Восхождение (СИ) - Тыналин Алим - Страница 42

— Да, Иван Михайлович, это правда, — я решил отвечать с такой же откровенностью. — Но не совсем в том ключе, как вам, вероятно, доложили. Речь идет не о подчинении, а о качественном расширении масштаба работ института и придании ему статуса всесоюзного научного центра.

Губкин повертел ручку в руках, обдумывая мои слова.

— Красивые слова, товарищ Краснов. Но конкретику, конкретику давайте. Что именно вы предлагаете?

— Увеличение финансирования в пять раз, — я начал загибать пальцы. — Расширение штата научных сотрудников с восьмидесяти до трехсот человек. Строительство нового комплекса зданий на Ленинском проспекте. Закупка новейшего лабораторного оборудования из Германии и США. Создание экспериментальных полигонов в ключевых нефтяных районах страны.

С каждым пунктом брови Губкина поднимались все выше, но лицо оставалось непроницаемым.

— И все это под вашим руководством? — спросил он напрямик.

— Под нашим общим руководством, Иван Михайлович, — мягко возразил я. — Вы остаетесь директором института и получаете карт-бланш в научных вопросах. Я же беру на себя организационное и финансовое обеспечение, а также координацию с промышленностью.

Губкин хмыкнул, явно не до конца убежденный.

— А в чем причина такого внезапного интереса к нефтяной науке? Почему Орджоникидзе и Сталин вдруг решили выделить такие ресурсы?

— Потому что без науки мы не достигнем необходимого технологического уровня, — я наклонился вперед. — И потому что перед нами открываются грандиозные перспективы. «Второе Баку», Иван Михайлович. Огромный нефтеносный район между Волгой и Уралом.

Губкин усмехнулся, покачивая головой:

— Опять эта красивая сказка. Я слышал и о вашем «Втором Баку», товарищ Краснов. Но как геолог с тридцатилетним стажем должен сказать. Теоретические предпосылки для этого пока весьма сомнительны. Разведочное бурение в том районе дало скудные результаты.

Настал момент раскрыть карты. Я достал из портфеля папку с документами и положил перед академиком.

— Результаты последних геологических исследований, Иван Михайлович. Проведенных по моему заданию за последние три месяца. Обратите внимание на данные структурного бурения в районе деревни Ромашкино. Там уже вовсю ведется масштабная добыча нефти.

Губкин недоверчиво взял бумаги, начал просматривать их, все больше хмурясь. Затем снял очки, протер их, словно не веря своим глазам, и снова углубился в чтение.

— Это невероятно… — пробормотал он наконец. — Если данные верны, то речь идет о гигантском месторождении. Возможно, крупнейшем в мире. Но как… почему наши геологи не обнаружили его раньше?

— Потому что искали не там, где нужно, — мягко ответил я. — Основываясь на устаревших теоретических представлениях о формировании нефтяных залежей. Вы сами писали еще в двадцатом году, что нефть может образовываться не только в антиклинальных, но и в синклинальных структурах при определенных условиях.

Губкин резко поднял голову, удивленно глядя на меня:

— Вы… вы читали мою статью в «Нефтяном деле» за 1920 год?

— Не только читал, но и использовал ваши идеи для поиска новых месторождений, — улыбнулся я. — Ваша теория органического происхождения нефти и миграции углеводородов через пористые породы блестяще подтверждается новыми данными.

Академик медленно откинулся на спинку кресла, не сводя с меня изумленного взгляда. Затем снова склонился над документами, быстро перелистывая страницы, изучая графики и диаграммы.

— Послушайте, но если это правда, если эти данные подтвердятся… — в его голосе послышалось волнение. — Это перевернет все наши представления о нефтеносности Поволжья. Это открытие мирового значения!

— Именно, Иван Михайлович, — кивнул я. — И это лишь начало. Предварительные исследования указывают на наличие целой группы гигантских месторождений в Волго-Уральском регионе. Туймазинское, Шкаповское, Арланское… Теоретические оценки запасов превышают десять миллиардов тонн.

Губкин медленно поднялся из-за стола, подошел к висевшей на стене геологической карте СССР и долго вглядывался в нее, словно пытаясь увидеть скрытые под землей сокровища.

