Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя - Страница 6

— Надеюсь, у тебя хорошие новости, — вздыхаю, разглядывая темно-синее низкое небо.

— Может, я просто хочу пожелать тебе спокойной ночи? — не может не съехидничать Дина.

— Что с Шубинским?

— Он хочет отжать «ДиджиАрт». Как ты понимаешь — не для того, чтобы продавать там телефоны и плойки.

Обычно я не слежу за тем, как развиваются или умирают разные торговые сети и прочая мишура. Сейчас вообще не в курсе, где и что продается. Обычно, просто говорю Дине, что мне нужно, озвучиваю дополнительные параметры (но чаще даже без них) и через максимально короткое время получаю «заказ» из ее рук. Но про «ДиджиАрт», наверное, не слышал только глухой. В свое время этот небольшой магазинчик сделал стремительный рывок до парочки крупных торговых точек, а потом все это разрослось в крупную сеть розничной торговли. Ходили разговоры, что на самом деле туда влил «черный» нал какой-то бандит, но примерно то же самое рассказывают абсолютно о любом выстрелившем проекте. Даже если это будет торговая марка, специализирующаяся на детском питании.

Зачем Шубинскому понадобилась эта сетка — догадаться нетрудно.

Торговые площадки — это всегда более или менее дорогая земля и хорошее расположение.

— У них сейчас дела совсем херово, — продолжает Дина, пока я медленно допиваю расколоченный в спортивном шейкере протеин. На вкус в этот раз какое-то клубнично-шоколадное говно.

— Шубинский хочет отжать места под застройку, — озвучиваю единственный логичный вывод из всего этого.

— Он хочет всю сетку, Король.

Я мысленно прикидываю, какое это может быть количество бабла. Шубинский не бедный чувак, но он же не миллиардер, чтобы вот так запросто вывалить такую кучу денег. В последние пару лет я крепко обогнал его по количеству богатых клиентов, но даже если я соберу вообще все свои активы — мне хватит в лучшем случае только на половину всех объектов.

— У него явно есть какой-то козырь в рукаве, — проговариваю вслух свои мысли, допиваю чертов сладкий протеин и выбрасываю его в урну вместе со стаканом. Чтобы перебить этот вкус, мне понадобится литр кофе, черного, как кладбищенская земля.

— Я кое-что поспрашивала, — издалека начинает моя помощница, но я заранее знаю, что она уже узнала все, что можно узнать. Дина всегда набивает себе цену, неважно сколько раз я скажу, что ее в моей жизни никто никогда не заменит. Поэтому молча даю ей совершить этот обязательный ритуал самолюбования. — Есть один парень. Могу организовать вам встречу.

— Ок.

— Я знала, что ты так скажешь. Завтра будет ждать тебя в клубе.

Дина первой кладет трубку, прекрасно зная, что я не имею привычки переносить или отменять назначенные ею встречи. Раньше пытался отучить ее от этой самодеятельности, но потом оказалось, что профита от них больше, чем стоят мои потраченные на перевоспитание нервы.

Ладно, посмотрим, что там за фрукт.

Я прихожу в себя от того, что кто-то ощутимо бьет меня по щекам.

Голова раскалывается от резкой боли в затылке, перед глазами, стоит их открыть, все плывет и бултыхается в вязкой дымке.

— Жить будет, — слышу неприятный грубоватый женский голос.

В ноздри ударяет резкий запах нашатыря и реальность напрыгивает на меня внезапными резкими воспоминаниями.

Меня продали Шубинскому.

Меня или Марину, которой всего тринадцать.

Это дичь, которой просто не может быть.

Дурной сон, от которого я обязательно проснусь.

— У твоей красотки месячные, — говорит женщина, и я от стыда стискиваю ноги до резкой боли в коленях.

Какое им дело до моей физиологии, господи?!

— Это уже не моя проблема, — слышу голос отчима. — Алексей, поднимай эту спящую красавицу. И пусть кто-то приведет ее в порядок — жених, — ему явно нравится собственная «очень остроумная» шутка, — приехал.

Что? Шубинский ведь только что…

Мой взгляд падает на настенные часы, и я получаю еще один подзатыльник от жестокой действительности — уже почти десять.

