Солёная Ириска (СИ) - Май Марика - Страница 9

Сообщаю, что мы едем в больницу, и побыстрее отключаюсь. Меня снова начинает трясти.

У Веты уже нешуточные схватки, и я дергаю фельдшера:

— Сделайте же что-нибудь! Ей ведь кесарево показано. Можно это как-то остановить?

— Вы карту беременной мне наконец дадите? — обрывает меня фельдшер.

Я копаюсь в сумке, достаю карту. Женщина листает ее и хмурится:

— Вам диагностировали преэклампсию? Почему вы не легли в стационар?

— Я как раз собиралась — шелестит Вета.

— Что? — взрываюсь я. — Ты же говорила, что все в порядке!

— Всего три дня назад, — оправдывается сестра.

Но меня уже несет. Я вскакиваю, бессмысленно всплескиваю руками, пытаюсь пройти вперед.

— Прекратите, вы пугаете роженицу! — пищит молоденькая фельдшерица, пытаясь усадить меня обратно на сиденье.

Перед глазами встает картина, которую мне не забыть до конца своих дней. Светлый больничный коридор. Я, мама и папа. «Малышка здорова, — говорит нам высокий седой доктор в круглых очках, — а ее мама… ничего не могу вам обещать… Молитесь…»

— Сделайте же что-нибудь, — ору я и хватаю женщину в белом халате за грудки.

— Вылезайте, — свирепеет фельдшер. — Останови машину, — велит она водителю.

Скорая тормозит, меня подталкивают к выходу, я упираюсь, но на помощь фельдшерицам приходит водитель.

Пара секунд, и машина увозит мою Вету, а я остаюсь стоять на тротуаре незнакомой улицы. Я не вижу даже ее названия и номеров домов, не могу сориентироваться. Паника охватывает горло плотным кольцом. Мне нужно двигаться, лететь, бежать. Нужно быть рядом с Ветой, каждая секунда промедления кажется смертельно опасной. Единственным верным выходом представляется выскочить на дорогу и поймать первую попавшуюся машину.

Черный седан тормозит резко, но все равно чуть меня не задевает. Я рывком распахиваю переднюю дверцу и падаю на пассажирское сиденье.

— Ты рехнулась? — орет на меня водитель.

Мои легкие в эту секунду превосходят его по силе в несколько раз, а пламенности речи могли бы позавидовать вожди всех времен и народов.

Слава небесам, мне достался неупертый и сообразительный молодой парень. Он быстро вводит название перинатального центра в навигатор, и машина срывается с места.

Меня по-прежнему трясет. Очевидно, водитель замечает это и, пытаясь привести меня в чувство, начинает задавать вопросы. Я выкладываю подробности того, как оказалась в этом месте, и почему моя сестра в опасности.

Торопить водителя не приходится. Машина мчит на крейсерской скорости. Парень ловко перестраивается из ряда в ряд, успевает проскакивать перекрестки на желтый и красиво вписывается в повороты почти не сбавляя скорость. Дома, деревья, рекламные плакаты мелькают за окном, словно в кино при ускоренной перемотке.

Казалось бы, лучшего желать не приходится, но бесит одна деталь: на приборной панели в такт каждому движению автомобиля качает головой мерзкая игрушка — джокер в фиолетовом костюме со страшной ухмылкой на лице. Я с трудом, но могу понять тех, кто устанавливает на торпеду собачку или Микки Мауса, которые одобрительно кивают, как бы поддерживая водителя. В крайнем случае, фигурку Дональда Трампа, качающего головой: «Да, да, следующим президентом буду я!». Но уродливый клоун с искаженным злобой лицом? Самое страшное, что я, как под гипнозом, не могу оторвать глаз от его дьявольской улыбки, и сердце наполняется ужасом.

Водитель резко сбрасывает скорость, и я, прервав зрительный контакт с отвратительным болванчиком, обнаруживаю за окном больничные корпуса.

— Приехали, счастливо вам! — произносит водитель, а я уже вылетаю из машины, бросив через плечо короткое «спасибо».

Мне приходится поплутать среди корпусов, пока я ищу приемный покой. Вету уже увезли в родильное отделение, и мне обещают сообщить, как только станет что-нибудь известно.

В холле приемного покоя стоят мягкие кожаные диванчики. Лучше бы здесь были мягкие стены. Так хочется со всей дури ударить в стену кулаком. А еще лучше биться головой, биться, пока не потеряешь сознание. Впрочем, для быстрого эффекта мягкие стены как раз не нужны.

