Feel Good. Книга для хорошего самочувствия - Гунциг Томас - Страница 20

Вскоре она пришла. У нее был усталый вид. Вот уже которую неделю у нее был усталый вид. Понятное дело, тридцать лет заниматься проблемами подростков в коллеже утомительно. Поэтому первое, что она сказала ему:

— Я устала.

Он ответил:

— Я приготовил курицу… С рисом.

А про себя подумал: «Вот что такое быть старой четой… Я зритель печального и завораживающего спектакля — быта старой четы… И этот печальный и завораживающий спектакль будет и завтра, и послезавтра, и еще тридцать ближайших лет». Подумав так, он тут же спросил себя, как они с Полиной дошли до этого. Еще недавно они были молоды, Полина видела в нем писателя, которому уготовано блестящее будущее, а он, тоже уверенный в этом блестящем будущем, думал, что когда-нибудь непременно полюбит Полину, как любил Шарлотту. Ничего не сбылось. Вот, наверно, что значит быть старой четой: знать, что ждать больше нечего, но продолжать жить, несмотря ни на что, потому что для перемен слишком поздно.

Они поели почти в молчании, уткнувшись каждый в свой смартфон. Том просматривал ленту в Твиттере. Он был подписан на страницы всех крупных издательств, книжных блогеров и известных авторов. Авторы выкладывали рецензии из разных газет и благодарили журналистов, блогеры писали о своих «настоящих откровениях», а издатели старались «поднять шум» вокруг будущих книг. (В романе «Застегни пиджак!» Марсель Ле Кродек остро переживает шок, который испытал, узнав, что был ребенком из пробирки, литературное событие июня, ждите в издательстве «Росистая трава».)

Полина отложила телефон и серьезно посмотрела на него.

— Я кое-кого встретила, — сказала она.

Том уставился на нее.

Какая-то часть его была не уверена, что правильно расслышала.

Другая часть его расслышала правильно, но была не уверена, что поняла.

Последняя часть расслышала правильно и все поняла.

Горло его сжалось. Он сглотнул слюну.

Пытаясь сохранять спокойствие, переспросил:

— Что?

Полина как будто сделала над собой усилие. Слова, которые она произнесла, были явно приготовлены заранее и тщательно выбраны.

— Я кое-кого встретила. Мы встречаемся уже почти год. Я ничего не планировала. Мы влюбились. Я хорошо все обдумала. Я полагаю, у нас с тобой что-то кончилось. Во всяком случае, так мне кажется. Том, я ухожу. Квартиру оставляю тебе. Мне очень жаль. Я не хотела причинять тебе боль. Я хочу… Я сделаю все, чтобы это прошло без потерь.

Том не знал, что сказать. На минуту у него закружилась голова. Он думал, что потеряет сознание или его вырвет, но ничего этого не произошло. Ему совсем не хотелось, чтобы Полина уходила. Совсем не хотелось, чтобы менялась его жизнь. Он ненавидел неизвестность, которая открывалась сразу за уходом Полины.

— Но… Как же я буду жить? Я не смогу платить за квартиру один!

Аргумент был жалкий. Он и сам почувствовал себя жалким.

— Я буду продолжать платить свою часть за квартиру… Пока у тебя не появятся деньги, чтобы справиться самому.

— Кто он? — спросил Том внезапно агрессивнее, чем ему хотелось.

— Ты его не знаешь. Он хирург.

— Да плевать мне, что он хирург! Зачем ты мне это говоришь?

— Не знаю, я думала, что тебе интересно.

— А как ты с ним познакомилась?

— Я познакомилась с ним на курсах тай-чи.

— Ты занимаешься тай-чи?

— Я занимаюсь тай-чи уже три года. Я часто тебе об этом говорила. Тот факт, что ты не помнишь, очень показателен для наших отношений.

Представив себе флиртующих Полину и хирурга в льняных униформах для занятий тай-чи, Том ощутил гнев, которого сам не понял.

— Это отвратительно, то, что ты делаешь! Ты могла бы мне сказать! Мы могли бы поговорить!

— А мы что делаем? Вот, говорим.

— Нет… Мы не обсуждаем! Мы ничегошеньки не обсуждаем! Ты ставишь меня перед свершившимся фактом!

— Речь идет обо мне, Том.

