Feel Good. Книга для хорошего самочувствия - Гунциг Томас - Страница 37

Он целовал Алису и ласкал ее, но две вещи охладили его пыл: во-первых, он вспомнил, что у него нет презерватива. Задумался, нет ли его у Алисы в сумке. И не спросить ли ее «по-джентльменски»: «Слушай, как насчет презерватива, у тебя есть?», но понял, что просто-напросто неспособен задать такой вопрос. Он подумал, что Алиса, скорее всего, принимает противозачаточные таблетки, или у нее стоит спираль, или перевязаны трубы. В любом случае в ее возрасте мало шансов забеременеть. Но оставался вопрос болезней. Про себя Том был почти уверен, что не является носителем никакой болезни: он никогда не изменял Полине, но Полина-то изменяла ему с этим кретином-хирургом, а этот хирург… Кто знает, что этот медик мог делать со своим членом. Правда, сказал себе Том, он ведь врач, а врач теоретически должен знать, что делает. Теоретически…

Но Алиса, что он о ней знал? Немного. Почти ничего. Может быть, она спит со множеством мужчин, Бог весть откуда взявшихся. Может быть, она носительница массы бактерий. Перед глазами поплыли слова, сопровождавшиеся отвратительными картинками из медицинских энциклопедий: гонорея, хламидиоз, мягкий шанкр, генитальный герпес, трихомоноз, сифилис, микоплазмоз, кондиломы и, разумеется, СПИД.

Но проблема презерватива быстро оказалась второстепенной в сравнении с другой, отравившей радость момента: у него не стоял.

У него не стоял!

Черт побери, у него не стоял?

Член свисал между ног, мягкий, маленький и сморщенный, словно трупик мыши.

Как это возможно, чтобы у него не стоял? С ним никогда не случалось осечки. Хоть ему перевалило далеко за сорок, у него никогда не было проблем в этом плане, да и ни в каких других планах тоже!

Но у него не стоял!

Его охватила паника, однако он не подал виду. Наоборот, стал целовать и ласкать Алису с еще большей страстью, надеясь, что эта страсть подействует и у него встанет.

Ничего не произошло.

Он пососал груди Алисы, поцеловал ее живот, спустился ниже и запустил язык в лоно. Лизать там ему всегда нравилось: мягкость, маслянистость, запах секрета, вкус мангрового леса (слова «мангровый лес» сами собой всплыли в голове, он задумался, годятся ли они для описания женского лона, и решил обдумать это позже). Он обожал это: однажды он видел документальный фильм о Запретном городе в Китае, месте тайн и легенд, куда допускался только императорский двор. Простые смертные не могли ни попасть туда, ни даже смотреть на Запретный город. Когда он лизал женщину, то чувствовал себя одним из немногих избранных, допущенных туда. В другое время от этой привилегии у него бы наверняка встал, однако на этот раз ничего не шевельнулось, абсолютно ничего, ни содрогания, ни малейшего ощущения тяжести, которое обычно предшествует эрекции, только простое и ужасное ощущение отсутствия.

Прошло немного времени, за которое так ничего и не произошло, и он забил. Это было обидно, потому что он очень хотел переспать с Алисой, это было унизительно, потому что Алиса теперь наверняка будет смотреть на него со смесью жалости и жуткой нежности, которую проявляют к домашним питомцам, отжившим свой век. По всей вероятности, второго шанса у него не будет, их отношения вновь станут чисто профессиональными, и ни он, ни она, по молчаливому соглашению, никогда не будут упоминать этот неловкий эпизод.

«А что, если все кончено бесповоротно? — подумал Том. — Что, если у меня больше никогда не встанет?» Как в романе Ромена Гари «Дальше ваш билет недействителен», как в «Другой жизни» Филипа Рота. Ему захотелось плакать! Он был слишком молод, чтобы поставить крест на сексуальной жизни. Придется обратиться к урологу, унизительно, конечно, но через это надо пройти, если он хочет, чтобы ему выписали виагру. Вдобавок ему не хватит духу спросить таблетки в аптеке, ну разве что в какой-нибудь подальше от дома и дождаться за дверью, пока не будет других клиентов. Впрочем, если это будет слишком трудно, он закажет в Интернете, но, с другой стороны, можно ли быть уверенным в качестве? Он читал множество предостережений и не хотел рисковать…

Тут Алиса прервала ход его мыслей, сказав: «Подожди, я тоже хочу». Она придвинулась, взяла мягкий член Тома в рот и тихонько начала сосать.

