Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович - Страница 21

Она подождала моей нахальной реплики, а как может быть иначе, но я смотрел и со щемом в груди думал, что такая красавица, дочь влиятельного и богатого графа из могучей семьи, но вот пошла работать ко мне… Понятно, во имя победы суфражизма, но по всем общепринятым меркам унизила себя, опозорила род.

— Что? — спросила она наконец. — Что вы так смотрите, барон?

— Думаю, — признался я честно, — чем могу вас отдарить, графиня. Сердце своё вам отдал безоговорочно, вы это знаете, но что вам моя сердечная четырёхкамерная мышца, а вот бы чем-то для женщины заметным… Чтобы и вы ощутили, и чтобы заткнулись те, кто осуждают вас за такую нужную победу над косностью для всего будущего России?

Она мгновение смотрела непонимающе, потом — о чудо! — на белоснежных щеках начал проступать лёгкий румянец, едва заметный, как рассвет ранней весной, но из-за серости окружающего мира видят и радуются ему все.

Похоже, сама ощутила прилив крови к щекам, опустила голову и о чём-то сосредоточенно думает, после чего щёки снова стали безукоризненно алебастровыми, а взгляд вернул холодную и высокомерную надменность.

— Барон, — произнесла она так отчётливо, что я вместо слова «барон» услышал слово «дурак», — вы барон и шуточки у вас какие-то… баронские. Завтра нам нужно будет выехать пораньше. Если дороги за ночь занесёт снегом, нам пробираться полдня, а то и больше.

— Поместье вашего отца, — напомнил я, — близь Петербурга, ехать далеко не придётся. А мы уж как-то продерёмся и по таким дорогам. Главное, чтобы отец понял, вы настоящим делом заняты.

Она нахмурилась, надменно вздёрнула носик.

— Он в этом уверен,

— Тогда чего против?

— Работать, — отрезала она, — не женское дело! Так он считает. Но я ему докажу.

Со мной в одном автомобиле ехать отказалась, то ли не принято, то ли так у неё больше свободы бесконечно переходить из одного магазина в другой, для того и выезжает на пару часов раньше, я согласился, только мысленно велел:

— Мата, сопроводи. Если неприятности, разберись.

Она сказала с чётко прописанной иронией:

— Будет сделано, шеф! Как вы бережёте свои кадры!.. Но всё равно мы вот-вот захватим мир.

— Тебя я берегу больше, — сказал я. — Ты вообще моё солнышко!

— Шеф, я польщена. И буду к вам чуть милосерднее.

Сюзанна уселась на заднее сиденье и, не закрывая дверцу, крикнула:

— Не слишком отставайте, барон!.. Дороги плохие, а ваш автомобиль слабее моего.

С помощью Маты Хари я некоторое время следил за автомобилем Сюзанны. Антуан ведёт уверенно, но осторожно, однако пару раз попал в такие ямы, прикрытые грязной водой, что пришлось вылезать и вытаскивать тросом, прицепив к стволам деревьев, а когда уже подъезжали к Петербургу, я задействовал и Шаляпина, пусть присматривают вдвоём, враг не дремлет, мне мой финансовый директор очень даже дорог.

Когда наконец колеса их автомобиля ощутили под собой булыжную мостовую города, я распустил напряжённые мышцы, как будто всё это время сам вытаскивал автомобиль из ям.

Сюзанна, сообщив Антуану, что ещё полтора часа до встречи с родителем, изволила отправиться по ближайшим магазинам, даже не предупредив его, чтобы он не забывал о времени, а когда надо, вытаскивал её даже силой.

— Хорошо, — пробормотал я, — теперь можно и мне.

Прошёлся по двору, отдал распоряжения что и как делать, хотя народ и так знает, но нужно показать, что я здесь и всё вижу, потом спустился в подвал. Моей двери никто не касался, хорошо, хотя я создал защиту, которую не взломать ещё сто лет, но хорошо, что никто и не пытался.

Вошёл, снова запер дверь именным ключом, настроенным на биометрическую систему аутентификации. Пузырь, что в данном случае не пузырь, а частица иномирного и даже иномерного пространства, абсолютно невидим в этом мире, только я, переходя на диапазон зрения пчёл вижу фиолетовые очертания.

— Ну, — сказал с колотящимся сердцем, — поехали!

