Аптечка номер 4 - Ханов Булат - Страница 7

— Гружу тут вас скромными измышлениями, — сказал Валентин. — А что поделать? Вы мои пленники, а пленников принято развлекать.

— Наверное, на работе не с кем поговорить?

— Именно. Все такие официальные, сдержанные. Снаружи я уважаемый чиновник, координатор образовательных проектов. Строгий и обязательный, в меру инициативный. А внутри — задорный престарелый хиккан.

Я не выдержал и засмеялся. Попытка приобщиться к сетевому сленгу, пусть и с запозданием на целую эру, заслуживала уважения. Получалось неуклюже и обаятельно.

Валентину польстил мой смех.

— Я настолько старый, что расплачиваюсь наличкой. Чтобы очкарики из банка ломали бошки, а на что это Валентин Григорьевич зарплату свою тратит, на какие такие вкусняшки и шмотки.

— Уважуха, — сказал я. — Шифруетесь.

— Эх, молодежь! — с упором на первую «о» воскликнул Валентин. — Как я рад встречать умных ребят и девчонок в нашем угрюмом отечестве! Вот кто по-настоящему интеллигентные люди. А то многие прикидываются интеллигентными, когда сами не такие. Через губу вежливые. Зато как что стряслось, нутро показывают во всей красе. Точнее, во всем безобразии, если по-честному.

В зеркале заднего вида я увидел, как благость разлилась по лицу Валентина. Такое выражение иногда встречалось у преподавателей на парах, когда те отвлекались от плана лекции и вслух размышляли о бытовых мелочах.

— Вы не против, если я вздремну? — спросила Зарема. — Немного.

Валентин ответил кучерявым монологом, суть которого сводилась к тому, что он не только не возражает, но и радикально приветствует, лишь бы доставить нам радость.

Зарема закрыла глаза и опустила подбородок.

Она снова приняла решение за нас двоих — в очередной раз за сегодня. Ловить попутку на Нижний вместо обеда, красть еду в придорожной столовой, навязываться к водителям на заправке. Теперь оставляла меня один на один с трепливым бюрократом, на стенку лезущим от одиночества. Вроде как пустяки, и все же это уязвляло.

Меня — как вежливого слушателя — по-прежнему закармливали житейскими наблюдениями.

— Люблю кататься во Владимир. По долгу, так сказать, работы и вообще. И, видите ли, в голове пометки делаю, как будто в каталог загружаю. В музейный архив моей памяти. Владимир — это региональный центр, княжеская вотчина, с древними традициями и устоями. Из истории русской не выкинешь, не отмахнешься. Разнообразие у нас пострадало. Раньше по улицам много девочек гуляло с разноцветными волосами — зелеными, красными, синими. Теперь такое редко увидишь. Цветов поубавилось в городском облике. Народ смурной стал. Барбершопы позакрывались некоторые, бургерные. Помню, пройдешься по набережной, мороженку съешь, полюбуешься на молодость, на фасоны платьев. А сейчас и платья носят реже, и молодостью не хвастают. Фантазию растеряли, в утиль сдали за ненадобностью. В экологическую обработку. Праздника нет в душе.

Я время от времени поддакивал, создавая видимость диалога.

— В отличие от своих строгих коллег, я молодежную культуру уважаю. Музыку слушаю, приложения качаю модные. Знаете песню «Девушки бывают разные»?

Нейронные связи встрепенулись где-то в укромном уголке моего мозга. Ч то-то из детства, притом явно не из того же ряда, где «Голубой вагон» и «Песенка мамонтенка».

— Девушки бывают разные. Чёрные, белые, красные. Но всем одинаково хочется на что-нибудь заморочиться, — картаво напел Валентин. — Только это все в прошлом. Сейчас девушки одинаковые. И заморачиваются в сто раз сильнее, если не в двести.

Пока Валентин извергал потоки слов, я мысленно сопоставлял его наблюдения со своими. То, что подмечал вокруг я, с большой долей условности можно было бы назвать мнимой подавленностью. Люди запирались в себе и надевали маску апатии, имитировали беспомощность и мимикрировали под роботов, которые не годятся даже на запчасти. Притворялись затем, чтобы их ни в коем случае не признали пригодным для чужих авантюр и не запрягли в одну из них. За показной удрученностью стояла готовность взорваться, дать отпор, саботировать обязательства, которые задним числом пытаются вменить тебе уполномоченные дегенераты, выдающие себя за богоданных начальников.

