Черноокая печаль (СИ) - Солнцева Зарина - Страница 8

— Кто? Кто у меня?

Глотая слезы, совершенно бессильно прошептала Лялька.

— Мальчик.

Шепнула целительница, устроив сверток ей на грудь. Наконец мою лапищу отпустили, и я задом пополз назад. Не удержался, глянув в прорезь свертка на новорожденного. Мелький такой, сморщенный, а столько боли и шуму натворил. Дай боги, не в батьку своего пошел.

— Позови кого из местных баб. — устало проговорила целительница, омывая руки в самогоне. — Ее надо омыть и привести в порядок. И за дитем кто-то должен присмотреть.

Спорить не стал. А побыстрее унес ноги, пока отпустили. Потому что больные стоны опять раздались за спиной.

Глава 3

— Вот отсюда мы и пойдем разными дорожками, милая. На сердце мне неспокойно отпускать тебя одной, Наталка. Может, послушаешь ратника, да с нами пойдешь в Старогорие? Его там воеводой и смотрящим города назначали, целительница ты хорошая. А там, глядишь, и засватают тебя. Замуж выйдешь.

Раньше так замуж хотелось, прям не было сил утерпеть. А сейчас от одного этого слова блевать охота. Сменились мои ориентиры на жизнь за последние время, точнее, потеряла я их всех. Встряска мне нужна, ласка близкой подруги. Да ее совет.

А то я совсем запуталась и уж не знаю, ради чего жить дальше.

— Спасибо, дед Макар. Но нет. Благодарна я вам всем, и ратнику, и Власу, да только к своим мне надо. Сам знаешь, боевые друзья ближе кровной семьи. Мудрого совета мне надо, да материнского крыла. Да и потом, здесь до Белоярска недалеко, дойду.

— Эх, — недовольно вздохнул дед, но не стал меня ругать. По отечески похлопал по спине. — Ну гляди сама. Твое дело. Ты только коль надумаешь, иль что приключится, знай — в Старогорие тебя примут. Своей внучкой назову, так что ты, Наталка, не дрейфь, прорвемся.

Обнимаю его крепко напоследок и даже пробую улыбаться. Выходит, наверное, отвратно. Рядом появляется Влас, и желваки у него ходят на щеках от недовольства. По-братски приобнимает меня за плечи, с грустью подмечая:

— Я раньше не понимал, как это человеку можно душу распороть. А на тебя гляжу и понимаю, как. Померкла та живая улыбка, милая. Сломали тебя. Надежда моя одна — Матриша, даст боги, она залечит твои раны. Лишь потому и отпускаю. Иначе, клянусь, женился бы!

На сей раз я почти искренне усмехаюсь и пихаю молодца в плечо.

— Да будет тебе, Влас, ты же в Снежинку втрескался.

Парень мрачнеет, отводит взгляд. Ломает губы в улыбке. Только думаем мы об одном. О том, что нет ее больше.

Сунув руку в карман плаща, он достает сверток и сует мне в руки.

— В неоплатном долгу я перед тобой, целительница. Если бы не был привязан к ратнику, пошел бы тебя сопровождать в Старогорие. Но увы… А с нами ты не хочешь. Поэтому прими это.

— Что здесь? — любопытно ломаю я бровь, ощутив тяжесть свертка.

— Считай, что подарок. Раз жизнь прижмет, продашь. А если нет, и хорошо все будет у тебя, то носи и вспоминай обо мне.

— Спасибо, Влас, но не надо.

— Надо. — упрямо молвил он и стиснул меня в братских объятьях.

— Хм… — прокашлял ратник сзади, и Влас от меня отошел, улыбнувшись мне напоследок, ушел к конюшне.

Глянув на этого светловолосого крупного мужчину, я мысленно вновь задалась вопросом: «До чего же дивные создания богов?». Кажется, глыба леденая, а на деле благороднее человека я еще не видала.

Недовольно вздохнув, мужчина шагнул ближе.

— Жаль, Наталка, что ты с нами не идешь. Переживать теперь за тебя я буду. Вроде два дня с тобой путешествовали, да припало ты к моей душе, как родная.

— Да будет вам, ратник. Или, точнее, смотрящий города?

Он хмыкнул, потрепал меня по макушке отцовским нежным движением и присел на лавку рядом, похлопал по ней, и я присела рядышком.

Мы замолчали оба.

