Королевская кровь-13. Часть 1 (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 17

— А это тебе, — сказала Каролина, подавая ей два листа. На одном Алина сидела на лавочке у незнакомого ей одноэтажного дома, завернутая в плед и пила чай из большой кружки, и смотрела на растущие вокруг дома дубы. А на второй она, безвольно свесив крылья, запрокинув голову, лежала на руках Макса, а он, прижимая ее к себе, с лицом, искаженным близкой целью, яростью и надеждой, рвался на крыльях вперед.

— Спасибо, — прошептала Алина, вновь глотая слезы. Она совсем ослабела от этих долгих посиделок, но ничто бы не заставило ее сдвинуться с места. — Кариш, ты если еще что увидишь про меня, ты обязательно скажи, ладно?

— Обязательно, — серьезно сказала еще одна повзрослевшая Рудлог. — Я убедилась в том, что судьбу можно изменить, Алина. Только надо верить и очень стараться. А теперь у меня остался один вопрос, — она обвела всех взглядами. — Почему это вы все уже вернули свою внешность, а я — нет?

— Скоро вернешь, — пообещала Василина и покраснела из-за любопытствующих взглядов. — Да, я уже научилась видеть всякие заклинания в ауре. То, которое заставило нас измениться, у тебя уже почти рассеялось, Каролина. Это дело нескольких месяцев максимум.

Сестры еще о чем-то говорили, и их голоса становились все отдаленнее. Алина прижималась к отцу, прикрыв глаза, чувствуя тепло со всех сторон, — и так и задремала рядом с ним под мерный разговор и тихо падающий снаружи снег, в котором плыли над дорожками парка волшебные желтые фонарики.

Друзья, следующая глава — в понедельник 13 января вечером. Тогда же откроется подписка. Если вдруг случится форс-мажор, я всегда предупреждаю в комментариях, что главы не будет.

ГЛАВА 4

Полина

Поля вернулась в Ренсинфорс, когда часы по бермонтскому времени уже шагнули за девять вечера. По времени Пьентана они вообще разошлись заполночь, когда Каролина уже вовсю зевала, а Алина час как спала на плече у отца, хотя по Иоаннесбургу было-то всего пять дня.

— Врачи говорят, она первые недели будет спать чуть ли не по двадцать часов в сутки, — проговорила Василина, — у нее сейчас организм истощен как после сильной болезни.

— Оставьте ее здесь хотя бы до завтра, — попросил Святослав Федорович. — Пусть поспит под покровом Ученого. Тут так много силы Ши, что даже самая измучившаяся душа обретет покой.

— Наверное, ей лучше все же вернуться в свою комнату, — покачала головой Василина. — Там у нас рядом лазарет, врачи подготовлены к тому, какая помощь ей может понадобиться. И с завтрашнего дня у нее процедуры, капельницы…

— Нет, отец прав, — поддержала Святослава Ани. — Здесь действительно хорошо тем, кто не в ладу с собой. Пусть побудет хотя бы ночь. Захочет — побудет еще и уйдет с тобой после коронации. Нет — отец проводит ее к нам завтра.

— Здесь хорошо, — согласилась Марина расслабленно. — Я бы и сама здесь осталась на недельку или две. Но муж заскучает. А когда Люку скучно, он творит… всякое.

Старшие сестры почти одинаково усмехнулись, на удивление доброжелательно.

Поле и самой нужно было к мужу, и потому она, подождав, пока с помощью слуг Алинку осторожно отнесут в гостевую комнату, обняла отца и со старшими сестрами прошла во дворец Рудлог. Там они еще заглянули к Мариану и племянникам, попрощались с ними, с Василиной, — и Ани шагнула во двор дворца Четери, Марина — в Дармоншир, а Поля вышла в телепорт-зале замка Бермонт.

И тут же направилась в кабинет к мужу. Демьян не мог быть нигде кроме как там.

И он действительно был в кабинете — собранный, в чистой сорочке с шейным платком, в зеленом гъелхте, его величество что-то надиктовывал секретарю. Увидел Полину, — та тихонечко замерла у двери, — договорил приказ.

— Вы свободны, — сказал он секретарю, и тот, поклонившись и королю, и королеве, вышел. Демьян, откинувшись на своем огромном и очень удобном кресле (Полина проверяла), потер висок и, усмехнувшись, поманил ее, степенно сцепившую руки перед собой и изображавшую примерную берманскую жену.

