Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ) - Козырь Фаина - Страница 3

Косяк согнулся, с трудом ловя воздух в сжавшиеся лёгкие. А Олька презрительно и сильно оттолкнув его судорожно дышавшую тушку, пошла домой, не оборачиваясь.

- Ну, ты мудак! – только и смог выговорить Шпала, расстроенно глядя вслед удалявшейся Завирко.

***

Ольке как-то вообще не везло с любовью. Да как тут повезёт, если всё, что она испытывала к окружающим её мужчинам, – стойкая, материнская жалость. Ни один соблазнительный женский сюжет в её жизни не срабатывал. Ни один!

Если вы вдруг увидели, как при встрече с молодым красавцем Ольга Николаевна заливается нежно-розовой краской, то будьте уверены, это не «от чувств–с», а от стыда за, то что этот идиот не застегнул ширинку после похода в общественный клозет и теперь трясет незастёгнутой мудёй перед всем честным народом.

Если же вы стали свидетелями того, как Завирко совсем недвусмысленно оглаживает красивый, рельефно-кубиковый обнаженный торс какого–нибудь молодого и горячего самца, то со сто процентной вероятностью сразу предполагайте, что она обрабатывает спиртосодержащей салфеткой верхний слой его эпидермиса, чтобы в ближайшую секунду – две выдавить жирный прыщ, некстати вскочивший на фигуристом теле юного Аполлона.

И даже в совсем явных эротических картинах, таких, как томная Олька, со сбившимся дыханием, лежащая рядом с… или даже на голом мужике в самой пикантной позе, можно без сомнения разглядеть очевидное: Завирко только что спасла этому несчастному жизнь, мужественно вытащив его из охваченной огнём избы или из-под копыт разбушевавшегося коня, которого только что остановила на полном скаку. Где в глуши уездного города взялся конь – не должно читателя волновать, ибо Завирко, если нужно, не только коня найдёт.

Она такая, эта наша Ольга Николаевна Завирко. Прожившая с родителями в одной комнате двенадцать лет своей сознательной жизни, Олька знала о сексе всё: что длится он минуты три – четыре и ничем иным как противным скрипом древних пружин не сопровождается. И от него родятся сопливые, хилые, вечно ноющие дети, которых нужно кормить, одевать, обувать. Вот какая уж тут романтика и любовь-морковь?!

Но даже ей, стойкой и неромантичной, судьба подкинула историю. Да какую!

В соседнем дворе, прямо рядом со школой, где училась Олька, жил красавец парень: фигуристый, кровь с молоком, с ленивым прищуром карих глаз, с бровями вразлет и зашкаливающим обаянием. Знакомые пацаны звали его Макаром, так они укорачивали его и так довольно простую фамилию - Макаров. Хотя вначале, говорят, его пытались называть просто ПМ, но эта кличка не прижилась, а он так и остался для всех просто Макар.

Эдику Макарову его кличка нравилась. И он не спешил переубеждать других насчет своего настоящего имени. Лет пять Олька наблюдала за ним со стороны, затаив дыхание. Он был старше её на год, но никогда даже мельком за всё это время даже не взглянул в её сторону. Да и что глядеть на мелкоту?!

На вечерние сборища шпаны во дворе он не ходил, Завирко узнавала – паренёк, по словам его бабушки, серьезно занимался иностранными языками и не имел времени на пустые занятия. После 9 класса Эдичка перешел в гимназию, и Завирко на целых два года потеряла его из виду.

До 1 января 2005 года.

С лучшей своей подружкой Анькой Олька дружила всегда. Сидели вместе на горшках в детском саду, пели вместе в хоре в школьном кружке, строили местной шпане глазки по вечерам, выглядывая то из Олькиного кухонного окна, то из Анькиного. Обзор из Анькиного окна был лучше – все – таки второй этаж. Когда пришла пора расцветать, они две подтянулись как-то вровень. Может, поэтому не было у них и мысли о соперничестве. Да и по внешности они были хоть и разные, но словно две сестры. Дочери то ли одной матери, то ли одного отца. Ольга, крепкогрудая, статная девушка, и Анька тоже не субтильная. Разницы всего – то: в носах да в волосах. У Ольки–блондинки – вздёрнутая изящная кнопка, у Аньки–брюнетки тонкий носик с маленькой умной горбинкой.