Меряю шагами холл вперед и назад, вперед и назад. На каждом «вперед» смотрю на улицу через стеклянные двери. Заметив Сашу, выбегаю на крыльцо. Налетаю на зятя с кулаками.

— Это ты, это ты виноват, очковтиратель хренов! — ору во все легкие. Срываюсь, колочу по широкой груди, пытаюсь укусить, но в зубах оказывается лишь плотная ткань его рубашки.

— Тише, тише, успокойся, — крепко обнимает он меня. — Роды — это естественный процесс.

А у самого лицо белое, как мел.

Наконец, моя буйная истерика переходит в рыдания. Саша терпит, осторожно поглаживает меня по спине. Я вцепляюсь в его плечи и практически повисаю на нем.

Едва я чуть-чуть успокаиваюсь, Саша приносит мне стакан воды и, с кем-то созвонившись, надолго исчезает в недрах роддома.

Опять бесконечно тянется время, но то ли после слез становится легче, то ли нервная система не выдерживает, прежнее напряжение не возвращается, наступает апатия.

Наконец, появляется Саша. Я замечаю его в конце коридора, и сердце начинает неистово биться. В страхе. А потом…Я вижу, что он улыбается, бегу навстречу, а он подхватывает меня и начинает кружить…

Малыша назвали Денисом.

Забирали мы их из роддома шумно и весело. Собрались все, приехали и Сашины родители. Машины украсили шариками и наклейками. Аленку нарядили, как на бал, Свете тоже привезли красивое платье.

Все были возбуждены, орали под окнами сочиненные папой кричалки. Всегда строгий и выдержанный Саша сиял и болтал без умолку. На молодых родителей вообще было больно смотреть, как на яркое солнышко, аж слезы текли.

Месяц после родов — тот период, который был еще опасен для Светы — Саша не отходил от нее ни на шаг. Мы установили график, покупали и привозили все необходимое, чтобы он не отлучался даже в соседний магазин.

Все обошлось, постепенно жизнь вошла в свою колею.

Родители немножко пошутили с моим днем рождения. Не специально, конечно. Если кто-то спрашивает, когда он у меня, отвечаю: «Помните Гошу из «Москва слезам не верит»? Я родилась с ним в один день». Наслаждаюсь растерянным видом собеседника. Все вспоминают про золотую осень на Воронцовских прудах, потом, что день рождения был фальшивым. Дату настоящего не помнит никто.

Вот и в реальной жизни многие знакомые, закрутившись в предновогодней суете, забывают меня поздравить. Семья тоже испытывает некоторые неудобства. Празднование дня рождения обычно переносится на ближайшие выходные, последние в году, то есть на те дни, когда все бегают по магазинам, скупая подарки и продукты к праздничному столу. Мои же родные и близкие вынуждены отрываться от предновогоднего чёса, вручать мне презенты, садиться за накрытый стол вопреки желанию сбросить лишние килограммы к Новому году и играть в мои любимые настольные игры.

Зато у меня всегда есть чем нарядить елку. Елочные игрушки — это самый популярный подарок к моему дню рождения. В детстве у нас был кот, который регулярно ронял елку, и стеклянные игрушки бились. Теперь кота нет, и игрушки зачастую небьющиеся, так что у меня скопился приличный запас нераспечатанных коробок. Придется, видимо, передаривать.

В этом году 23 декабря выпало на понедельник. Паршивее не придумаешь. Начало последней полной рабочей недели в году. Успеть за нее нужно как за целый месяц. К тому же добрая половина сотрудников на больничном. Начальство рвет и мечет.

Не до празднеств, конечно, но под ложечкой сосет — родители и Света с утра поздравили, а дальше тишина. Раньше приходили хотя бы поздравительные смс-ки от сотового оператора, из магазинов с бонусами ко дню рождения, сейчас все экономят.

К концу рабочего дня я совсем расклеиваюсь. Кажется, я больше никому не нужна. Все про меня забыли.

Неожиданно приходит вполне живое и искреннее поздравление от бывшего мужа. Кроме традиционных здоровья и материального благополучия, Игорь желает мне обрести любовь и счастье, намекая на счастье семейное. Честно, рада, что у него это уже есть. Изредка заглядываю на его страничку в соцсети, на которой полно тому доказательств. Да и на аватарке он счастливо улыбается, обнимая сына.