Секс и судьба - Хавьер Шико - Страница 11

Феликс обобщил, прибегая к словам, которые он раньше уже говорил:

— Мы говорим «путать» в смысле «исправлять», «сокращать». Отметим также, что всякое существо живёт в области ответственности, которую ему устанавливает закон. Понимая, что ответственность одной личности соизмеряется с высшим знанием, которое эта личность уже обрела, нетрудно признать, что обязательства сознания принимают размеры власти, которая была им дана. Один человек с великим полномочиями власти может привести крупные сообщества к высотам прогресса и совершенствования или погрузить их в застой и упадок. Это напрямую зависит от позиций, которые она принимает за добро или зло. Естественно, правители и управляющие всех времён отвечают за то, что они делают. Все должны отдавать себе отчёт о ресурсах, которые им были доверены, и области влияния, которую они получили. Тогда автоматически они пожнут блага и благодеяния или преступления, которые посеяли.

Мы заметили, что Феликс не хочет продолжать пространные философские размышления.

Оставив на лице выражение, которое ясно давало нам понять, чтобы мы придержали все новые вопросы на потом, он подошёл к Клаудио и стал обволакивать его мягким излучением своего нежного и пронзительного взгляда.

Установилось лёгкое ожидание.

Наш благодетель казался взволнованным. Теперь он словно мысленно отдалился во времени. Он погладил шевелюру этого человека, как сделал бы любой врач, полный жалости, ободряющий больного среди менее симпатичных, этого человека, с которым ни Невес, ни я никогда так не сближались.

Но момент сильных чувств был краток, практически незаметен, поскольку брат Феликс снова обратился к нам и со смирением прокомментировал:

— Кто может утверждать, что Клаудио завтра не станет обновлённым человеком, кому суждено будет вершить добро, кто станет обучать спутников, унижающих его? Зачем привлекать к себе отвращение этих трёх существ из-за того только, что они выказали своё невежество и жалкое состояние? И должны ли мы считать, что никогда не нуждались друг в друге? Существуют удобрения, которые выделяют чрезвычайно неприятные испарения. Но они обеспечивают плодородие почвы, что помогает растениям, которые, в свою очередь, в состоянии помогать нам.

Благодетель показал жестом, что пора положить конец разговорам, и с учтивостью призвал нас к работе.

7

Мы вошли в смежную комнату, где обнаружили хрупкую девушку, состояние которой было довольно болезненным. Присев на одной из кроватей, вытянувшихся вдоль стены в чистой и приятной комнате, она мучительно размышляла, что позволило нам ощутить её тайную драму.

Брат Феликс представил её нам. Это была Марита. Владельцы этих мест удочерили её при рождении, двадцать лет тому назад.

Хватило одного взгляда, чтобы я разжалобился, глядя на неё. Роза человеческая, источавшая благоухание юности, эта девушка, почти ребёнок, в задумчивости положив головку на сплетённые руки, казалось, несла на себе весь непосильный груз долгих и мучительных злоключений. Её волнистая шевелюра походила на прекрасную причёску из каштанового бархата. Лицо, словно высеченное из мрамора, с редкой красоты чертами, тёмные глаза, контрастировавшие с белизной кожи, тонкие руки с розоватыми ногтями — всё это представляло собой очаровательный манекен из плоти, внутренний образ которого выдавал напуганного и обиженного ребёнка.

Загримированная печаль, скорбь, скрытая под цветком.

Подчиняясь наставлениям Феликса, я, растроганный, подступил к ней, мысленно прося её рассказать о том, что могло бы просветить нас о событиях в её жизни.

Начиная с контакта с Немезио, наставник предоставлял мне, вероятно, сам того не желая, новый тип анамнеза: мысленно консультировать духовную больную, проявляя мягкое понимание, которым отец обязан владеть в отношении своих детей, чтобы найти способ помочь.

Действуя в одиночку, я вновь выстроил свои эмоции. Я овладел отцовскими чувствами, оживлявшие меня среди людей, и устремил свой пытливый взгляд на это задумчивое создание, представляя себе, что это моя любимая дочь.

