Ведьмы.Ру (СИ) - Демина Карина - Страница 3

— Да ладно тебе… — произнёс Мелецкий не слишком уверенно. — Шутка же… ладно, может, не смешная… хотя… ты бы свою рожу видела, Тараканова… такая… такая… надо было заснять, вообще…

— Иди-ка ты, Данила Антонович, к своей невесте. Её и донимай. Что пранками, что остальным всем… а про других забудь.

Сила крутанулась и сплелась в вихрь.

— Чего?

— Того, — рявкнула Ульяна. — С невестой. А больше ни с кем ни того! Ни этого!

— Ну… лады… понял, — и руки поднял, показывая, что сдаётся. Шут гороховый. Вот как в одном человеке могут уживаться эта придурь и горделивое осознание собственного величия? — Переборщил… это… давай, я тебе премию выпишу? А? Или нет! Лучше! Я тебе новый телефон подарю! Хочешь? Мне батя через своих партию выбил, «Русичи» тринадцатые, до официального старта…

Вихрь закручивался, но развеиваться не спешил.

— … и я тебе подарю. Честно. Один поцелуй и…

Он осёкся.

— Могу и так… без поцелуя… слушай, Тараканова… вот не нравится мне, как ты на меня смотришь. У тебя лицо такое… жуть просто. Не хочешь телефон, так скажи… во! Или давай на работе повысю? Повышу? Короче, главной сделаю. Хочешь, над отделом, хочешь — над всем центром…

И рученькой махнул, на центр указывая.

— Да пусть твой центр мыши сожрут! С телефонами вместе.

Вихрь крутанулся, сорвался и, поднявшись в небо, просто растаял. Вот же ж…

И главное, при чём тут мыши-то?

Глава 2 В которой странный день продолжается, а ещё прибывают гости

В горах был монастырь и в нём жили мцыри. Потом одна мцыря убежала…

Из школьных сочинений.

Само собой попутку поймать не удалось. Машины проносились мимо, словно водители и вот так, на расстоянии чувствовали раздражение Ульяны.

Мысли.

Уволят или нет?

И если нет, то… может, самой? А потом куда? Кому нужен недо-маг, пусть с дипломом, но зато без силы и без способности эту силу контролировать? Это ещё хорошо, что никто-то толком не понял. А подаст кто жалобу, потом проверка и дар вовсе запечатают.

Ноги шлёпали по дороге. Если так-то, не сказать, чтобы далеко. От электрички и под старый мост, а там уже тропинкой мимо водохранилища. Дальше лесок и вот уже до посёлка рукой подать. В лесочке Ульяна и остановилась, дух переводя.

Здесь и дышалось-то легче, и слабость, странная, непривычная, отступила. И уже жизнь не казалась такой уж тоскливой. Наладится… с Егором Макаровичем она разберется. И с Данилой Антоновичем, чтоб ему… жилось и радовалось. И работу другую поищет. Можно ведь в клинеры пойти. Обидно, конечно, с дипломом уборщицею, но… положа руку на сердце, пользы-то от этого диплома — самолюбие потешить.

Нужен ей был этот университет. Надо было в училище, на медсестру там… или на парикмахера. Или на любую другую полезную профессию, но…

Телефон задребезжал, окончательно развеивая свежеобретенное спокойствие.

— Да, — Ульяна глянула на экран и подавила желание звонок сбросить. Но выдавила-таки улыбку, пусть даже её видеть не могли. — Здравствуй, мама.

Получилось жалко.

— Уля, ты дома? Надеюсь, что да. Я пришлю Фёдора Павловича с бумагами. Подпиши, будь добра.

— Какими бумагами? — Ульяна прислонилась лбом к березе и вдохнула сыроватый волглый запах коры.

Вдох.

И выдох. И снова вдох, а потом выдох.

— На дом. Пришло время вернуть его.

— С какой радости?

— С той, что это не твой дом.

— По бумагам — мой, — по коре полз муравей, чёрный и деловитый. Если смотреть на него, то… то можно не слушать маму. То есть слушать придётся, но может, выйдет не послушаться?

— Ульяна, ты опять капризничаешь? — в голосе матушки скользнуло лёгкое удивление. — Это дом был подарен мне.

— А потом ты передала его мне в обмен на папину квартиру. Её тоже вернёшь? — поинтересовалась Ульяна, чувствуя, как запах березы окружает её. И сам этот лес. В вышине зашелестели листья, и тёплый ветерок коснулся щеки, будто успокаивая.