— Когда ты такая смирная, мне сразу кажется, что ты что-то задумала, — проговорил он, пока Полина шла к нему.

— Я слишком наговорилась, чтобы думать, — хмыкнула Пол, оглядывая стол, который за день заполнился бумагами и папками с докладами. В стороне светил экраном новенький эмагкин, которого раньше тут не было. — О, да ты прогрессивный король!

— Удобная штука для внутренней связи, — согласился Демьян, улыбнувшись. — Голодная?

— Нет, — честно ответила Поля. — Но если ты не ужинал, с тобой посижу. Наконец-то ты мне расскажешь все о своих великих подвигах, — и она зашла ему за спину, поцеловала в ухо. — Хотя мне Алина уже немного рассказала. Ты знаешь, как я горда, что у меня такой крутой муж? — И она в подтверждение, склонившись, прикусила его за ухо. — Так что, хочешь поужинать?

— Хочу, — подтвердил он. Полина помассировала ему плечи, волосы, и он прикрыл глаза. — Разделишь со мной трапезу в часовне? Снова?

Полина ощутила, как напрягся он под ее руками, ожидая ответа. И в ней самой плеснуло теплое предвкушение вместе с памятью о дневном удовольствии и холодком страха — а вдруг Демьян захочет в этот раз большего? Или не захочет?

— Конечно, — ответила она серьезно. — Сделаем это нашей маленькой традицией, да?

В часовне по-прежнему пахло яблоками и светили белыми звездочками мхи. И Хозяин Лесов смотрел на короля и королеву по-доброму, и алтарь был накрыт мхами как скатертью, а блюда на нем смотрелись очень красиво.

В этот раз Полина не ложилась на алтарь и не просила Демьяна целовать ее на нем. Они сидели, обнявшись, прислонившись спинами к теплому камню, и муж рассказывал ей без утайки о том, что было с ним, а она — все, что было с ней.

Поля слушала, прикрыв глаза в сумраке, вдыхала запах его тела, и яблок, и теплого хлеба, корнеплодов и мяса от ужина, и мхов, и думала о том, что пусть в груди еще сжимается, когда мелькают в голове воспоминания о том страшном дне, но все бледнее они и все глуше. Потому что жизнь продолжается. И как, заходя в ванную, она не помнит уже о том, что было в ней, так и здесь, в часовне, уже прожито множество других эмоций — радости от таких вот трапез с Демьяном, оттого, что он жив и вернулся к ней, тяжелого ожидания и страха во время битвы богов, тепла от обмена письмами с сестрами в самые темные часы мира. И все это наслаивается поверх ее страха, боли, отчаяния, как кадр поверх кадра, и делают воспоминания тусклее, приглушеннее. И, значит, все она делает правильно.

— Как хорошо ты пахнешь перед полнолунием, — сказал Демьян тихо, словно отвечая на ее мысли. — В разное лунное время по-разному, но всегда силой, пламенем, моей женщиной. Знаешь, как важно, когда есть к кому возвращаться? Не к долгу, не к работе, а к той, кого любишь ты, и кто тебя любит и ждет, Пол? Мы все скованы долгом, но рядом с тобой, такой свободной, и я свободен, Поля. И в Бермонт ты принесла частицу своей свободы.

— Мне повезло, что ты принимаешь меня такой, какая я есть, Демьян, — серьезно сказала Пол.

— И мне повезло, Поля, — откликнулся он. Тяжелая рука на талии грела ее. — Что ты принимаешь меня с моим зверем, с моим титулом и обязанностями и целой страной за плечами, которая всегда будет оттягивать мое внимание от тебя.

— Мое внимание она тоже оттягивает, — засмеялась Пол, — мне интересно на твоих совещаниях, правда. Возможно, это пока, а потом мне надоест. Но я понимаю, что я-то могу сбежать. А ты нет.

Он усмехнулся.

— Кто знает? Может, ты через десяток лет возьмешь на себя половину моих обязанностей?

— Разве что ради того, чтобы разгрузить тебя, Демьян, — прошептала она. — Я-то надеюсь, что к тому времени у меня будет уже и высшее образование, и работа, и пара-тройка детей. Он сжал ее крепче, и она поняла, как ему важно, что она все это говорит.