В школе подруги сидели друг за другом на одном варианте, и часто компенсировали чьё–то незнание умением быстро передавать информацию от парты к парте. Они и на первые свидания умудрялись ходить вместе. Этаким веселым дуэтом. Так и жили. Дружно, весело, бесшабашно, разделяя довольно часто Олькины домашние заботы пополам.

Одно только увлечение подруги не понимала Анька, сама не зная, почему: Эдик Макаров, красавец и франт, не нравился ей категорически.

- Он размазня! – не раз и не два говорила подруге Анька.

На это Олька также замечала вполне философски, блистая знанием персидских пословиц:

- Во рту козла – трава сладкая! – и на этом весь спор прекращался.

Тем более что Эдичка смылся с горизонта и нигде не отсвечивал.

В тот год две закадычные подружки решили отмечать новогодние праздники у Шпалы. Санёк клятвенно обещал, что всё будет «чин – чинарём»:

- Посидим, потанцуем, Нюр, Оль! Все свои будут!

- Напьются, – вздыхали тогда опытные девчонки, - а потом нам же с ними нянчиться!

- Да с чего там напиваться? – искренне недоумевал Шпала. – Всего по три чекушки водки на брата запасли, ну и шампусик с вином для девочек!

- Тоже по три чекушки?! – язвили Анька с Олькой, но приглашение Шпалы приняли.

И вот 31 декабря 2004 года в десять часов вечера все такие красивые – прекрасивые, с селёдкой под шубой и с оливье в руках, вперёд на шпильках по только что выпавшему снегу, шагали две очаровательные девушки в соседний дом к Саньке Шпаликову в гости встречать Новый год.

- Говорила тебе, давай в сапогах пойдём, холодно, а ты «в туфельках красивее! в туфельках красивее!», вот теперь грохнемся и ноги переломаем! – бурчала Олька, не раз и не два поскальзываясь на раскатанном кое-где молодом снежке.

- А ты шибче иди и каблуками за асфальт цепляйся! - хохотала Анька, тоже очередной раз с трудом удержавшись на земной поверхности.

И её задорный смех с весёлым Олькиным визгом пополам эхом раздавался в катакомбах двора.

- Дура ты! И я с тобой, – фыркала Олька, не в силах злиться на подругу, потому что настроение у девчонок было самое что ни на есть новогоднее.

До Санькиного дома оставалось уже рукой подать, но маленький минус на улице плотно сел на старый, потрёпанный временем асфальт, кое - где превратив его в каток. И все бы ничего – доковыляли бы наши девчонки потихоньку, но перед самым Санькиным двором, в арке, тропинка уходила немного вниз.

- Пипец! Горка! – ахнула Анька растерянно, словно позабыв, что горка там затесалась не год и не два, а от самого её рождения. – Что делать – то, Оль?

И правда, асфальт в арке уходил под уклон довольно – таки существенно. Можно было спуститься, аккуратно держась за стену дома, но вот такой очевидный «упс» – руки и одной, и другой заняты салатами. Девчонкам почему–то казалось, что в руках нести снедь - элегантнее, чем в пакетах. Чем теперь держаться?

- Аристократки херовы! – Олька тяжело выдохнула.

- Ну, прости! – протянула Анька расстроенно. – Я идиотка, Оль! Это тебе известно. Что делать будем?

Завирко вдруг прыснула:

- Парное катание, Нюр, - олимпийский вид спорта! Сейчас осуществим мою детскую мечту!

- А что делать с салатами? – осторожно уточнила Анька, с подозрением относясь к хорошему Олькиному настроению.

- А салаты, - совсем развеселилась Завирко, - у нас теперь заявлены в другой программе - программе смертельного бобслея!

И поставив решительно на скользкий асфальт тарелку с оливье, слегка прикрытую сверху тоненьким полиэтиленом, без пиетета ткнула её острым носком лаковой туфельки.

- Марш!!!

Тарелка цокнула и сначала медленно поползла вниз, странным образом разгоняясь с каждым преодолённым метром. Внизу горки метнулась мужская тень.

- Лови! - заорала Завирко. – Мужик, лови!

Тень не подкачала, ловко ухватив подкатившийся прямо ей под ноги салат. Анька с Олькой запрыгали на месте, радуясь удаче, а растерянная тень так и осталась стоять на месте, сжимая в руках спасенную тарелку.