Секс и судьба - Хавьер Шико - Страница 17

Но по своей манере видеть вещи Марина держалась особняком, словно цветок на ветке, колкой от этих бичующих антагонизмов.

Он сознательно ушёл с головой в работу. Он придумывал средства, заставлявшие его питаться в Копакабане, чтобы колючие черты семейного круга в квартале Фламенго не бередили ему душу.

Он следил за шагами Марины, спорил с её руководителями.

Устроив её однажды на новой должности, он старался поддерживать её независимость.

Любя её с глубокой нежностью, смешанной с тираническим эгоизмом, он был оскорблён до глубины души теми унижениями, которые его супруга и Марина заставляли Мариту переживать.

Он хотел её для себя, с нежностью голубки и грубостью волка. Он не мог согласиться на то, что они бросали в неё только оскорбления или сарказм. Подобное отношение закончилось тем, что Марита обрела ещё большую свободу, чем мечтала, и она пользовалась ей, чтобы культивировать свою любовь к Жильберто, поскольку она дистанцировалась от них на празднествах. Марсия и Марина, всегда поглощённые своими капризами, которые делали их похожими на двух взбалмошных сестёр, даже не отдавали себе в этом отчёта. Её отсутствие, казалось, снимало с них груз. Утверждая, что её характера им не изменить, они считали себя счастливыми, что избавлены от надзора за ней.

Запутавшись в рассуждениях, которые быстро уводили его от самоанализа, под контролем вампира, влиявшего на него, Клаудио вспомнил, что пришёл к заключению, что Жильберто не колеблясь соблазняет обеих девушек, и после зрелого размышления он решил молчать.

Не было бы разумным взвесить все преимущества? Изобличить Мариту, как оскорблённую девушку, значило для него потерять её доверие; указать на Марину, как конкурентку, значило оскорбить приёмную дочь, нанеся ей ужасные раны нравственного порядка. Хитроумный, он выжидал, пока пройдёт время, считая предпочтительным, по его мнению, чтобы Мариту оскорбили сами обстоятельства. Когда она вернётся к нему, утомлённая и разочарованная, Он, скорее всего, сделает её своей любовницей, как того и желал.

Прельщённый собеседником, невидимым для него, он подхватил свои скорые размышления, пришедшие ему на ум; тем не менее, вдохновлённый этим последним, он обманывался в воображаемом ожидании, формулируя другие вопросы. Окутанный проницательностью одержателя, он внутренне анализировал своё состояние, стараясь узнать, действительно ли он в это час был серьёзно вдохновлён. Не мог ли он допустить ошибку? Могла ли она телепатически ощутить опасение или могла бы она сознательно нарочно избегать его, скрывая симпатию, которая, возможно, толкала её женское сердце желать его?

Он сам поставлял преследователю аргументы, которыми разрушал её сопротивление.

До сих пор он, как мог, скрывал от девушки чувства, переполнявшие ему грудь. Однако не пришёл ли он к границе тайного? Или надо было бы ему сдерживать свои чувства вплоть до безумия?

Гипнотизёр, на лице которого можно было прочесть жажду безмерного сладострастия, удовлетворённо улыбнулся и мысленно стал нашёптывать, используя свои преимущества:

— Пойми, Клаудио. Во всём, что касается любви, инициатива идёт не от женщины. Старая пословица гласит: «апельсин на краю дороги ничего не значит». Один философ говорил: «Удовольствие без борьбы похоже на бифштекс без соли». Ну же, вперёд, вперёд!

Изучая сердце приятеля в установке ресурсов, которыми Клаудио сам мог усилить своё магнетическое одержание, одержатель на несколько секунд остановил на нём свой пронзительный взгляд. И конечно же, извлекая из него непочтительные иллюзии, которые Клаудио держал в голове с самого детства, он начал вколачивать:

— Сигарета! Вспомни о сигарете и устах! Марита — такая же женщина, как и все… Сигарета, сигарета на витрине… Сигарета, портсигар, зажигалка и сигары не выбирают покупателя… Плоть — всего лишь цветок, пробившийся на почву разума. Земледелец не знает, что делает основным украшение клумбы, и тем более не знает, что внутри у растения. Соломон заявлял, что «всё суета сует». Добавим, что всё — всего лишь невежество. Тем не менее, можно ясно видеть на поверхности ситуаций и вещей. Цветок, который никто не срывает, это потерянный аромат. Миг растраченной любви превращается в лепесток на навозе. Увядшая роза — это украшение, брошенное на землю; немощная плоть — удобрение для травы. Пользуйся, пользуйся …

