Черноокая печаль (СИ) - Солнцева Зарина - Страница 24

— Ну ты, бер, и загнул! — возмущенно подавился воздухом торговец, прежде чем выдать слейдущию тираду. — Я просто не имею дурную привычку лезть в бабские дела! Вот!

— Вот и не лезь.

Словно кошак потянулся Третьяк, и, будто почуяв мою улыбку, что я не успела спрятать, ухватил мягко за плечо. Спрятав мое лицо в изгибе своего плеча.

Мммм… приятно-то как. Когда кто-то не просто решает за тебя проблемы, но еще и так, как тебе бы хотелось.

— Но Ведана, то ищет!

Вскипел торговец, на что медведь фыркнул как бы невзначай, не забыв ужалить побольнее мужчину.

— Так ты ее чем надо займи. Вот я свою «занял», так утамил, сном младенца до слейдущего заката проспит. Или научить тебя плотским делам пристала мне?

— Ты, медведь, за языком-то следи, — злобно и с высокомерием тянет торговец, напушился, наверное, как петух в курятнике. — «Ученный» я! Не видал что ли, сколько детворы настругал?! А за тобой пока что ничего не видно.

Фыркнул в конце с насмешкой. Но Третьяк хоть и был без хитростью и открытым. То ли странное дело, что не разозлить его так просто. Спокойный такой. Если надо, отшутится или пригрозит. Но чтобы орать и блеваться слюной, это не про него!

Оттого спокоино и молвил:

— Вот и не мешай мне со своей зазнобой свое мужнено дело творить. А то позор на мою голову, один полный месяц как благословили нас мужем и женой боги, а чернявая моя еще не понесла.

— Ладно уж… — милоственно фыркнул торговец, наверняка махнув рукой. — Трудись. Так и быть, Ведану я поставлю на место. И это, бер.

— Чего?

— Чтоб ты знал, я своего первенца в первую брачную ночь зачал!

Гордо уронил мужчина, и под тихое фырчание лошади наверняка ускакал от нашей мирно катящейся телеги под чутким надзором Мирона на возницах.

— Брешит он как дышит. — фыркнул с насмешкой у наших ног Мирон. Рядом заворчался Третьяк, наверное, упершись на локоть и рукой придержав голову. Вторую лапу он же по-прежнему на моем бедре держал.

— Чей это?

— Да то не его мальчонка. И не похож лицом ни на мать, ни на батьку своего. Да и запахом схож лишь на жену торгаша.

— Во оно как. Выходит, тяжелой замуж выскочила наша «всевидящая» баба. А я и не заметил как-то.

— Заметишь тут! — фыркнул Мирон, но без злобы. — Ты же от своей чернявой не отлипаешь. Даже если и не рядом с ней, то все взглядом ее по каравану ищешь!

— Не кричи. — спокойно и умиротворенно фыркнул Третьяк. — Разбудишь ведь.

И нежно меня по макушке ладонью погладил. Нельзя мне так. Ой, нельзя, милый. Я же привыкну. Как мне потом за другого замуж выходить, а?

— И не завидуй.

Как бы невзначай добавил. И второй бер лишь печально вздохнул.

— Я и не завидую. Радуюсь за тебя. Сначала переживал… Ну она же человек. Как же вы… Ну там… — от смущения заикался бер, — А потом вспомнил, у Бурана же та-а-кая история была. Любава его же человек.

— Ага. Правильно ты вспомнил, Мирох.

— Только тетя Власта будет против.

— Как-нибудь переживу.

— И Гром против нее не попрет ради тебя.

— Не в первой.

— А Тихомир не станет лезть в это из принципа.

— Вынесу сам. Ты-то со мной?

— Да куда я денусь-то от тебя? — с притворным вздохом фыркнул он и будто вспомнил. — Что за гости это по твою душу? Думаешь, наши?

— Они, должно быть. До лесов черных медведей мы еще не дошли. Значит, наши. Только далековато они забрели-то от поселения.

— Может, случилось что?

— Да тфью на тебя! Тфью на тебя еще раз! Если что, так сразу «случилось». Хватит «случаев». Только печенегов с нашей земли выкурили, да войну выиграли! — как бабка причитал Третьяк.

— Так я ж только подумал…

Оправдывался Мирон, рядом жалобно запищала солома, рыжеволосый бер встал.

— А ты о добром подумай. О хорошем. Быть может, Гром надумал жениться. Или Тихий. Приспичило им так, что мочи нет терпеть. Вот и послали за нами.