— И когда ты собираешься уйти?

— Сегодня вечером. Сейчас.

Она встала. Взяла куртку и направилась к двери. Том во внезапном порыве отчаяния вскочил и загородил ей дорогу.

— Нет! Подожди. Нам надо поговорить! — взмолился он. — Мне тоже есть что сказать!

Полина посмотрела на него с сокрушенным видом.

— Слушай, я всегда знала, что ты меня не любишь. Я ждала, думала, что все придет, что ты рано или поздно полюбишь меня, но этого так и не случилось. Ничего страшного. Никто не виноват.

— Неправда. Я любил тебя. Я всегда тебя любил! Подожди, пожалуйста! — простонал он, стоя перед дверью.

Полина посмотрела ему в глаза и словно нехотя сказала:

— Я всегда знала, что тебе нужна не я, а Шарлотта. Я зайду за вещами через несколько дней.

Том почувствовал, что силы покинули его окончательно. Полина обошла его и закрыла за собой дверь.

Он долго стоял столбом посреди квартиры. Не знал, что делать. Не знал, что думать. Взгляд его упал на остатки курицы и брокколи в тарелке, которую Полина не убрала со стола. Он убрал ее и подумал, что, наверно, в последний раз убирает тарелку за Полиной. Посмотрел на кусок курицы, который она надкусила. На нем были видны следы зубов. Он заплакал и, плача, вымыл посуду. Потом, наплакавшись и прибравшись в кухне, решил напиться. Алкоголь смягчит удар. Он открыл бутылку вина. Выпил. Это было дешевое южноафриканское вино, кисловатое, но двенадцать градусов сделали свое дело, и очень скоро он опьянел. Он ходил, вяло пошатываясь, по кухне, без боли стукался о стены. «Ну и наплевать!» — сказал он вслух. Потом дотащился до спальни и упал на кровать. Отчаянно стиснул подушку Полины и уснул одетый, ощущая подступающую тошноту.

Во сне, окутанном неясной грустью, он видел крушения и тай-чи.

Он проснулся наутро после тяжелой ночи с больной головой. Вчерашний хмель рассеялся, и все вернулось с беспощадностью выстрела: его жизнь потерпела поражение на всех фронтах. Ему суждено состариться в одиночестве, он будет одним из старых озлобленных писателей, кое-как перебивающихся писательскими мастерскими и непрестанно критикующих все, что имеет мало-мальский успех. В его воображении быстро сложилась картина: он старый, грязный, дурно пахнущий, вдет под октябрьским дождем и разговаривает сам с собой, неся в дрожащей руке пластиковый пакетик с жалкими покупками.

Вот что его ждет. Это очевидно.

И тут он вспомнил записку, которую нашел вчера на ветровом стекле сестриной машины. Он отыскал ее, смятую, в кармане брюк:

Он встал, голова раскалывалась от боли. В квартире царила непривычная пустота. Он сел к компьютеру, вбил указанный в записке адрес, написал: «Привет, radical7582. Я нашел вашу записку на ветровом стекле. Здесь какая- то ошибка, я не понимаю, о чем вы» — и нажал «отправить».

После этого его вдруг захлестнуло неодолимое желание позвонить Полине. На минуту ему показалось, что он сможет повернуть ход вещей в обратную сторону, что надо только найти нужные слова, и она вернется, и жизнь пойдет своим чередом, как раньше. Может быть, даже лучше, чем раньше. Он взял телефон и начал набирать номер. И пока он набирал номер, в голове у него сложился план: он будет говорить с ней искренне, задушевно, спокойно. Попросит прощения за то, что в последние годы не проявлял к ней достаточно нежности. И главное, снова скажет, что любит ее. Какую-то долю секунды он был уверен, что это поможет, но в следующее мгновение представил себе телефон Полины на ночном столике в уютной спальне в доме хирурга. Он увидел свою жену, спящую, счастливую, в объятиях другого. Чьи руки наверняка более загорелые и мускулистые, чем у него. Он поморщился от боли и вспомнил последнее, что она сказала ему, покидая квартиру: «Я всегда знала, что ты меня не любишь. Я всегда знала, что тебе нужна не я, а Шарлотта». Его палец замер на последней цифре: она была права!

Ему ее не хватало, но она была права!

Права целиком и полностью!