Королевская кровь-13. Часть 1 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 18

— Я изучил все, что ты сделала, пока меня не было, — продолжил он так, будто и не звучало ничего про детей. — Под твоим влиянием страна меняется. Я чту традиции и уважаю предков, но, когда все живут так, как десять, двадцать, сто лет назад, начинается застой. А сейчас тебя слушают и не смеют перечить, слишком многим обязаны тебе. И под это примут любые реформы. Даже если ты заменишь Ульсена по посте начальника разведки лет через двадцать.

— Я думала об этом, — засмеялась Поля. — Но, видишь ли, как-то получается так, что если я пойду учиться на внешнюю разведку, мне придется работать против своих сестер.

— Это так, — признал он, улыбаясь ей в щеку.

— Поэтому либо внутренняя безопасность, либо по военной части. Может, стану ректором военной академии, в которой будут учиться и девушки? Или первой женщиной- генералом Бермонта?

Она и шутила, и была серьезна, и прислушивалась к Демьяну — не остановит ли он ее сейчас? Но он лишь улыбался, и она понимала, что в таком состоянии он согласится на что угодно.

— Все, что захочешь, Поля, — подтвердил он ее мысли.

Под утро в бункере недалеко от Иоаннесбурга наконец-то окончательно проснулась и Люджина Дробжек. Ее после боя у бункера и истощения, после того как она только благодаря Катерине Симоновой не потеряла ребенка, ввели в виталистический сон. Она уже просыпалась на какие-то промежутки, видела Игоря — он был рядом или приходил, когда ему сообщали, что она очнулась. Люджина в эти пробуждения была как в тумане — она ела, слушала какие-то новости, даже ходила в уборную — и засыпала снова.

Сейчас ей было очень хорошо, легко и не больно. И только на дуще было тягостно.

Она лежала на спине, и стоило ей осознать себя, как руки ее, вновь истончившиеся от выеденного до предела резерва, с питательной капельницей в локтевом сгибе одной из них, тут же скользнули на живот. Ребенок тут же, как почувствовал, защекотал изнутри, и Люджина откинула голову на подушку. По щеке поползла слеза, вторая, и она сжала губы, прикрывая глаза.

Рядом раздались шаги. На ее руку легла рука, ко лбу прижались губы.

— Мне кажется, я никогда не видел тебя плачущей, — проговорил Игорь, приседая у ее кровати.

— Было, — прошептала она, и он покачал головой, сжал ее руку. — Но я почти не умею плакать. Сколько времени прошло, Игорь?

— Больше суток. Сейчас седьмое мая, десять семнадцать утра. Как ты чувствуешь себя?

— Как будто вокруг все нереально. Но это еще последствия перегруза и шока.

Лицо его было близко и она смотрела на него, на серо-голубые глаза, морщины у глаз, светлые волосы.

— А вот ты выглядишь ужасно, — пробормотала Люджина с ироничной неловкостью. — Ты ложился спать с того момента, как усыпили меня?

— Да, но урывками, — признался Стрелковский. — Много работы было у бункера, потом начался слом стихий и бой богов и тоже было как-то не до сна.

— Понятно. Я все пропустила, даже не знаю, радоваться или жалеть об этом, — проговорила она. — Но мне ведь не показалось спросонья? — спросила она. — Ты ведь говорил об этом, когда я просыпалась в прошлый раз. Все же закончилось?

— Все хорошо, — ответил он. И притянул ее к себе, обнял. — Мне кажется, я уже привыкаю постоянно обнимать тебя на больничной койке, Люджина.

— Плохая привычка, — слабо улыбнулась она. Прислушалась к себе. Ей было тепло и хорошо, оттого, что он рядом, но состояние дереализации, будто некоей тоскливой отстраненности не отпускало. И сердце потягивало.

— Ты, конечно, невероятной отваги человек, — продолжил он шептать и поцеловал ее в висок.

— Мне было очень страшно, Игорь, — покачала она головой. И горло сдавило, и еще одна слеза скользнула по щеке. Хотелось заплакать, но не получалось — слезы словно сдерживала невидимая преграда.

— И мне, — ответил он и сжал ее сильнее. — И за тебя, и за ребенка. Я бы с ума сошел, если бы потерял еще и тебя.

Это «еще» повисло над ними прошлым, которое уже не разделяло, а объединяло.

— Ну тогда, — сказала она строго, — навсегда запомни, что это взаимно.

