На грани миров (ЛП) - Джонс Даринда - Страница 3

Брошенный и беззащитный. В мире не было других слов, заставлявших меня чувствовать себя более неловко.

Три дня.

Ладно, может, еще слово «сифилис».

У меня было три дня, чтобы решить.

И поныть.

Я повернулась к дому, известному как Персиваль, еще раз хорошенько взглянула на то, что оставила мне женщина по имени Рути Гуд, которую я никогда не встречала, затем забралась обратно в Букашку и припарковала ее на подъездной дорожке Персиваля.

В моей жизни было много странного и необъяснимого. Я словно притягивала странности. Бесчисленные друзья и коллеги отмечали, что, если в радиусе десяти миль есть нестабильное разумное существо, оно, в конце концов, найдет дорогу ко мне. Собака. Кот. Женщина. Мужчина. Игуана.

Однажды мне пришлось разыскивать родителей малышки, которая думала, что я ее умершая тетя Люсиль. Тетя, которую она никогда не встречала, по словам вышеупомянутых родителей.

Все называли таких поклонников, за неимением лучшего слова, странными. Я называла их очаровательными. Причудливыми. Эксцентричными.

Однако, это наследство стало просто финальным аккордом. Мне завещали только одну вещь, и это было, когда Грег Санчес вручил мне свой недоеденный рожок мороженого за секунды до падения в вулкан.

Та поездка плохо кончилась.

Я схватила сумку и снова остановилась, чтобы получше рассмотреть Персиваля.

Он уже забрался ко мне в сердечко, черт его побери. У меня слабость к задумчивым красавчикам. Мрачным, с глубоко спрятанными шрамами, к тем, кто выглядит так, будто сражался в тысяче битв. Персиваль определенно соответствовал всем требованиям.

Наполнив легкие свежим воздухом Новой Англии, воздухом, пахнувшим дымом горящих поблизости очагов, я подошла к входной двери Перси, вынула ключ из сумки, которую отдала мне миссис Рихтер, и вошла внутрь.

Я остановилась прямо в фойе, чтобы мы с Перси могли поболтать.

— Ладно, Перси, — произнесла я вслух, чувствуя себя немного глупо. — Не возражаешь, если я буду звать тебя Перси? — Я дала глазам время привыкнуть к полумраку внутри дома. — Похоже, здесь только ты и я.

Конечно же, стоило мне это произнести, как черный кот, который выглядел так, будто сам прошел через парочку сражений, промчался мимо моих лодыжек и запрыгал вверх по лестнице, будто его хвост был в огне. Я издала визг, которому бы позавидовала стая дельфинов, и поспешила закрыть дверь, пока другие лесные существа не решили к нам присоединиться.

Затем я вернулась, чтобы рассмотреть полностью, что именно Перси мог мне предложить.

Хотя миссис Гуд скончалась всего три дня назад, кто-то предусмотрительно накрыл мебель белыми простынями. Тем не менее, все поверхности были покрыты пылью, а легионы пауков обосновались в углах и вдоль стен, если судить по их серебристым паутинкам. Это делало дом еще более жутким.

Половицы заскрипели, я увидела пыльные деревянные полы и темно-серые стены. Даже потолки были выкрашены угольным цветом, в том числе декоративная лепнина в виде короны и изящных паутинных арок.

Я сделала осторожный шаг ближе к большому залу. Он был огромным, с одинаковыми лестницами по обеим сторонам, ведущими на общую площадку. Хотя Персиваль и утратил часть своего изначального лоска, в свое время он был потрясающе гламурен. Хорошая чистка и несколько сотен галлонов краски, и, кто знает, кем он снова может стать.

Прогулка внутри этого монолита не была похожа ни на что, когда-либо ощущаемое мною раньше. Прилив адреналина прошел сквозь меня, не оставив ни одну клетку нетронутой. Наступило убаюкивающее спокойствие. Вместе с чувством ностальгии, которое не имело смысла. Я вспомнила что-то такое, одинокое и прекрасное, а ведь ни разу не выезжала за пределы Аризоны.

Перси это тоже почувствовал. После первоначальной дрожи недоверия он, казалось, окутал меня теплым плащом. Реально теплым.

Я поняла, что он горяч. Слишком горяч, тем более, что, по словам фиолетовой пожирательницы людей, здесь никто, кроме миссис Гуд, не проживал. Дом должен быть пуст. Кто поддерживал тепло?

