Восхождение (СИ) - Тыналин Алим - Страница 43

На следующий день большой конференц-зал института нефти и газа наполнился до отказа задолго до назначенного времени.

Помимо официальных членов научного совета, около двадцати ведущих ученых, на заседание пришли все сотрудники института, от маститых профессоров до молодых лаборантов. Весть о предстоящей реорганизации и о сенсационных открытиях в Поволжье распространилась со скоростью степного пожара.

Длинный стол, покрытый зеленым сукном, был установлен на небольшом возвышении. За ним должны разместиться члены президиума, Губкин, я и несколько ключевых ученых.

Остальные участники совета сидели в первых рядах на жестких деревянных стульях, а сотрудники института заполнили все свободное пространство, включая подоконники и проходы.

В зале стоял приглушенный гул десятков голосов. Кто-то увлеченно обсуждал слухи о «Втором Баку», другие спорили о целесообразности реорганизации, третьи строили предположения о моей персоне и причинах особого внимания Сталина к институту.

— Идут! — выкрикнул кто-то, и зал мгновенно затих.

Мы с Губкиным вошли в конференц-зал со стороны небольшой боковой двери. За нами следовали ближайшие соратники академика, профессора Лучицкий, Преображенский, Штейнберг и другие видные деятели нефтяной науки. Замыкал процессию Великовский, прибывший специально для участия в совете.

— Товарищи! — громко произнес Губкин, заняв место в центре стола президиума. — Объявляю расширенное заседание научного совета Института нефти и газа открытым. Повестка дня: реорганизация института, новые направления исследований и предварительные результаты геологической разведки в Волго-Уральском регионе.

Академик выдержал небольшую паузу, окидывая взглядом притихший зал, затем продолжил:

— Прежде чем мы перейдем к обсуждению, я хочу представить вам товарища Краснова, директора-распорядителя недавно созданного объединения «Союзнефть» и инициатора предстоящих преобразований. Прошу вас, Леонид Иванович.

Я поднялся с места и обвел взглядом собравшихся. Десятки пар глаз смотрели на меня с любопытством, недоверием, настороженностью и, иногда, с надеждой.

— Товарищи ученые, — начал я спокойно и уверенно. — Страна стоит на пороге великих свершений. Индустриализация требует энергетических ресурсов, и нефть становится решающим фактором в этой борьбе. Но текущий уровень добычи и переработки нефти не соответствует растущим потребностям народного хозяйства. Необходим качественный рывок как в объемах, так и в технологиях.

Я сделал небольшую паузу, а затем продолжил, повышая голос:

— Этот рывок невозможен без фундаментальной науки. Без вас, товарищи. Именно поэтому правительство и лично товарищ Сталин приняли решение о преобразовании Института нефти и газа во Всесоюзный научно-исследовательский центр с многократно увеличенным финансированием и расширенными полномочиями.

По залу пронесся удивленный шепот. Некоторые ученые старшего поколения недоверчиво переглядывались, а молодежь явно воодушевилась от перспектив.

— Институт получит новый комплекс зданий, — продолжил я, развивая успех. — Современнейшее оборудование, в том числе импортное. Штат увеличится в несколько раз. Будут созданы экспериментальные базы во всех нефтедобывающих регионах страны. И все это под неизменным научным руководством Ивана Михайловича Губкина.

Последняя фраза вызвала первые аплодисменты. Большинство сотрудников искренне уважали академика и беспокоились о его судьбе в свете грядущих перемен.

Я сделал приглашающий жест, и в зал вошли мои помощники с пачками размноженных материалов:

— Перед вами подробный план реорганизации, включая новую структуру института, бюджет, штатное расписание. Прошу ознакомиться и высказать свои соображения.

Пока сотрудники разбирали документы и погружались в чтение, в дальней двери возник силуэт нового участника. Мгновенно узнав его, я не сдержал улыбки и громко объявил:

— А вот и еще один участник нашего совета! Рад представить вам академика Ипатьева, Владимира Николаевича, вернувшегося в Москву для работы в нашем институте.