— Дочка у меня на пару годков тебя младше. Вот и крошиться сердце в груди от мысли отпустить тебя одну. Люд плохой пошел нынче. Но и удержать не могу. Авось ты права, и там тебе лучше будет.

— Спасибо тебе, Святослав, за всё.

Искренне проговорила, и он лишь махнул рукой.

— Брось, девонька. Ты весь мой полк на ноги поставила за два дня. А люд простой не слушай. Не надо слушать тех, кто ядом плеваеться. Собака гавкает, караван идет. Слыхала приказку?

— Да. — качаю головой согласно и решаюсь попросить мужчину об одолжении в последний раз. — Ратник, просьба у меня к тебе будет. Благодарной буду, коль сочтешь правильным выполнить.

— Говори.

— Я видала, ты с утра со старостой моего родного края балакал.

— Да, знаком я с ним. — подтвердил он кивком головы.

— Так вот, если угодно тебе будет, скажи ему при встрече, что твои солдаты в пруду около моего селенья утопленницу нашли. Молодую, около восемнадцати-девятнадцати весен, чернокосую, в зеленом платье. На руках родинки россыпью. Вы ее с почестями сожгли на погребальном костре. А на шее нашли вот это, — протягиваю ему обычный кожаный шнурок, а на нем голова медведя, вырезана из дерева. Еще дед нам смастерил. Оберег против лесного зверья. Только мой был особенным, у моего медведя одного ушка не было. Дед неосторожно соскреб ножом, зато все знали, что мой. — Вот, пускай отдаст родне, если знает, чья дочь сгинула.

— Ты чего, Наталка? — недоуменно приподнял брови мужчина, аж напрягся от недовольства. — Схоронить себя живьем решила?!

Поджимаю губы, на миг прикрываю глаза. Дабы сдержать злые слова о своей семье. Стараюсь быть холодной. И вроде уже получается.

— Считай, ратник, что это мой подарок на свадьбе младшим сестрам. Пускай вздохнут спокойно и готовят приданное. А мой позор канет в прошлое вместе с моей смертью. Не вернусь я туда уж никогда. Так пускай не ждут.

Не нравилась ему моя задумка. Быть может, посчитал стервой злобной, аль мстительницей. Или бездушной. Да только я была тверда в своих намерениях. Матушку никто за язык не тянул, сама сказала: «Лучше было бы, не вертайся я с войны». Так я исполню ее желание.

Ратник — дело другое. Он человек чести и совести.

— Ладно, Святослав, если не хочешь…

Я было уже убрала руку, как крепкая ладонь грубо ухватила мой шнурок и спрятала в карман штанов.

— Хворостинкой бы тебя обласкать по заднице за такие проделки. Да не отец я тебе. — процедил он сквозь зубы, а потом снова тряхнул головой. — Передам я твои слова. А теперь слушай сюда внимательнее.

И пальцем незаметно показал на караван торговца, который вместе с нами прибыл на этот постоялый двор.

— Это Кариш. Восточный купец. Ушлый гад, да только мой старый должник. Путь он держит к Белоярску. Я уже договорился, найдет он место тебе в одной из телеги и накормит. Ты главное с ним разговоры не веди. И упаси боги, ни на что не соглашайся! Обманет, сволочь! Но в основном доведет сытой и целехенькой до города. Как-то так, Наталка. Вот еще…

Просунул мне в руки небольшой кошель.

— Там грошей немного. Не от скупости моей, да только беду привлекут золото на тебя в пути. Но на хлеб и воду хватит в дорогу, если уж че приключиться.

— Спасибо тебе, ратник. Теперь и я твоя должница. Видят боги, припадет шанс, обязательно отплачу!

— Ты главное дуростей не твори. — поднялся он на ноги и по-доброму мне улыбнулся. И аж помолодел на десятину. — Мужа себе найди, детишек нарожай. И живи. Не за себя, так за тех, кого уже нет среди нас. Долг у нас перед ними.

— Обещаю.

— Вот и договорились. Береги себя, целительница.

— И ты себя, ратник.

****

— Ты главное не теряйся. лала. смотри мне, не успеешь на караван, ждать не буду.

Цокнул языком чужеземе, осмотрев меня купеческим глазом с ног до головы. Меня аж дрожь проела. Но я стоически прикусила языка. Говорила ему уже пару раза, что не Лала я, а Наталка. Но он кажись из упряство называл меня именно на своем наречие.