этой подруге о нашей встрече и о том, что я подарил ей «Словарь» Марианны Верней и роман под названием «Памяти Ангела». Однажды она предложила мне пойти с ней к этой Мадлен Перо, чье имя я сейчас с трудом припомнил. Нет, если захотеть, они все же всплывают, эти имена, присыпанные в вашей памяти снежком и забвением. Да, Мадлен Перо. Впрочем, уверен я только в фамилии, имя мог и перепутать.

Она жила в начале улицы Валь-де-Грас, в доме 9. С тех пор я часто проходил мимо калитки, ведущей в сад, в окружении трех высоких фасадов с большими окнами. Я даже оказался там, чисто случайно, две недели назад. В тот самый час, когда мы с Женевьевой Далам входили в калитку. В пять часов пополудни зимой, когда сгущаются сумерки и уже виден свет в окнах. Я вдруг поверил, что вернулся в прошлое в силу феномена, который можно назвать вечным возвращением, — или что время для меня попросту остановилось в определенный период моей жизни.

Мадлен Перо оказалась брюнеткой лет сорока, волосы собраны в узел, светлые глаза, посадка головы и осанка бывшей балерины. Как Женевьева Далам с ней подружилась? Думаю, ходила сначала к ней на уроки йоги, но мне помнится также, что, еще до того как она нас познакомила, Женевьева Далам упоминала ее как «доктора Перо». Была ли она практикующим врачом? С тех пор прошло почти пятьдесят лет, и, надо сказать, за эти полвека я особо не задавался вопросами обо всех этих людях, которых встречал. Короткие встречи.

С того дня, как Женевьева Далам нас познакомила, я еще несколько раз бывал с ней у Мадлен Перо в пять часов вечера — и всегда по четвергам. Она молча вела нас по длинному коридору в гостиную. Два больших окна выходили в сад, и мы с Женевьевой Далам садились на красный диванчик, лицом к окнам, а Мадлен Перо на пуф, закинув ногу на ногу и очень прямо держа спину. При первой встрече она спросила меня своим низким, чуть хрипловатым голосом, учусь ли я где-нибудь, и я сказал ей правду: «Нет, нигде не учусь». Я записался в Сорбонну, в основном чтобы продлить отсрочку от армии, однако на лекции не ходил. Был студентом-призраком. Она поинтересовалась, есть ли у меня работа, и я ответил, что более-менее зарабатываю на жизнь, сотрудничая с книжными магазинами, то есть меня можно назвать, хоть мне и не очень нравится этот коммерческий термин, «книжным брокером». И еще я вступил в Общество композиторов, авторов и издателей, хочу писать тексты к песням. Вот. «А ваши родители?» До меня вдруг дошло, что в моем возрасте вполне естественно иметь родителей, которые оказывали бы поддержку, моральную ли, эмоциональную или материальную. Нет, родителей нет. Мой ответ был так лаконичен, что другой возможной родней она интересоваться не стала. Впервые я отвечал спонтанно, не задумываясь, на вопросы, касающиеся меня лично. Прежде я их избегал, инстинктивно, чураясь всякой формы допроса. Наверно, я расслабился в тот вечер от взгляда и голоса Мадлен Перо, они вселяли какую-то умиротворенность, чувство, что вас слушают, а я к этому не привык. Она задавала правильные вопросы, подобно специалисту по акупунктуре, который точно знает, в какие места втыкать иглы. А ведь и правда, может, не зря Женевьева Далам несколько раз называла ее «доктор Перо»? И потом, сама ее гостиная дышала покоем, два больших окна выходили в сад, светильник между ними оставлял участки тени. Тишина такая, даже не верилось, что мы в Париже. Я почти не бывал дома, проводил дни на улицах и в общественных местах — кафе, метро, гостиничных номерах, кинотеатрах. А квартира «доктора Перо» являла со всем этим контраст, особенно зимой, в те зимы начала шестидесятых, которые кажутся мне куда суровей нынешних. Признаться, после первого визита к «доктору Перо» мне подумалось, что было бы неплохо укрыться от зимы и холода в ее квартире и отвечать на вопросы, которые она задавала бы мне таким серьезным и спокойным голосом.