— Десять миллиардов… — пробормотал он. — Это больше, чем все известные мировые запасы вместе взятые.

Он повернулся ко мне с новым выражением лица, смесь научного энтузиазма и профессионального любопытства теперь полностью вытеснила прежнюю настороженность.

— Как вы пришли к этому открытию, товарищ Краснов? Какие методы использовали?

Я был готов к этому вопросу. Сказать правду, что я знал о месторождениях из своего прошлого в XXI веке, невозможно. Но я подготовил правдоподобное объяснение.

— Комплексный подход, Иван Михайлович. Сопоставление геологических, геофизических и геохимических данных. Анализ микрорельефа местности с помощью аэрофотосъемки. И, конечно, экстраполяция закономерностей, выявленных вами в ваших фундаментальных работах.

Это объяснение, кажется, удовлетворило академика. Он вернулся к столу и решительно протянул мне руку:

— Что ж, товарищ Краснов, вы меня убедили. Если ваши данные подтвердятся, это действительно революция в нефтяной геологии. Институт должен быть в авангарде этих исследований. Я согласен на реорганизацию и расширение, под нашим совместным руководством.

Я с облегчением пожал протянутую руку. Первый и самый трудный барьер преодолен.

Губкин, человек старой закалки, не побоялся признать весомость новых аргументов и изменить свою позицию перед лицом научных фактов. Это внушало уважение.

— Предлагаю сразу перейти к конкретным шагам, — сказал я, доставая из портфеля еще одну папку. — Вот план расширения института, включая структуру, штатное расписание, бюджет. Прошу вас ознакомиться и внести коррективы. А завтра предлагаю созвать научный совет для официального утверждения новой программы работы.

Губкин вновь надел очки и углубился в изучение принесенных документов. По мере чтения его лицо все больше оживлялось, а в глазах появлялся блеск энтузиазма.

— Масштабно мыслите, товарищ Краснов, — произнес он наконец. — Очень масштабно. И правильно. Нефть — это будущее страны. А с такими запасами, как вы предполагаете, мы можем стать ведущей нефтяной державой мира.

Мы проговорили еще около двух часов, обсуждая детали предстоящей реорганизации. Губкин, как и полагается ученому, задавал множество точных, порой неудобных вопросов, но постепенно его скептицизм уступал место увлеченности новыми перспективами. К концу беседы он уже сам предлагал смелые идеи и строил грандиозные планы.

— Кстати, Иван Михайлович, — сказал я перед уходом. — В ближайшее время к нам присоединятся несколько выдающихся ученых. Профессор Ипатьев возвращается в Москву специально для работы в институте. Также приезжает Вороножский из Нижнего Новгорода, гениальный, хоть и эксцентричный химик.

— Владимир Николаевич Ипатьев? — Глаза Губкина расширились. — Академик Ипатьев возвращается? Это невероятно! Его работы по катализу основа всей современной нефтехимии.

— Я лично убедил его вернуться, — скромно заметил я. — Перспектива создания первоклассного научного центра и возможность работать на благо родины оказались решающими аргументами.

Когда мы с Головачевым покидали кабинет, Губкин провожал нас уже совсем другим взглядом. Взглядом соратника, готового к большим свершениям.

— До завтра, Иван Михайлович, — сказал я, пожимая ему руку на прощание. — Готовьтесь к бурным дебатам на научном совете. Не все ваши коллеги с такой же легкостью примут новые идеи.

Губкин усмехнулся в бороду:

— Не беспокойтесь, товарищ Краснов. Научные баталии моя стихия. Если данные на вашей стороне, победа будет за нами.

Когда мы вышли на улицу, Головачев тихо произнес:

— Вы его покорили, Леонид Иванович. «Магия Краснова» снова в действии. А ведь говорили, что Губкин упрямый старик, которого невозможно переубедить.

Я улыбнулся, глядя на раскидистые липы, окружающие институт:

— Настоящий ученый, Семен Артурович, всегда открыт новым идеям. Особенно если они подкреплены убедительными фактами. А те, кто называл Губкина упрямым стариком, просто не имели достойных аргументов.