Сам того не сознавая, Том закрыл глаза: когда тебя сосут — это одно из самых замечательных ощущений на свете; тепло рта, прикосновение нёба, и языка, и руки, влага слюны, поступательное движение. Полина сосала его очень редко. Чуть-чуть, в самом начале их отношений, и ему было строжайше запрещено кончать в рот жены. Однажды вечером, много лет назад, когда ему и Полине было не больше тридцати, они ужинали у четы друзей, ровесников, Марианны и Жана. За столом разговор зашел о сексе, и Марианна заявила: «Когда мы путешествуем, я обожаю сосать у Жана на экскурсиях, особенно в исторических памятниках, мы находим местечко, где нас никто не увидит, и я у него сосу, это у нас такая игра, а какие остаются воспоминания… Я могу сказать: „Я сосала у Жана в Ватикане, я сосала у Жана на Мон-Сен-Мишель“». Позже, в машине, на обратном пути, после долгого молчания Полина, немного пьяная, вспомнила этот разговор и сказала: «Не понимаю я, в чем прикол сосать в исторических памятниках… Я вообще, в чем прикол сосать, не понимаю… По мне, так это противно и унизительно…» Том ничего не ответил, ему стало немного грустно, что его член жене противен и для нее это занятие, такое, однако, приятное, несет отрицательный моральный заряд. Как бы то ни было, больше они об этом не говорили, и Полина вообще перестала у него сосать.

И когда Алиса начала его сосать, он почувствовал, как отключаются все мозговые функции, поддерживающие его связь с действительностью: он забыл о пятне сырости в кухне; забыл, что роман, над которым он работает, пополнит огромный континент забытых книг; забыл, что на него тогда навалится, как и каждый раз, жуткое чувство зря потерянного времени; забыл, что жена ушла от него к хирургу; забыл, что дочь злится на него по множеству непонятных ему причин; забыл денежные проблемы и тревоги о будущем; забыл, что он второстепенный автор и не останется в памяти потомков; забыл, что молодость позади, а самое трудное его еще ждет; что отец любил его странной любовью, которую и любовью-то назвать нельзя; забыл, что он вообще в своей жизни никогда не знал любви.

Он забыл обо всем.

Его член стоял так, что, казалось, был высечен из мрамора.

Алиса легла на него и, улыбаясь, ввела его в себя.

«Заниматься любовью». Для Алисы это было занятие, в котором она видела много преимуществ: во-первых, она была убеждена, что это полезно для здоровья — человеческое тело должно дышать, есть, спать и заниматься любовью. Лишите его чего-то одного, и оно быстро придет в негодность более или менее серьезным образом. Вдобавок, помимо того, что занятие любовью имело важное значение для метаболизма, оно было совершенно необходимо для душевного равновесия. В этом она тоже не сомневалась: это разгоняет депрессию, успокаивает тревоги и снимает стресс.

И потом, главное, любовью занимаются бесплатно.

Ну, как правило.

До сегодняшнего дня, до этого послеполуденного часа с Томом, Алиса не занималась любовью давно, много лет. Был, правда, эпизод с «клиентом», но какая же это любовь? Это было то, что Алиса называла «сексуальными отношениями» (и считала, что нет ничего печальнее этого определения).

Заниматься любовью — совсем другое дело.

И теперь, когда она только что занималась любовью, ей было хорошо.

Очень хорошо.

По-настоящему хорошо.

Она чувствовала себя юной, едва вылупившейся бабочкой (так она сама себе сказала): она была легка, как ветерок, счастлива, как жизнь без трудностей, оптимистична, как ребенок в первый день больших каникул.

Погода была пасмурная, но, на ее взгляд, серые тучи плыли в небе с грацией русского балета. По пути домой навстречу ей попадались только очень красивые люди, а голубь, клевавший окурки между машинами, показался ей самым чудесным из всех крылатых созданий, каких она видела в жизни.