— Ну или тетя Власта тебе нареченную нашла…

— Да тьфу на тебя еще раз, Мирон! Не бер, а ворона! Докаркаешься!

Странные у них разговоры, мне не понять. Нареченная? Ее вроде нет, но ее могут найти. А еще странные вещи они толкуют. Будто Третьяк и не думает со мной расстаться в Белоярске.

Или мне это показалось?

******

Странные дела творятся. У меня стойкое ощущение, что от меня что-то скрывают. Да, укрывают правду, но как только набираюсь храбрости спросить напрямую у бера, натыкаюсь на голубые глаза, словно летнее небо. Они по-мальчишески блестят озорством и таинством очередной проказы.

Он обнимает меня своими огромными ладонями за плечи, отпускает лицо около моего ушка и как ни в чем не бывало лепечет: «Да будет тебе хмуриться, черноокая. Ну чего ты? Рядом я, ничего бояться!».

И правду ничего бояться, рядом с ним мои инстинкты умолкают. Что-то внутри лопается, и спадает любое напряжение. И ожидание неминуемого лиха само собой растворяется, как дым в ночном небе.

Будто и не было его. А я покорно затыкаюсь, проглотив очередной вопрос. Сама себя баюкая в этом призрачном коконе «тишины и спокойствия». А начались мои внутренние метания ровно в тот момент, когда мы отбились от каравана торговца. Мужа той самой Веданы, которая достала меня своими нравоучениями до печенок. Обучая, как быть хорошей женой. Хотя, если верить ворчанию Мирона, то детишки у нее через одного не от мужа.

Беру не верить глупо, у него же нюх! Да и клеветать почем зря на бабу он не стал! Мы с ним немного подружились за время путешествия. Казалось бы, хмурый, молчаливый мужик. Кулак размером с молот у кузнеца. Но внутри мягкий и нежный, как спелая земляника! Чуть нажмешь словцом, и сразу в краску!

— Мирон, а у тебя невеста есть?

От скуки меня потянуло на душевные беседы. Там, в караване, хоть руки заняты были благодаря Ведане. А тут сижу целыми днями, и лишь к вечеру у кострища собираемся.

И в том-то и дело, что «сижу»! Я себе уже весь зад отбила, так как Третьяк меня на своей спине носит. В зверином обличии он куда больше обычного медведя, да красивее! Мех густой, рыже-бурый. Лапы мягкие, и глазища по-прежнему голубые. Не в привычку было поначалу взбираться на лесного зверя, а уж держаться на его спине и не упасть — задача не из простых! Да и взбираться самой в силу роста я не наловчилась, опять-таки Мирон помогал. Он тоже иной раз в зверя оборачивался, свои вещи мужики мне отдавали. Ну и как понесешься через густую чащу! Тут главное глаза прикрыть и рот тоже, а лучше всего лицом прижаться к меху медведя. Да бы, ласкова, не получить веткой по лбу!

В общем, мы уже седьмой закат так путешествуем. Третьяк говорит, не надо вдоль дороги идти в Белоярск, разбойников много. Лучше через лесок. Да и им здесь сподручнее.

Мне же путь до Белоярска не ведом. Никогда там не бывала, и, честно признаться, смутно я разбиралась в картах.

Необразованная деревенщина. Читать и писать с трудом Снежинка и Матриша наловчили. А про карты чего уж там говорить. Я девка ведь простая, и некогда и помышлять не смела, что жизнь моя так обернется.

Всегда думала, когда нужного возраста достигну, молодца себе выберу самого-самого! Голову ему вскружу! Очарую! Замуж выйду! Детишек ему нарожаю! И всю жизнь проживу как обычная баба.

Дурная была. Дитем еще. Верила в себя, в свою красоту и неотразимость. Не знала еще, что люди бывают такими гнилыми. Войны не видала, смерти не нюхала.

А сейчас вроде мечта и не поменялась вовсе. Хочется свою избушку, чтобы люлька деревянная из сосны, а в нее лялька маленькая. Да только не вериться мне больше в свою красоту неземную да женское очарование. Будто что-то вырвали из меня с корнем, когда домой вернулась и все облили меня грязными сплетнями.

Страх взял вверх. Чувство вины. Я теперь иной раз и боюсь заикнуться о том, что воевала на войне. Третьяку и то через зубы высказала, когда мы с Темнозаром поведались.

Все боялась, да и боюсь, осуждения с его стороны. Так боюсь, что лишний раз и не поднимаю разговор про войну.