Мы отдавали себе отчёт в том, что развоплощённый был не просто запойным пьяницей, что алкоголь представлял собой лишь одну дверь бегства, если считать, что слова, которые он отбирал, чтобы установить своё влияние, и коварная манера расчувствовать партнёра перед тем, как завладеть его рассудком, выдавали приёмы ловких эксплуататоров страстей человеческих.

Этот преследователь не был случайным бродягой.

Страстное невоздержанное желание, с помощью которого он толкал Клаудио к девушке, и страстное выражение, с которым он смотрел на неё, казалось пришедшим откуда-то издалека. Мгновение требовало внимания. Было необходимо обойти препятствия, сымпровизировать средства помощи, которые были бы нацелены на помощь беззащитной девушке.

Эксцентричный дуэт двух приятелей продолжался, они действовали согласованно, не прибегая к помощи слов.

Гипнотизёр оказывал давление, загипнотизированный сопротивлялся.

Наконец, Клаудио, практически побеждённый, сделал два шага вперёд.

Мысли, противоречия, поощрения и горячность неистово наступали на него, в узком пространстве его черепа. Ужасная внутренняя борьба нескольких мгновений стихала. Животная природа оказывала верх. Развоплощённый соблазнитель завершал свою работу.

Никакой больше возни Духа; никакого столкновения молчаливых напрасных раздумий.

Да — делал он вывод, — он мужчина, мужчина… Марита, бесспорно, намного моложе, она даже ещё не стала женщиной. Но ему не стоило принижать себя. Она плакала, он мог её утешить, согреть её сердце.

Почти в бреду от похоти, он обволакивал её настойчивым взглядом, который давал понять, что если бы не опасение, что она окончательно сбежит, и не страх оказаться опозоренным ею, он бы принял её в свои объятия, словно смелого ребёнка, который пытается вырвать из себя его нежность.

Однако последнее сопротивление исчезло. Последний окоп, сдерживавший его импульсы, уступил в нём. Он полностью предался вампиру, командовавшему им. В конечном итоге, они слились, растворились друг в друге.

Марита подняла на него умоляющие глаза, словно воспроизводя положение преследуемой птицы, у которой нет ничего другого, как уповать на жалость стрелка.

Единый со своим злополучным приятелем, Клаудио устроился в комнате, приняв вид защитника, решившего перейти границы чистого и простого чувства.

— Насколько я вижу, этот бродяга Жильберто тебя обманывает… — прошептал он, смягчая голос.

Затем он взял её хрупкую ручку в свои руки, нервные руки, плохо скрывавшие удвоенную похоть, которая овладела им.

Девушка почувствовала соприкосновение с низкими силами, требовавшими её согласия, заставляя умолкнуть её отвращение. Она выслушала замечание с примесью удивления и возмущения, но сдержавшись, ответила, стараясь найти оправдание парню и приписывая совё состояние эмоциональной подавленности. Но по мере того, как приёмный отец давал свободу своему поведению, её энергия для беседы угасла, и она умолкла, как если бы интерес к проблеме внезапно исчез. И в один миг в её голове прошли все горькие впечатления последнего времени… Вот уже несколько месяцев она замечала сдержанное изменение в отцовском поведении. Она смущалась, отдавая себе отчёт в том, как настойчиво смотрит на неё Клаудио. Ей было страшно, хоть она и довольно энергично противостояла своим эмоциям. Она выражала ему свою почтительную любовь признательной дочери, и не ей было пачкать чувства, которые всегда сохранялись незапятнанными, начиная с её розового детства. Она противостояла любым сомнениям. Она боролась, не соглашаясь с тем, что этот мужчина страстно желал её.

Даже так, хоть она и размахивала аргументами против себя самой, необъяснимое ощущение настораживало её разум, призывая сдерживать манеры, которыми Клаудио сейчас окружал её. По самым ничтожным мотивам он преувеличивал своё внимание, произнося двусмысленные фразы.