Крафтер (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич - Страница 50

Где-то сверху донёсся крик Настасьи:

— Опять грохот! Вы там мосты строите⁈

— Хуже! — крикнул я в ответ. — Социальную жизнь!

Утюг фыркнул паром, а Доска скрипнула в такт. Похоже, они смеялись.

Из-за того, что я изрядно потратился, резерв в моем источнике окончательно прохудился. Завтра нужно будет хорошенько оттянуться где-нибудь… Без надоедливых глаз княгини.

Я отправился в спальню, и лестница на второй этаж оказалась вдруг длиннее тропы на вершину Эльбруса. Каждая ступень скрипела укоризненно, будто напоминала: «Ты же обещал себя беречь». Я тащился, цепляясь за перила, как пьяный тролль после драки. Голые ноги, покрытые бетонной пылью и следами магических ожогов, оставляли на ступенях узоры, достойные музея современного искусства.

Спальня встретила хаосом: плащ валялся на люстре, перчатки торчали из-под кровати, а на столе красовалась кружка с засохшим зельем, похожим на лаву. Но кровать, широкая и мягкая, казалась сейчас объятиями матери.

— Ну хоть ты меня не предашь, — пробормотал я, плюхаясь в одежде на простыни. Ноги тянули вниз, как якоря, но сил закинуть их на матрас не было. Грязь с пяток осыпалась на ковер, рисуя карту моих сегодняшних «подвигов»: тут стройка, там подвал, тут големы…

Я уткнул лицо в подушку, пытаясь заглушить гул в висках. Веки налились свинцом, но мозг, предатель, продолжал крутить кадры дня: плита на ноге строителя, ругань ручки, утюг с его грустным паром…

— Завтра, — пообещал я вслух пустоте, — куплю себе гамак. Или гроб. Что дешевле.

Сон налетел внезапно, как вор, крадущий последние крохи сознания. Последнее, что я успел подумать — «Хорошо, что Плюм рядом.» — но мысль оборвалась, растворившись в чёрной бездне.

Рука свесилась с кровати, пальцы едва касались пола. Где-то вдали, сквозь сон, донёсся скрип гладильной доски и шипение Утюга — видимо, их отношения переходили в новую стадию. Ручка на подвальной двери материлась вполголоса, но её слова тонули в храпе, который уже раскатывался по комнате, как гром.

Даже сны не стали убежищем. Мне снилось, что я гладил дракона тем самым Утюгом, а Караваев подавал мне пиво через решётку темницы. Но хоть во сне — отдохнул…

Профессионалы не оставляют следов. Не хрустнет пол под ногой, не скрипнет дверь — только тень, скользящая по стенам, как дым. «Тень» — так звали его в гильдии убийц… Он проник в дом через окно гостиной, даже не шелохнув занавеской. Его костюм, черный, как совесть демона, сливался с мраком. В руке мерцал клинок из эфирной стали, рассекающий не только плоть, но и чары.

Он бесшумно проскользнул в коридор. В соседней комнате горел свет. Тень прижался спиной к стене, сел на пол и через маленькое зеркальце, заглянул внутрь.

У плиты стояли двое — мужчина в заправленном фартуке и женщина с ложкой в руке. Они даже не догадывались, что над ними уже натянута незримая петля.

— Наверняка, опять в подвале ковыряется, — проворчала она, помешивая густой суп. — Ночью бы спал, как люди.

— Барин… своеобразный, — осторожно ответил мужчина, полируя бокал. — Но без его «ковыряний» мы бы до сих пор соломой крышу кроили.

Тень усмехнулся в темноте. «Своеобразный» — значит предсказуемый. Дверь в подвал станет последним шагом этой миссии. Караваев не прощает ошибок, — напомнил он себе, вспоминая ледяной взгляд нанимателя. Тот требовал голову «барина», а за провал обещал вырезать ему сердце.

Он двинулся бесшумно, огибая скрипучую доску у двери. Тень за спиной плыла следом, словно верный спутник. Лестница к подвалу зияла в конце коридора. Несколько секунд тишины, и он уже спускался по ступеням к двери. Убийца достал отмычки, но ручка внезапно дёрнулась.

— О, смотри-ка, — прошипела она, словно глотнув раскалённого пепла. — Крыса в доме. Пошел нахрен отсюдова!!!

Тень подскочил, как ужаленный. Артефакты с интеллектом считались невероятной редкостью в этом мире… Он и не думал, что у какого-то обедневшего дворянина окажется подобный. Но отступать было поздно.

