Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя - Страница 7

Просто зачесываю назад волосы и выхожу, стараясь не думать о его ледяном оценивающем взгляде, который как будто въелся мне в кожу.

В библиотеку меня ведут как приговоренную к расстрелу — охранник слева, охранник справа. А когда я случайно останавливаюсь, путаясь в ногах, тот, что Алексей, кладет ладонь мне на плечо, сжимая на ней пальцы до моего вскрика.

Иду дальше, секунду медлю у приоткрытой двери из-за которой выбивается полоска света, и захожу.

Мне бы очень хотелось, чтобы Шубинский держался подальше, но он стоит у стола, и на этот раз не в дорогом костюме, а в джинсах, свитере и молодежных кроссовках, как будто такой наряд может стереть с его лица пару десятков лет. Выглядит нелепо.

— Анна, добрый вечер. — Он почему-то очень пристально изучает мою обувь, хотя на мне ровно те же туфли, что и днем. — Полагаю, у вас есть некоторые… вопросы.

Меня тяжело назвать мямлей, и я обычно не лезу за словом в карман, но сейчас мой язык буквально прилип к нёбу. Я открываю рот — но не произношу ни звука. И тогда Шубинский спешит мне на помощь: берет под локоть своими неестественно ледяными пальцами, проводит до стола и усаживает в кресло. Интересуется, не хочу ли я чего-то выпить, но и на этот вопрос я не могу ответить ничего вразумительного. Только отмечаю, что в доме моей матери — нашем доме, который отчим незаконно себе присвоил! — Шубинский ведет себя как хозяин. Не хватает только позвонить в колокольчик и вызвать прыгающего перед ним на задних лапках Рогова.

Сам он сначала как будто тоже хочет сесть напротив, на место хозяина, но потом раздумывает и отходит к окну. Становится спиной, закладывает руки сзади и какое-то время стоит так вообще не шевелясь. Он и правда похож на Кощея, но в молодежных кедах и с шевелюрой.

— Анна, я буду с вами откровенен, — наконец, нарушает тишину Шубинский. А предчувствие мне подсказывает, что его откровенность не понравится мне еще больше, чем правда жизни от отчима. — Я бизнесмен. Возможно, вы слышали про строительную кампанию «Вертикаль»?

— Нет, — все-таки возвращаю себе способность говорить.

— В вашем возрасте мало кто интересуется такими вещами. — Шубин поворачивается и на его тонких, обескровленных губах появляется снисходительная улыбка. — Я, конечно, не безотказный красавчик миллиардер из бабских фильмов про любовь, но могу дать своей жене все, что она пожелает. В разумных пределах, само собой. Но прошу заметить, что эти рамки довольно… условны, и их широта зависит от того, каким образом мы договоримся.

— Я не понимаю, к чему этот разговор. — Чтобы не выглядеть такой жалкой и испуганной, немного задираю подбородок и вспоминаю, что по маминой линии я из древнего дворянского рода, а бабушка, когда была жива, учила меня всегда сидеть ровно, как будто у меня на голове стакан с водой. Не знаю, получается ли сейчас изобразить что-то подобное, но стараюсь изо всех сил. — Вашей жене очень повезет, господин Шубинский, но если то, что я слышала от своего отчима — правда, то должна вас предупредить: к его обещаю я не имею никакого отношения и замуж за вас не выйду.

Мне даже сама эта мысль настолько отвратна, что во рту появляется неприятный привкус как будто от испорченной еды.

— Наша с Валентином договоренность с самого начала не включала ваше согласие, — спокойно признается Шубинский, и мой только секунду назад воспрянувший оптимизм, снова камнем падает вниз. — Поэтому, Анна, я и настоял на личном разговоре.

— Я не выйду за вас замуж, — упрямо твержу я. — Меня не интересуют ни ваши деньги, ни ваши возможности. Меня не интересует замужество в принципе, господин Шубинский.

— Позвольте поинтересоваться, что же вас интересует? — спрашивает как будто даже без подвоха.

— Сначала я хочу забрать сестру. Убедиться, что она в безопасности.

Стараюсь прямо смотреть ему в глаза, чтобы он понял, какую именно безопасность я имею в виду.