Без слов я попросил её довериться мне, чтобы прервать угнетённое состояние, мучившее её. Расскажи мне о своих самых отдалённых впечатлениях. Раскрой мне своё прошлое. Воссоздай в своей памяти всё, что ты знаешь о себе, ничего не утаивая.

Мы желали помочь ей, но ничего не смогли бы сделать, если бы действовали наудачу. Было необходимо, чтобы она открылась нам, вытянув из уголков своей памяти архивные сцены, начиная с самого детства, проявить их на мысленном экране, чтобы мы непредвзято могли проанализировать их для направления помощи, которую постарались бы оказать на месте.

Марита сразу же впитала наш призыв. Не в состоянии объяснить себе причину, по которой была инстинктивно вынуждена вспоминать прошлое, она установила мысленный импульс в точке, откуда получала начальную направляющую нить своих воспоминаний.

В её ауре стали отпечатываться сцены детства, живые, как в кино.

Мы увидели её маленькой, растерянной, в момент, когда она делала свои первые шаги.

И пока перед нами проходили наивные сцены того, что происходило с ней после оставления колыбели, она выстроила невнятные объяснения, отвечая на наши вопросы.

Да, вспоминала она, думая, что говорит с собой, она не была дочерью семейства Ногейра. Её удочерила «донна» Марсия, супруга Клаудио. Её родила девушка, покончившая с собой. Араселия, мама, которую она не знала, была взята на службу этой супружеской парой по случаю их брака, парой, которую судьба навязала ей в виде родителей. Когда она стала достаточно большой, мать Марины рассказала ей, в виде личной доверительной информации, короткую историю простой бедной девушки, давшей ей жизнь. Приехав недавно в эти места в поисках скромного заработка, Араселия была принята в их дом по совету одной из их родственниц. Она была красива, непринуждённа. Она шутила и любила празднества. По окончании своих дел по дому она развлекалась. Благодаря своей экспансивной мягкости и нежности, она быстро завела себе друзей, ходила на прогулки, танцевала. Она была весёлой и общительной, оставаясь при этом трудолюбивой и корректной. Иногда она за полночь возвращалась к себе в комнату, которую семья предоставила ей. Но уже с раннего утра она была на своём рабочем месте. Она никогда не жаловалась. Она всегда была услужливой, используя свою неуёмную энергию на кухне. Именно поэтому, хоть хозяева и не одобряли её не очень пристойные компании, они не чувствовали себя вправе делать ей замечания. «Донна» Марсия всегда была точна в воспоминаниях, касающихся её матери. Она с нежностью вспоминала о ней. Во время рождения Марины, единственной дочери Марсии, они стали близкими подругами. Араселия с удвоенной нежностью и преданностью относилась к ней. Но несмотря на это, именно тогда и произошли большие перемены. Преданная служанка забеременела, она сильно страдала физически. И чем больше хозяева дома просили, чтобы она ответила, кто же ответственен за подобную ситуацию, та лишь плакала, обрывая любую возможность на достойный брак. Естественно, бывая на танцах, она бросалась в различные приключения. Опечаленные хозяева помогали матери-одиночке, как могли, в том числе устроив её в соответствующее учреждение, чтобы ребёнок родился со всем надлежащим уходом.

В этот момент своих горьких воспоминаний девушка остановилась, словно устав от мыслей на эту тему. Вот таким образом Марита появилась на свет.

Глаза её наполнились слезами, словно она сравнивала испытания своей матери со своими собственными. Но, чтобы не отдаляться от нужных нам исследований, я мысленно предложил ей продолжить рассказ.

«Донна» Марсия рассказывала ей, как бы говоря с собой, продолжала она, что Араселия казалась бесповоротно удручённой, когда вернулась домой. Она постоянно плакала, раздражалась, впадала в меланхолию. Никакие советы, включая медицинские, не помогали. В ночь, перед тем, как выпить огромное количество средства от муравьёв, она оживлённо беседовала со своей хозяйкой, и было впечатление, что она идёт на поправку. Но следующим утром её нашли бездыханной, её рука сжимала край колыбели, словно в последний свой миг она хотела попрощаться с ребёнком.