Мой телефон зазвонил, жесткий звук показался неуместным в таком чудесном памятнике минувшим дням.

Я нажала на зеленую кнопочку и ответила:

— Ты не поверишь, какое это прекрасное место.

Моя лучшая подружка меня проигнорировала.

— Во что я не могу поверить, так это в то, что ржавое корыто, которое ты зовешь машиной, сумело проделать такой путь.

Аннетт Осмунд была моей лучшей подругой с тех пор, как мы вместе изучали биологию у Тренера Тига в старшей школе. Именно копна кудрявых каштановых волос и красные очки «кошачий глаз» поначалу привлекли меня к ней. А ее причудливая оксюморонная личность — непочтительная, но теплая — заставляла меня возвращаться к ней снова и снова. У нас возникла мгновенная связь, как будто наши души знали, что мы будем лучшими подругами и более чем двадцать пять лет спустя.

Я прошла в боковую комнату. Комнату, которую моя предшественница могла бы называть салоном или будуаром. Я прочитала достаточно исторических любовных романов, чтобы у меня просто закружилась голова, эмоции бежали по позвоночнику и выливались на кончики пальцев.

— Ржавое корыто? — переспросила я потрясенно. — Ты имела в виду мой винтажный мятно-зеленый «Фольксваген-жук»?

— Прекрати.

Я подавила смешок.

— Что? Ты что-то имеешь против моего винтажного мятно-зеленого «Фольксвагена-жука»?

— Я не шучу.

— Ты ее не уважаешь. Что мой винтажный мятно-зеленый «Фольксваген-жук» тебе вообще сделал?

— Я клянусь Богом, Дэфни, если ты произнесешь «винтажный мятно-зеленый «Фольксваген-жук» еще раз…

— Винтажный мятно-зеленый «Фольксваген-жук» еще раз. Когда твой самолет приземляется?

— Никогда. Я бросаю тебя в час нужды.

Я резко остановилась, задержав пальцы на искусно вырезанном куске лепнины.

— Ты знаешь, что я могу найти тебе замену.

Она фыркнула:

— Нет, не можешь.

— В моей жизни есть и другие люди.

— Нет у тебя никого.

— Некоторых из них можно легко повысить до друзей.

— Неправда.

— Ты относишься к этой должности несерьезно.

— Не…. Ладно, это вполне справедливо.

Я крутанулась вокруг своей оси, голова кружилась от радости, вдохновения и болезненного чувства страха. Даже если я смогу содержать дом, у меня никогда не получится уделять ему то количество внимания, в котором он так отчаянно нуждался. У меня просто не выйдет.

— Этот дом великолепен, Нэтт. Он древний, сырой и пыльный, но в нем столько потенциала.

— Прямо как у твоей вагины?

— Странно, что, хотя миссис Гуд скончалась всего три дня назад, кажется, будто никто не бывал здесь уже много лет.

— О, точнехонько как в твоей вагине!

Она тихо сказала что-то баристе, пока я, проходя через лабиринт смежных комнат, оказалась на кухне. Часть нее была настолько устаревшей, что казалась совершенно раритетной. Другая часть выглядела совершенно новой, с техникой, за наличие которой в своем ресторане я бы убила. Странное сочетание старого и нового, и каждый дюйм выглядел прекрасно.

— Знаешь, — сказала я, когда она вернулась на линию, — мою вагину посещали много раз за эти годы.

Я остановилась, чтобы получше рассмотреть дровяную печь, которой явно не пользовались уже много лет. Никогда не видела такую в реальной жизни.

— Ага-ага.

— Много, много раз.

— Как мой Домик Мечты Барби.

Я пораженно выдохнула:

— Ты сравнила мою вагину со своим Домиком Мечты?

— В общем, да. В реальном мире они оба одинаково бесполезны.

Мою вагину никогда еще так не оскорбляли за всю ее вагинальную жизнь.

— Ее очень часто посещали! Больше раз, чем Тадж-Махал!

— Рада слышать.

— Больше раз, чем США.

— Кого ты пытаешься убедить?

Я дико жестикулировала, не указывая ни на что конкретное.

— Да она использовалась чаще, чем Кардашьяны вводят пин-коды на картах!

— Продолжай петь, Белоснежка.

О-о, ну это была последняя капля.