У Мадлен Перо я позволил себе пробежаться взглядом по книгам на полках низкого книжного шкафа в углу гостиной. Я сказал ей, что не хочу показаться нескромным, но с моей стороны это любопытство «профессионального толка». «Если найдете книги, которые вас заинтересуют, возьмите их». Она подбадривала меня улыбкой. Все это были труды по оккультным наукам. Среди них мне попался роман, тот самый, что я подарил Женевьеве Далам, вышедший лет десять назад: «Памяти Ангела». «Я удивилась, что вам знаком этот роман», — сказала Мадлен Перо, и мне показалось, что книга напоминает ей что-то определенное, не просто чтение, а что-то из ее жизни.

Я взял ее с полки и машинально открыл. На первой странице была дарственная надпись: «Тебе. На память об ангелах. Межев. Шаг в пропасть. Ирен» — крупный почерк, синие чернила. Мадлен Перо заметила, что я прочел ее, и как будто смутилась. «Прекрасный роман, — только и сказала она. — Но у меня есть другие книги для вас обоих». Последнюю фразу она произнесла непререкаемым тоном. Однажды вечером она положила на красный диванчик между мной и Женевьевой Далам книгу под названием «Встречи с замечательными людьми». Это название и слово «встречи» сегодня, пятьдесят с лишним лет спустя, внезапно заставили меня задуматься над одной деталью, которая до сих пор как-то не приходила мне в голову. Я никогда не искал, как многие мои ровесники, встречи с четырьмя или пятью властителями умов, царившими тогда в университетских аудиториях, и не стремился стать учеником одного из них. Почему? Будучи студентом-призраком, я должен был бы естественным образом обратиться к некому проводнику, ибо жил достаточно одиноко и в некоторой растерянности. Я запомнил только одного из этих властителей, мы встретились с ним однажды ночью, в поздний час на улице Колизей. Я скорее ожидал бы встретить его в университетском квартале. Меня поразила его шаткая походка, а еще больше полный печали и тревоги взгляд. Мне показалось, что он заблудился. Я взял его под руку и довел, по его просьбе, до ближайшей стоянки такси.

Я очень быстро догадался, что «доктор Перо» имеет влияние на Женевьеву Далам. Однажды, когда мы выходили от нее вечером, уже пройдя через сад, она поведала мне, что Мадлен Перо посещает некую «группу» — что-то вроде тайного общества, — где занимаются «магией». Большего она сказать мне не могла, потому что сама толком не знала. Мадлен Перо намекала на существование этой группы, но всегда туманно: должно быть, она хотела понаблюдать за ее, Женевьевы Далам, реакцией, прежде чем затронуть животрепещущую тему. Но мне показалось, что Женевьева Далам знала больше, чем хотела мне сказать, особенно после того как она обронила такую фразу: «Ты мог бы поговорить об этом с ней». Мы шли вдоль ограды к церкви Сен-Жак-дю-От-Па. «Да, тебе надо с ней об этом поговорить». Меня удивила ее настойчивость. «Ты давно ее знаешь?» — спросил я. «Не очень давно. Познакомилась с ней как-то, это было днем, в кафе возле ее дома, напротив Валь-де-Грас». Она, казалось, готова была добавить еще какие-то подробности, но промолчала. Мы вышли на широкую улицу, что тянется вдоль современных зданий Высшей нормальной школы и Высшей школы промышленной физики и химии: при виде их кажется, будто вы заблудились в чужом городе за границей — в Берлине, Лозанне или даже в Риме, в квартале Париоли, — все так незнакомо, что начинает казаться сном, и уже впору спросить себя, вы ли это. «Нет, правда, тебе надо с ней поговорить», — повторила Женевьева Далам встревоженным голосом, будто посылала мне сигнал SOS. «Она введет тебя в курс…» Я хотел было спросить: «В курс чего?», но мне показалось, что такой вопрос в лоб еще усилит ее неловкость; было ясно, что она в самом деле находится под сильным влиянием «доктора Перо». «Конечно, я с ней поговорю. — Я постарался сказать это спокойно и даже равнодушно. — В следующий же четверг, когда мы придем к ней. Меня очень интересует эта женщина. Она кажется такой умной. Мне любопытно узнать побольше».