— Перекусить бы, — произнес Валентин. — Ты как, голоден?

— Спасибо, нет.

— Куда едете хоть?

Я обрисовал план. Карелия, сплав, последние летние деньки.

— Эх, рванул бы с вами! — мечтательно протянул водитель. — Гребля, шашлычок из форели, песни у костра, у. Я, между прочим, выразительно пою, если связки разогреть. В школе у нас рок-ансамбль был, мы играли Юрия Антонова. С гитарами, как и положено. Я, само собой, на вокале, а кто ж еще. Времена, времена. Может, и мне в Карелию двинуть? Вези меня, олень, в свою страну Карелию…

Прежде чем я прифигел от такой перспективы, Валентин зарубил ее на корню.

— Рванул бы, но нельзя. У детишек учебный год на носу. Много проектов и проверок. Если каждый укатит на сплав, жизнь встанет. Долг есть долг. А предложение, конечно, заманчивое. Соблазнительное.

Я воздержался от уточнения, что никаких предложений не делал.

— Давай так поступим. Вы у меня сегодня заночуете, а завтра со свежими силами тронетесь в путь.

Я посмотрел на Зарему. Она сладко спала.

— Что скажешь?

В этот раз выбор оставался за мной. Самое досадное, получалось так не потому, что я наконец проявил волю, а потому, что Зарема устранилась от принятия решений. Опять поступила по-своему.

— Где вы живете? — спросил я. — Далеко от М-7?

— Прямо на трассе, — заверил Валентин. — То есть не буквально на трассе, не подумайте, что я бездомный и вдоль дороги шляюсь. У меня дом есть, вместительный. В селе Лемешки, это под Владимиром.

Точность прогноза Заремы вызывала уважение.

— Не прогадаете. Горячий ужин, просторная кровать, чистое белье. До Карелии вы все равно до утра не доберетесь.

— Почему бы и да? — решил я.

— Вот и отлично! — Валентин просиял. — Люблю гостей в начале мая. И в другие месяцы тоже.

Водитель пустился в рассказ по истории Лемешек. Я пытался слушать внимательно, пока в ход не пошли совсем уже ерундовые подробности вроде цифр по урожайности картофеля.

Перед очередной заправкой Валентин объявил, что собирается отлить в самом цивильном туалете на трассе и съесть батончик мюсли. Ноги у меня не успели затечь, так что я остался в машине. Зарема проснулась и заторможенно перевела взгляд с пустого водительского кресла на дорогу.

— Сегодня в палатке не ночуем, — сказал я. — Валентин позвал нас к себе.

— Зачем?

— Он живет в Лемешках. Село рядом с М-7. Под Владимиром, как ты и загадывала.

— Это ты напросился?

— Сам предложил. Что такого?

Зарема закатила глаза.

— Заметил, какой он странный? Похож на шиза, если честно.

Мне стало обидно за эксцентричного чиновника. В конце концов, он проявил участие и вызвался бесплатно нас подвезти.

— Ты так говоришь, потому что он открытый и добрый, — произнес я. — Если ты любого, кто искренне хочет помочь, записываешь в шизы, то у меня для тебя плохие новости.

Зарема недоуменно подняла брови.

— Надеюсь, ты не боишься со мной в палатке ночевать?

— Ты серьезно?

— Абсолютли.

— Разумеется, нет. Не забудь, я с тобой границу планирую пересечь.

— Это другое.

Я сделал глубокий вдох. Ругаться нам было категорически противопоказано, тем более сейчас.

— Нет, я не боюсь ночевать с тобой в палатке, — подчеркнуто тактично проговорил я, точно знакомя отстающего в развитии ребенка с азами арифмети-ки. — Нам подвернулся случай остановиться у этого благожелательного господина, и я этим случаем воспользуюсь. Тебе тоже советую.

Зарема хмыкнула.

— Повтори, как село называется?

— Лемешки.

Она загрузила карту на телефоне. Мне пришло в голову, что Валентин мог и преувеличивать нашу выгоду. Допустим, село его затерялось в глуши, на геморройном расстоянии от трассы. Или водитель тащил нас в халупу с женой и пятью детьми, которые озвереют от перспективы провести ночь с двумя залетными бродягами.