Они посидели, обнявшись, в тишине больничной палаты, в которой никого кроме Люджины и Игоря не было.

— Что будем делать? — спросила она.

— Ты о сегодняшнем дне или вообще?

— Пока о сегодняшнем, — усмехнулась она, продолжая ощущать себя как будто раздвоенной: страх и горечь уходили, растворялись рядом с человеком, которого она любила, и они же словно сковывали ее ледяным панцирем, старались утянуть в равнодушие.

Игорь внимательно посмотрел на нее.

— Я сейчас сообщу Тандаджи, что ты проснулась, и буду ждать от него отмашки. У нас были проблемы со связью, несмотря на прямую подземную линию между Зеленым крылом и бункером. Но тут были такие стихийные возмущения и электромагнитные помехи, что только к вчерашнему вечеру удалось восстановить связь. Он обещал, что организует нам Зеркало до Зеленого крыла. А оттуда можно напрямую домой, отдыхать.

— Я уж наотдыхалась, а вот тебе надо бы поспать, — проговорила Люджина, осторожно поглаживая Игоря по шее и спине. Он тоже расслаблялся в ее руках.

— Вот и споешь мне колыбельную.

Она усмехнулась.

— Ты совсем расклеился, да, шеф?

— Я просто рад, что ты пришла в себя, — ответил он. — И что с тобой все хорошо. Ведь хорошо, Люджина? Я вижу, что ты какая-то… заторможенная?

— Это шок, — повторила она. — Все пройдет.

Он еще раз внимательно посмотрел на нее. Кивнул.

— Сейчас я позову врачей, пусть проведут все нужные процедуры, снимут капельницу, и я пойду тебя кормить. А потом — в город.

Александр Свидерский, бодрый, подтянутый и морщинистый, разбудил Вики и Мартина, когда на Тафию сквозь снежную завесь, опускающуюся прямо из голубого неба, пробивалось яркое солнце, делая ее радужной, невыносимо сияющей. Точнее, будить-то он пришел Вики, но увидев, как ее обнимает во сне Март, выдохнул с облегчением и потер кольнувшее сердце. А затем, опустившись в кресло, проговорил:

— Интересно, после воскрешения ты по-прежнему будешь ненавидеть просыпаться по утрам?

— Тебе бы все гипотезы проверять, — не открывая глаз, проворчал Мартин. Зевнул. Вики, улыбаясь, перевернулась лицом к Саше, сонно заморгала и снова прикрыла глаза — очень ярко было. — Почему из нас всех ты самый бодрый, а?

— Я вовремя выпросил у Владыки Нории накопителей, — усмехнулся Свидерский. Положил на стол два крупных рубина. — Это вам, почти полные, пользуйтесь. Вики, все, что ты мне дала, пусты.

— Мои вообще рассыпались в пыль, — сказала она со вздохом. — Придется объясняться с хранительницами дворца Инландеров. Но это мелочи, Алекс.

Мартин тем временем сел, потер кулаками глаза, снова зевнул с нарочными завываниями. Посмотрел на Алекса.

— А ты как и не изменился, — хмыкнул он, — что прошлым летом шаркал, что в это лето входишь с седой щетиной. Родная, пусти-ка своего старичка обнять этого двужильного боевика, — попросил он у Вики, и она, посмеиваясь, подтянула ноги, глядя, как, покряхтывая, супруг поднимается.

— С прошлого лета как пять жизней прошло, — заметила Виктория, с расслабленной теплотой глядя, как обнимаются два близких ей человека крепко, по-братски.

— Хорошо, что нам не придется хоронить и тебя, Март, — проговорил Алекс, отступая и разглядывая друга в длинной, до пят, местной рубахе, которая на нем смотрелась как забавная ночнушка. — Как чувствуешь себя? Жрец сказал, что ты очнешься только через сутки.

— Хорошо, что и он может ошибаться, — с намеком сказал барон. — А чувствую себя, как развелина, Сань, — и он продемонстрировал дрожащие руки. — Чесаться и коктейли взбивать хорошо, а остальное — не очень. Восстановимся, куда денемся. У тебя это сколько заняло в прошлый раз, неделю?

— Дней десять, — ответил Алекс. — Но я накачивался Максовыми стимуляторами.

— Ну тогда рассчитываем на две-три недели. Не хочу стимуляторов, организм и так на пределе, пусть резерв восстанавливается естественным путем. Ну и накопителями подкачаем. Так что в Лесовину придем сами. Ты, кстати, завтракал?