— Заткнись, железяка, — Тень приставил клинок к замочной скважине. — Или станешь мусором.

Ручка заскрежетала, будто перемалывая камни.

— Ты⁈ Назвал⁈ Меня⁈ МУСОРОМ!!! — её голос взвизгнул. — Я пережила трёх хозяев! А ты…

Клинок вонзился в скважину, но ручка рванулась вверх. Дверь распахнулась, и из щели брызнула молния — ядовито-фиолетовая, как слюна демона. Тень отпрыгнул, но заряд ударил в клинок. Эфирная сталь раскалилась докрасна, прожигая перчатку. Оружие выпало из руки, рассыпавшись пеплом.

— Не нравится? — захихикала ручка. — У меня ещё есть!

Вторая молния прожгла броню из адаманта и титана, расплавив её, как воск. Тень рухнул на пол, тело содрогнулось в предсмертных судорогах. Караваев… он меня убьёт… — мелькнуло в сознании, но третья вспышка выжгла мысли вместе с плотью.

Утром женщина обнаружила у двери чёрное пятно.

— Опять барин экспериментировал? — буркнула она, заливая пол уксусом.

Ручка невинно подмигнула, смахивая искорки с резьбы.

В гигантской башне имперского небоскреба собрались тени. Не люди, а силуэты в капюшонах, лица которых были скрыты под масками с номерами вместо черт. На столе, застеленном чёрным бархатом, горел единственный магический светильник. Его свет отражался на золотых монетах, выложенных в форме круга.

— Двести тысяч, — прошипел Голос №4, швырнув на стол фотографию Морозова. На снимке он стоял на пирсе, обнимая за талии двух красоток. — И это теперь стартовая цена.

— Смешно, — Голос №7, женский, с хрипотцой курильщицы, ткнул ножом в фото. — Все наёмники провалились. По словам последних очевидцев он разделался с ними голыми руками. Думаете, следующие убийцы будут лучше?

В углу заскрипела дверь. Вошёл курьер — тощий подросток с перебинтованной рукой. Швырнул на стол газету. На первой полосе: «ТАИНСТВЕННЫЙ ХУДОЖНИК ПРЕВРАТИЛ ГЕТТО СЕВАСТОПОЛЯ В ГАЛЕРЕЮ!». Фото прекрасного дракона занимало полстраницы.

— Его уже называют «художником», — пробормотал Второй, листая газету. — Он будто бы насмехается над нами, наслаждаясь своей никчемной жизнью!

— Пока он может себе это позволить, — встрял четвертый номер. — Видели, что он сделал с Медведем? Тот теперь чуть ли в штаны не мочится при его имени.

В тишине зазвенел смех Третьего — холодный, как лед в январе.

— Просто нужно поднять ставку до полумиллиона. Пусть за ним охотятся не только наёмники, но и отчаявшиеся романтики. — Он бросил в центр стола медальон с изображением волка. — И надо бы распустить слух о том, что в этих своих художествах он решил оскорбить весь преступный мир. Уголовники сами захотят его порешить. Предложите такой вариант заказчикам.

Курьер, всё ещё дрожа, протянул ещё один лист — скриншоты из соцсетей. Хештег «Любовные артефакты Морозова — просто пушка!» уже триндел во всех поисковиках. В самых крутых сообществах вирусились комментарии: «Это магия!», «Он спасает город от серости!», «Где продают такие баллончики⁈».

— Идиоты, — проворчала Седьмая. — Восхищаются тем, кто через неделю будет гнить в канаве.

— Не важно, — Четвертый поднялся, его тень упёрлась в потолок. — Чем выше его слава, тем дороже падение. А мы продадим его голову втридорога, когда её принесут. На кону наша репутация.

После этих слов они растворились, как дым. На столе остались монеты, распечатки и одинокая газета с самодовольной ухмылкой Морозова на первой странице.

Проснулся я от того, что Плюм устроил на моей груди бой подушками с собственным хвостом. Его магическая шёрстка отсвечивала в лучах утреннего солнца, пробивавшихся сквозь щели ставней.

— Слезай, меховой паразит, — буркнул я, выдергивая из его пасти клочья простыни.

Питомец фыркнул, прыгнул на комод и принялся вылизывать лапу, будто демонстрируя, насколько ему плевать на мой режим. Внизу уже пахло жареным беконом и корицей — Настасья, видимо, догадалась, что после вчерашних битв мне требуется калорийная реабилитация.