Зал взорвался аплодисментами. Владимир Николаевич Ипатьев, невысокий пожилой человек с аккуратной седой бородкой и пронзительными глазами, был легендой российской и мировой науки.

Его работы по катализу и гетерогенным реакциям заложили основу всей современной нефтехимии. В последние годы он нацелился уехать в США, где ему предлагали руководить исследовательской лабораторией, но мне удалось убедить его остаться, гарантировав беспрецедентные условия для работы.

Ипатьев скромно кивнул в ответ на овацию и занял свободное место в президиуме рядом с Губкиным. Два патриарха нефтяной науки обменялись крепким рукопожатием, демонстрируя единство старой научной школы.

— А теперь, товарищи, к самому главному, — я дождался, пока стихнет шум в зале. — К тому, ради чего мы все здесь собрались. «Второе Баку» — огромный нефтеносный район между Волгой и Уралом, способный кардинально изменить энергетический баланс страны.

Из первого ряда поднялся сухощавый профессор с бородкой клинышком. Преображенский, известный геолог и один из ближайших соратников Губкина.

— Позвольте, товарищ Краснов, — произнес он высоким голосом. — Я участвовал в геологических экспедициях в Поволжье еще в 1926 году. Результаты были, мягко говоря, неутешительные. Пробуренные скважины дали лишь незначительные притоки нефти, не представляющие промышленного интереса. На каком основании вы говорите о «Втором Баку»?

— На основании новейших геологических данных, товарищ Преображенский, — спокойно ответил я. — Вот результаты структурного бурения в районе деревни Ромашкино, проведенного в прошлом и этом году. Нефтеносные пласты залегают на глубине от тысячи шестисот до двух тысяч метров, — пояснил я. — Значительно глубже, чем предполагали ваши экспедиции в двадцатые годы. Кроме того, структура залегания пород в этом районе имеет сложную конфигурацию, с многочисленными ловушками и экранами.

— Это… это невероятно, — пробормотал Преображенский. — Если данные верны, речь идет о месторождении-гиганте.

— Данные не просто верны, — я сделал акцент на последнем слове. — Они подтверждены фактической добычей. Скважина №8 в Ромашкино уже дает суточный дебит более ста тонн высококачественной нефти.

Новая волна удивленных возгласов прокатилась по залу. Теперь даже самые скептически настроенные ученые вынуждены признать весомость приведенных доказательств.

В этот момент дверь конференц-зала снова распахнулась, и на пороге появился молодой человек в помятом полевом костюме, с рюкзаком за плечами и папкой чертежей под мышкой. Его лицо раскраснелось от быстрой ходьбы, а глаза лихорадочно блестели от волнения.

— Прошу прощения за опоздание! — выпалил он, окидывая взглядом зал. — Только что с поезда.

— Архангельский, — представил его Губкин, слегка улыбаясь в бороду. — Андрей Дмитриевич, наш молодой, но весьма перспективный геолог. Он возглавлял последнюю экспедицию в Поволжье.

Архангельский, невысокий крепкий парень с открытым русским лицом и смелым взглядом серых глаз, торопливо прошел к президиуму, раскланиваясь со знакомыми по пути.

— Разрешите доложить, товарищи! — он говорил, слегка задыхаясь от волнения. — Самые свежие данные из Ромашкино. Там пробурили еще две скважины. Обе дали фонтаны! Дебит первой — сто двадцать тонн в сутки, второй — около ста пятидесяти!

Зал взорвался возбужденными восклицаниями. Ученые вскакивали с мест. Спокойствие академической дискуссии уступило место научному ажиотажу.

Я усмехнулся про себя. Рихтер еще два дня назад сообщил мне эти данные по телеметрической связи.

Архангельский тем временем раскатал по столу президиума большую карту:

— Вот предварительный контур нефтеносности, товарищи. По нашим расчетам, площадь Ромашкинского месторождения превышает четыреста квадратных километров!

— Четыреста километров? — переспросил Преображенский, подходя ближе. — Но это же одно из крупнейших из известных науке месторождений!