И хотя из дома на Невском уже сделал сюда этот шаг в сотню вёрст, но страшно. Мало ли что мозг уверяет насчёт безопасности, но инстинкт, которому десятки миллионов лет, напоминает про кувшин, что повадился по воду ходить.

Мгновенная потеря ориентации, но сразу же вытянутые пальцы рук упёрлись в стену. Обернулся, там мой стол и моё кресло кабинета в доме на Невском.

Надо подумать, как объяснять своё неожиданное появление слугам… ну да ладно, прибыл и всё, причуда у меня такая, нечего у барина интересоваться, что и почему так делает.

Вышел из кабинета, в коридоре тихо, только у лестницы наткнулся на дворецкого. Тот испуганно дёрнулся, глаза расширились, поспешно поклонился.

— Ваше благородие…

— Вольно, — бросил я через губу. — Как тут? Мои родители довольны?

Он сказал торопливо:

— Счастливы!

— А что делают сейчас?

Он кивнул в сторону окна.

— Ангелина Игнатьевна уговорила пройтись по магазинам. В Петербурге многое поменялось с тех пор… ну, с тех…

— Прекрасно, — сказал я с удовлетворением. — Давно отбыли?

— Нет, совсем недавно. Ваше благородие могли встретить в воротах, прибудь чуть раньше.

— Пусть гуляют, — сказал я благодушно.

И пошёл к выходу, у входной двери задержался у столика для визиток и писем. Там пара визиток от незнакомых мне личностей, у одной заломлен уголок, что значит, принёс лично, и ещё одно письмо. Распечатал, Горчаков сообщает, что его отец очень заинтересовался моими винтовками, потому поручил своему сыночку встретиться и предварительно обговорить, что я могу, что хочу, и какие смогу взять на себя обязательства.

Сердце застучало чаще, ну вот, клюнули, но слишком уж осторожничают, всё ещё не верят в возможности нищего барона из глубинки. Пройдут годы, пока поймут…

Вообще-то не годы, уже через пару лет завершится эта Восточная война, у нас названная Крымской, Россия примет позорный ультиматум, и тогда-то наступит всеобщее отрезвление. И мои винтовки понадобятся, ещё как понадобятся!

И всё вдруг понадобится: железные дороги, рудники с железной рудой, металлургические заводы, станкостроительные… да всё понадобится, и догонять Европу придётся очень-очень долго, она тоже не стоит на месте.

Я быстро написал ответ, сказал Мате Хари:

— Бросишь Горчакову-младшему. Постарайся, чтобы никто из посторонних не видел! Да и хорошо, чтобы он сам не увидел. А так, повернулся к столу, глядь — письмо от Вадбольского!

— Выполню, — ответила она бесстрастно, — но придётся повредить либо окно, либо дымоход. Не лето, всё закрыто.

— Тебе бы только вредить человечеству, — упрекнул я. — Подожди у входной двери. У них не так, как у нас, всё время туды-сюды шмыгают!

— Не прошло, — сказала она равнодушно и добавила уже зловеще, — всё равно мы скоро захватим мир, ха-ха-ха!

Сюзанна Дроссельмейер в полном восторге зашла уже в третий магазин, в самом деле ассортимент меняется стремительно, всё хочется купить, тем более что зарплату ей Вадбольский положил высокую, вот тут она и уест отца, он же не дал ей ни полушки, а она накупит всякого и разного, без чего женщине не жить, ни быть…

Когда подошла к прилавку, прямо перед нею словно с потолка упал листок бумаги, сразу увидела размашистую надпись: «Сюзанна, отец выехал! Предлагаю принять у меня. Мои ушли на экскурсию по новому Петербургу».

Продавец посмотрел на неё несколько странно, Сюзанна смяла бумажку в ладони, сказала сконфужено:

— В другой раз. Отец зовёт…

— Ой, — сказал продавец и посмотрел вверх испуганно, — а не рано вам к нему?

— Ему виднее, — ответила Сюзанна автоматически, и только на улице сообразила, что он имел в виду.

Антуан бодро выскочил из припаркованного у самого входа автомобиля и распахнул перед нею дверь.

— На Невский прошпект, — велела Сюзанна, садясь в авто. — Дом девяносто шесть.

Я встретил Сюзанну вместо швейцара, подал руку, помогая взойти по мокрым ступенькам.