Я приехала днем, а уже почти полночь.

Попытка сесть заканчивается стремительным перекачиванием боли из затылка в лоб, но встать мне все равно приходится, потому что охранник рывком выдергивает меня из постели, ставит на ноги, крепко удерживая за плечо. Наверное, только поэтому я и не падаю.

Перед глазами появляется лицо отчима — перекошенное от злости.

Его хватку у себя на лице почти не чувствую, только во рту появляется вкус крови, когда внутренность щек трется об зубы.

Потом пощечина — не сильная, но отрезвляющая.

Противный женский голос: «Не порти ей личико, а то самому придется отрабатывать».

Рогов матерится.

— Смотри на меня, — требовательно мотает моей головой из стороны в сторону, как будто это очень помогает. — Смотри на меня, сука! Хватит корчить невинность, блядина потасканная.

Я проглатываю крик отчаяния.

— Через пять минут ты спустишься в библиотеку, будешь мило улыбаться, будешь хорошей и послушной, и если Шубинский захочет минет — спросишь, как долго тебе нужно сосать. Поняла?

Меня все-таки немилосердно шатает.

Отчим принимает это за согласие, отдает какие-то команды и в комнате остаемся только мы с той неприятной женщиной. От нее пахнет лекарствами и использованными бинтами.

В ее сухой сморщенной ладони, которую тычет мне под нос — голубая таблетка-капсула. Во второй — жестяная исцарапанная фляга, из которой разит крепким алкоголем.

— Выпей — через пару часов крови не будет. Тебе пригодится.

Я молча отворачиваюсь от «угощения», все еще веря, что это просто дурной, очень дурной сон.

— Только Шубинскому вот такие рожи лучше не корчить, — говорит женщина, прикладываясь к фляге парой жадных глотков, потом вытирает горлышко краем рукава, снова предлагает мне и, когда я снова отказываюсь, прячет ее в сумку. — У него тот еще характер, он и не таких ломал.

Я обхватываю себя за плечи, пытаясь хоть немного согреться.

— Где Марина? — спрашиваю, не глядя на женщину, потому что не хочу получить еще одну порцию «доброжелательных советов», как мне вести себя с человеком, которому меня продали, словно овцу. — Что с ней? Она в порядке?

— Твоя сестра сейчас в детском санатории. Поверь, у нее дела намного лучше, чем у тебя. И так все и будет, если перестанешь корчить оскорбленную невинность и сделаешь то, что нужно.

Я молча киваю.

Спорить с ней бесполезно — очевидно, что она в курсе всех планов отчима, иначе он назначил бы ее моим тюремщиком. Просить ее о помощи бесполезно и даже опасно, потому что, если Рогов узнает, что я не собираюсь быть овцой на заклании, меня будут стеречь день и ночь.

Пусть будет так… как будет.

Может — хоть я сама в это не верю — Шубинский просто не знает, что меня «отдают» против воли?

— Все, вытри сопли, — женщина неласковым пинком подталкивает меня сесть на пуф у туалетного стола, вываливает из своей сумки какую-то косметику и пачку влажных салфеток. — Приведи себя в порядок и спускайся. Серьезные люди не любят ждать свои новые игрушки. И не любят, когда эти игрушки ломаются до окончания срока эксплуатации.

Она посмеивается и выходит.

Оставшись в милосердной тишине, наконец, выдыхаю.

На косметику даже не смотрю — смахиваю весь этот хлам на пол. В моей дорожной сумке была косметичка, но я, черт подери, понятия не имею, где она сейчас. Там же мои документы, немного наличных денег, единственная не заблокированная карта, на которой есть небольшая сумма. Хотя ее хватит в лучшем случае на койко-место в дешевом хостеле.

Меня начинает колотить озноб, когда доходит, что я даже из дома выйти не смогу, потому что у меня нет верхней одежды и денег на такси.

Когда в дверь раздается настойчивый стук, я понимаю, что, если не выйду сама — мне помогут. И вряд ли это будет приятная помощь.

В зеркале у меня самый потерянный вид, но прихорашиваться для Шубинского я не собираюсь.