Черноокая печаль (СИ) - Солнцева Зарина - Страница 25

— Ну так что там, про невесту?

Был у Мирона особый талант — притворяться глухим, когда ему не нравился вопрос. Я поначалу робела. Но со временем притерлись, что ли? Уже второй месяц в дороге! Из одного котелка кушаем, какие еще робости!

— Нету ее!

Фырчит недовольно, продолжая нанизывать почищенную от потрохов и чешую рыбу на веточки вишни, что он добыл в лесу.

— А почему так? — фыркнула я непонимающе. — Ты молодец видный. Да и не молодец, мужик уже! Леля красотой не обидела, Перун храбростью, а Валес одарил золотыми руками. Почему не женился, Мир, а?

— Была невеста, да сплыла.

Устроив рыбу меж двух рогаток, мужчина тяжело вздохнул. Оторвал широкий лопух чуть рядом с собой и принялся вытирать руки. Пряча глаза. Но я успела поймать его взгляд. Боль там. От потери.

«Что с ней приключилось?» Захотелось спросить, но я вовремя прикусила язык.

Будет тебе, Наталка, другим в душу лезть. И так помрачнел он, как туча. Быть может, сгинула она у него. А бер всё забыть ее не может. Лебединая у них, наверное, любовь была. Красивая.

Вот только бер сам неожиданно проговорил с некой горечью и злой ухмылкой:

— Бросила она меня, за другого замуж пошла.

— Ну и коза!

Фыркнула я в сердцах, ощущая обиду за бера. Нет, ну и впрямь дура! Как такого можно было бросить? Не пойму.

Недоуменно подняв на меня глаза, Мироша хлопнул пару раз ресницами. Глядя, как я воинственно махаю руками.

— Не гляди так на меня, Мироша! Дура, дурында она, раз такого мужика проворонила! Да попади ты в мой полк в лазарет, за тебя девки бы подрались! Да в любом селении украли бы и в избу спрятали от чужих глаз! Это я тебе говорю!

— Так… Бояться же нас людишки.

Неуверенно повел он плечом. Я громко фыркнула.

— Конечно бояться! В вас же силищи на дюжину наших мужиков! Да и байки страшнючие о вас бродят, будто вы человечину едите, и вообще…

Покраснела я, вспомнив, какие еще сказочки и страшилки гуляли среди солдат в полку.

— Что еще, Наталка? — подался вперед Мирон, с ожиданием и искренним интересом глянув на меня. — Ну…

Я замялась. Но опять-таки, вдруг ему девка человеческого рода пригленется. Пущай знает, отчего она поначалу его бояться будет.

— Ну то, что вы… кхм… жен своих друг дружке… отдаете… да бы блудом… кхм… предаваться.

Надо было видеть, как бера перекосило. Дернув башкой, он хмуро и строго мне изрек:

— Ложь все это, девочка. И клевета, бер за свою жену порвет любого. Только за взгляд в ее сторону! И жена у него одна, без всяких наложниц и гарема! Что еще говорят?

— Ну и что вы с… с женами вашими… кхм… в зверином обличии… ссссношайтесь!

— С медведицами да, бывает. — совершенно спокойно и даже не краснея проговорил он. Зато я скоро пойду паром! — Но делать такое с человеческой женщиной жестоко и глупо. Она ведь умрет!

И зачем только я начала этот разговор? Журыеда.

— Что еще говорят?

С любопытством глянул на меня бер. И я гуще покраснела, вспомнив очередные байки. Честное слово, как будто рассказчик свечку держал, не иначе!

— Да много… еще чего. — мотнула я годовой, пряча пылающие щеки в ладонях. — А у Третьяка невеста есть?

Не пойми зачем ляпнула. Вроде хотела тему поменять. А как итог — увязла в болоте сильней.

— А сама как думаешь?

Несмешливо приподнял бровь Мирон. Я уныло пожала плечами. Тоскливо мне на душе. Отчего реветь хочется. Потому что привыкла я к нему, к заботе бера, к его запаху, голосу. Уже своим считаю. Дурость это.

— Не знаю…

— Конечно есть — ты.

Через чур весело фыркнул Мирон, и я поспешила отшутиться.

— Скажешь тоже. Я же не настоящая.

Только не слишком радостным прозвучал ответ. И если раньше я яро подчеркивала, что мы с бером прикидываемся. То сейчас хотелось забыть о нашем договоре. Хоть еще на пару деньков, пока мы доберемся до крепости!

— Ты, Наталка, вроде девка не глупая, — тяжело вздохнул Мирон, словив мой взгляд. — Но порой такие дурости морозишь, что прям хочется по заднице дать!