— Валентин полный банкрот, Анна. — Шубинский пожимает плечами, и на секунду мне кажется, что в гробовой тишине темного сумеречного кабинета, отчетливо слышен характерный стук и скрип его костей.

— У меня есть наследство.

— У вас нет наследства. Строго говоря, вам не принадлежит даже то, что в данную минуту на вас надето. Включая собственная жизнь.

— Это чушь! — Я вскакиваю на ноги.

Мучусь взглядом от двери до окна, прикидывая, где у меня больше шансов проскочить.

— Очень не советую делать глупости, Анна. — Шубинский выразительно цокает языком. — Вы красивая девушка, будет очень… грустно, если с вами что-то случится. По неосторожности. Кроме того, ваша красота и молодость, и способность быть такой… самостоятельной, в значительной степени поднимают ваш ценник.

Наверное, если я скажу, что не все в этой жизни продается и покупается, он просто рассмеется мне в лицо.

— Пока вы выглядите вот так, — он снова сканирует меня своим мертвым взглядом, — я готов за это хорошо и регулярно платить. Готов позаботиться о вашей маленькой сестре — предоставить ей доступ к лучшим учебным заведениям заграницей, урокам верховой езды, иностранным языкам и прочим вещам, которые должна знать девочка ее положения.

— Чтобы потом, когда мне будет уже тридцать, а Марине едва исполнится двадцать, точно так же силой взять в жены ее?! — Я не собиралась озвучивать это вслух, но слова произнеслись сами собой. В этом моя главная проблема — я редко понимаю, где нужно вовремя притормозить.

Но Шубинский только снисходительно качает головой.

— Анна, не знаю, что вам наплел Валентин, но вы явно принимаете меня за человека с весьма… специфическими наклонностями. Меня, поверьте, абсолютно не интересуют дети. — Шубинский даже нос морщит так натурально, как будто эта мысль вызывает в нем то же отвращение, что и во мне. — Понимаю, что в свете нашей с вами разницы в возрасте, у вас есть закономерные вопросы, но…

— Вы мне в отцы годитесь, боже, — возмущенно шепчу в ответ.

— У меня нет детей, — снисходительно говорит он, — поэтому никаких таких мыслей в моей голове вы, Анна, абсолютно не вызываете. Я вижу перед собой молодую, красивую женщину, получившую достойное образование, способную стать идеальной спутницей жизни для меня. И матерью моего наследника, само собой. Я буду откровенен с вами. — Шубинский обходит стол, становясь на расстоянии вытянутой руки. — У меня нет никаких иллюзий насчет того, что вы вдруг воспылаете ко мне нежными чувствами. Я плаваю в море большого бизнеса, где нет места такой наивности. Но я вполне допускаю, что мы с вами можем составить прекрасный тандем, основанный на взаимоуважении и взаимной выгоде.

— Покупать меня как вещь — это, по-вашему, уважение? — фыркаю я.

— Согласен, — он даже как будто доволен, что я его подловила. И тут же разводит руками: — Что поделать, иногда приходится пачкать руки. Но мы с вами здесь, разговариваем и пытаемся найти наиболее устраивающий нас обоих вариант. Небольшой грязный фокус, но он того стоил.

— Я. Не. Выйду. За. Вас. Замуж. — Повторяю в третий раз, но теперь четко выделяя слова интонацией. — Ни на каких условиях. Я не вещь. Меня нельзя отдать за долги словно…

— Строго говоря, Анна, вы уже принадлежите мне, — грубо перебивает Шубинский. — Наш разговор — не более, чем моя добрая воля. Я просто хотел дать вам возможность выдвинуть свои условия, на которых мы смогли бы договориться. В противном случае вы все равно станете моей женой, но с некоторыми… неудобствами.

— И что вы будете делать? Посадите меня на цепь? — Я храбрюсь и изображаю смех. — Притащите в ЗАГС со ртом, заклеенным скотчем?

— Мне совсем не обязательно куда-то вас тащит, Анна. Брак в наше время — это настолько незначительная формальность, что нас распишут даже без вашего участия. А способов заставить вас поставить подпись на брачном договоре такое множество, что в конечном итоге я буду решать — выбрать ли более мягкий или сделать так, чтобы ваши прекрасные глаза умоляли меня вложить ручку в ваши удивительные длинные пальцы.