И даже удивилась. Не спокойствию, а что в принципе заговорила… так⁈

— Ульяна, не время капризничать.

— Это не капризы, мама. Это просто интерес.

Наверное, дело в сегодняшнем дне. В разговоре с Егором Макаровичем. В дурацкой этой шутке… не болезненной, но обидной до крайности. И ещё давшей понять, что над нею так шутить можно, а она жалкая и ничем не ответит… в любой другой день Ульяна промолчала бы.

А сейчас вот поняла, что дальше уже молчать некуда. И выяснилось, что не так это и сложно — говорить. Особенно, если глядеть на муравья. На муравьёв. Вот они, бегут дружно по невидимой дорожке.

— Помнишь, когда папы не стало? Ты сказала, что мы должны поменяться? Что я отдаю тебе квартиру, а ты мне — дом… и что дом дороже, поэтому я должна взять кредит. Доплату.

— Господи, ты ещё детские обиды мне вспомни!

— Помнишь, ты сказала, что это только на бумаге будет? Что для меня ничего-то не изменится. Я буду жить, как жила… а не прошло и полугода, и ты квартиру продала.

— Так было нужно.

— Ну да… тебе было нужно. А что со мной, тебя интересовало мало.

— Ты совершеннолетняя…

— Именно, мама. Совершеннолетняя… студентка… и спасибо, что папа при жизни учёбу оплатил. И фонд оставил.

— Можно подумать, тебе эта учёба сильно помогла.

Здесь и ответить нечего. Маг из Ульяны не вышел ни практик, ни теоретик.

— В общем, подпишешь бумаги и потом поговорим…

— Нет.

— Василий готов взять тебя на работу. На испытательный срок…

— Нет.

— И квартира будет. Не считай меня совсем уж чудовищем… чудесная студия с современным ремонтом…

— Нет, — в третий раз повторила Ульяна, окончательно уверяясь в решении. Возможно, вчера она бы ещё поверила. Она всегда отличалась удивительной наивностью. И надо будет позвонить Даниле, пожалуй. Поблагодарить за науку.

— Я на тебя в суд подам!

— Это вряд ли… Фёдор Павлович ведь документы об обмене составлял? Значит, судиться бесполезно, — Ульяна повернулась спиной и опёрлась на березу.

— Неблагодарная!

— Мама… иди-ка ты… в задницу.

— Что⁈ — матушка, кажется, удивилась. — Ты пьяна, что ли? Или нет… конечно… Ульяна! Ты давно употребляешь? Какие препараты… стоило оставить тебя ненадолго…

— Полгода года, мама. Мы не виделись уже полгода, а до того — ещё полгода. И раньше тебе было не особо интересно, что я там употребляю… ты исчезла сразу, как поняла, что с меня больше нечего взять. А появлялась, когда понимала, что что-то ещё можно… остатки с фонда, раз уж мне двадцать три и я могу распоряжаться им.

Вчера Ульяна сказала бы это со слезами и обидой. Вчера бы она задыхалась от чувств, а сегодня вот… перегорело, что ли? Или тот вихрь — раньше все непроизвольные выбросы силы просто истаивали — высосал больше, чем обычно?

— Кстати, а кредит ты закрыть не хочешь? Тот, который я по твоей просьбе взяла в последний твой визит…

— Какая ты мелочная!

— Какая уж есть.

— Ульяна… — голос матушки изменился. — Можешь злится на меня, обижаться… но дом отдай.

— Не раньше, чем ты вернёшь мне папину квартиру и закроешь кредит. Помнишь, ты клялась, что будешь платить? А теперь ко мне коллекторы каждый день…

— Васенька что-нибудь придумает, но…

— Нет, мама. Я тебе больше не верю. Как там? Вечером деньги, утром стулья.

— Хорошо, я поняла. Вот ведь… рожаешь, мучаешься, ночей не спишь, растишь…

— Да когда ты не спала? Я вообще не помню, чтоб ты мною в детстве занималась.

— … и получаешь благодарность.

— Хочешь, выпишу грамоту?

— Язвишь? Это на тебя не похоже. Ты всегда была нытиком… ладно. Слушай. С кредитом я решу. Квартиру подберем. Сама скажешь, какую, но с одним условием…

Ага, как же, чтоб маменька и без условий помогать стала.

— Ты никого не пускаешь в дом!

— В смысле? — а это условие Ульяну удивило до крайности. — Как это?