— Это ты кому собрался по заднице дать?! М?

Наигранно строго фыркнул Третьяк. Он как раз выходил из леса, что-то придерживая в поле своей рубахи.

— Ой, а что там у тебя?

Приподнявшись с лежака, я поспешила к нему. Отчего-то не хотелось, да бы Третьяк узнал о нашем разговоре. Но и сама я только сильнее сжалась от услышанного. Прав Мирон, запуталась я сильно. И нет никого, да бы «просветлить».

Была бы здесь Матриша. Или Снежинка. А так…

Заглянув свой любопытный нос в поле его рубашки, удивленно охнула.

— Это же… малина?

— Ага, — довольно улыбнулся Третьяк и, сунув руку, достал оттуда пару ягод и преподнес к моим устам. Я и не поняла, когда распахнула их, позволивберу затолкнуть туда лакомство. — Ранняя. Повезло нам с тобой, Наталка, таких кустов очень мало в лесу. Держи еще.

Я было сунула руку в горсти, да бы взять, но меня слегка шлепнули по руке и снова протянули пару малинок ко рту.

— Не-а, не так. — надавил на мои губы, и я покорно их разомкнула. — Вооот так.

— Эй, мне оставите!

Возмущенно где-то ворчал за спиной Мирон. А я как дурочка стояла и позволяла себя кормить малиной. Не сводя взгляда с веселого и искрящего светом Третьяка.

Как же тебя отдать другой, мм?

Беры о чем-то спорили. Рьяно и недовольно жестикулировал Мирон, пока Третьяк, уложив руки на груди, лишь хмурил толстые рыжие брови. Жаль, что Леля не одарила людей острым слухом, подобно зверям. А еще и нюхом. Ведь учуяв меня на неблизком расстоянии, спорившие медведи разошлись. Я только и уловила, как напоследок Третьяк показал из-под тишка кулак Мирону и тихо, но с обещанием угрозы шепнул тому:

— Только попробуй мне!

Мирон фыркнул. Несогласно покачал головой. Будто говоря всем своим жестом: «Ты не прав» или «Мы еще пожалеем». От меня свой взгляд светлых очей, как и последние дни нашего путешествия, спрятал.

Я отчетливо ощущала в коротких мгновениях, когда все-таки ловила его взгляд, вину на их дне. Но понять, откуда тянутся ее корни, не могла. Вот и сейчас Мирон подхватил кинжал с земли и, тихо ворча себе под нос, скрылся в лесной чаще.

— А…

Открыла было я рот спросить. Но меня мигом заткнули упреком.

— Опять ты в холодной воде плескалась! Замерзнешь ведь! Заболеешь! Мне потом лечить тебя! А я тупой как валенок в этом премудром деле!

— Ничего не холодная. — Заворчала в ответ, пока он привычно кутал меня в свой плащ. И пусть солнышко во всю грело, но ткань, подбитая мехом, приятно согревала кожу. После купания и вправду стало чуть зябко.

Ну не признаться в этом беру! У них слишком тонкий нюх, дабы позволить ходить немытой и не быть раскрытой! А он мне слишком сильно стал мил, чтобы позволить себе такое!

Вот и мучаюсь. Тем более, что проклятые дни настали. И мне вдвойне стыднее перед обоими медведями.

— Третьяк, а нам еще много идти?

— Есть еще малость.

Неоднозначно фыркнул он, не поднимая взгляда от тесемок плаща на груди моей. С усердием, до высунутого краешка языка, он их связывал в премудрый узелок.

Мысли заполонили его вихрятую головушку. Мне ли это было не заметить? За столько ночей и дней путешествия я уже стерла взгляд об его фигуру. Вот и сейчас, нахмурив высокий лоб, поджав губы, он о чем-то мерковал.

— Случилось что?

Робко коснулась я его плеча. Призывая глянуть на меня. Третьяк и глянул, только не одарил привычной улыбкой. Серьезно так заговорил:

— Слушай, Наталка, тут такое дело…

И тяжко вздохнул.

— Ты чего, Третьяк? — Я попробовала улыбнуться. — Не пугай меня! Говори же!

Шутливо толкнула его в плечо. Только легче уж дуб с места сорвать, чем этого богатыря пошатнуть. Широкие ладони легли на мою талию, густые брови сошлись на переносице. Он очень аккуратно подбирал слова.

— Не надо тебе пугатся ничего… пока я рядом. — Сказал уверенно, а потом снова отвел взгляд к густым зарослям весеннего леса. — Тут повсюду перевертыши бродят. Лес как-никак.