Неверный отец. Счастье в конверте (СИ) - Лесневская Вероника - Страница 16

Делаю знак Лане, но акушерка лишь заторможено моргает. Выругавшись, сам передаю неонатологу притихшего, быстро уставшего новорожденного – и больше не смотрю в его сторону.

Пытаюсь реанимировать мать, но вместо этого приходится констатировать время смерти. По крайней мере, я исполнил её последнюю волю.

«Спаси нашего сына»…

Оставив персонал в операционной, бреду в коридор, где больше воздуха. Стягиваю окровавленные перчатки с рук, рывком убираю маску, и она повисает на одном ухе. Плевать.

Упираюсь спиной в стену и опускаюсь на корточки, облокотившись о широко расставленные колени. Делаю глубокий вдох, задерживаю кислород в легких. Запрокинув голову, гипнотизирую пустым взглядом квадратные лампы на белоснежном потолке.

- Герман, - ласково шелестит совсем рядом, а на лицо падает тень.

Уголки губ на секунду дергаются вверх, но полноценно улыбнуться так и не получается. Выходит кривая гримаса.

Я словно парализованный. Все мысли о ребёнке, который отправился в кувез.

- Да, Амина? – бросаю деловито, как мы обычно общаемся на рабочем месте.

- Полиция ждет в ординаторской, - сообщает коротко, отзеркалив мой тон. Всё-таки умница. Без истерик.

- Подойду через пару минут, - прикрыв глаза, надавливаю пальцами на переносицу. Непрошеная головная боль простреливает лобную долю. - Успеют ещё меня по допросам и судам погонять, мать их.… - хмыкаю устало.

Амина заглядывает в операционную через щель в приоткрытой двери, тяжело вздохнув, приседает рядом со мной. Некоторое время молчим вместе, и я благодарен ей за эту тишину.

- Ты сделал все, что мог, - успокаивающе шепчет, проводя ладонью по моему плечу. Берет за руку, пачкается в каплях крови.

- Я знаю, - киваю уверенно.

- А ребёнок? – сипло, едва уловимо.

- Жив, - коротко и по факту. - В инкубаторе. На выхаживании.

Не озвученный вопрос застывает на её искусанных губах. Вместо него негромко доносится:

- Надо найти родственников.

- Пусть полиция этим занимается, - пожимаю плечами, игнорируя легкий намек. Я пока что сам ни хрена не понимаю.

- Ты прав.

После беседы с правоохранителями собираюсь вернуться к Амине, обсудить все произошедшее, однако ноги уносят меня в отделение интенсивной терапии. К недоношенному малышу. Которого назвали моим.

В палате стелется мягкий свет и царит тишина, нарушаемая слабым писком приборов. Приподнимаю свисающий край ситцевой пеленки, заглядываю в прозрачный инкубатор. Внутри на теплосберегающем матрасе, как в гнездышке, мирно спит ребёнок. Красный, сморщенный, в одном подгузнике, который кажется необъятным на крошечном тельце. Тонкую, хрупкую кожу покрывает пушок, кулачки крепко сжаты, острые коленки раскинуты, как у лягушки.

Краем глаза читаю стандартную метрику на бирке. Время рождения, рост, вес... Всего два килограмма. Котенок, а не человек. Впереди у него борьба за жизнь. И этот путь ему придется преодолевать в одиночку, если его близкие так и не появятся.

С одной стороны, ничего необычного. На практике я сталкивался с более тяжелыми случаями, да и летальный исход у меня не первый. К сожалению, ни один врач не застрахован от потери пациента. Мы не боги. Каждый – со своим кладбищем. А сколько сложных родов я принял и разных младенцев повидал, в том числе и с экстремально низкой массой тела...

Но именно этот мальчик.… почему-то не отпускает.

Я возвращаюсь к нему на следующий день, ничего не сказав Амине. Думаю, она сама догадывается, где я пропадаю перед работой, но лишних вопросов не задает. Ждет, когда сам признаюсь. А у меня нет ответов. Только интуиция и что-то колющее за ребрами.

- Как его состояние? – спрашиваю вошедшего неонатолога.

- Стабильное, - подходит ближе. Погружает руки в перчатках в инкубатор, касается малыша, а тот инстинктивно вздрагивает.

- Что-нибудь нужно? – хмуро уточняю, пристально наблюдая за манипуляциями с недоношенным.

- Самое необходимое у нас есть, но…

- Список мне составь, я всё оплачу, - выпаливаю неожиданно для самого себя.

Прокручиваю телефон в руке, открываю входящее сообщение от Амины. Волнуется, пишет, что меня вызывают. Быстро набираю короткий ответ: «Скоро буду», но не спешу покинуть палату.

Мальчик начинает мяукать дрожащим голоском – нормально кричать ещё не может. И это плохо. Его бы перевести в хороший центр, а лучше.… ко мне в Германию. Со своими специалистами и новейшим оборудованием мы быстро кроху выходим и без осложнений, возможных в его ситуации. Но как я это Амине объясню? А самому себе?

Кто его мать – я так и не узнал, зато вспомнил, где слышал ее голос. Несколько дней назад мне начали поступать странные звонки, которые обрывались буквально после нескольких слов, произнесенных томным женским шепотом. Из-за плохого сигнала не разобрал ничего, кроме бессвязного лепета. Я посчитал это чьим-то идиотским розыгрышем, выматерил шутницу – и добавил номер в чёрный список.

А вчера снова входящий вызов. Пока я ждал Амину в машине, какая-то баба внезапно сообщила мне, что приехала и хочет встретиться. Сказать нечто важное, чтоб ее! На этот раз я сам оборвал звонок, не желая слушать бред незнакомки. Зря...

Надо было выяснить подробности, но кто знал, что спустя несколько часов она умрет у меня на операционном столе, оставив мне в наследство якобы «моего» сына.

- Герман Янович, а кем вам приходится этот ребёнок? – вырывает меня из мыслей хлесткий вопрос, который звучит со скрытым намеком.

Неонатолог явно лезет не в свое дело. Лично мне плевать на сплетни, но Амина и так подозревает меня во всех грехах.

Амина… Амина! Амина, млять!

Я не могу позволить себе потерять ее. Значит, надо соображать и действовать быстрее.

- Никем, - чеканю резко. – Благотворительностью решил заняться.

В этот момент врач аккуратно меняет малышу подгузник, переворачивает его, обтирает попку, и я замечаю небольшое коричневое пятнышко под ягодицей. Всё-таки не грязь… И не показалось при родах…

Я готов рассмеяться в голос, как сумасшедший, потому что именно таковым я себя и чувствую. Какого хрена? Как в дешевом индийском кино, мать его!

Совпадение? Есть лишь один способ проверить….

Несколько дней спустя

Амина

Пунктуальный до секунды Герман сегодня опаздывает на собственную пятиминутку, и я понимаю, в чём причина. Точнее, в ком.

Он врывается в кабинет, настежь распахнув дверь, быстрым шагом пересекает помещение и падает в кожаное кресло, которое жалобно поскрипывает под ним. Небрежным взмахом руки разрешает начать доклады, а сам погружается в историю, которую принес с собой.

Заведомо знаю, чьи документы в его напряженных руках, и становится ещё больнее. Ни один мужчина не будет так сильно переживать за чужого ребёнка. Молчание Германа только подтверждает мои опасения. Мы отдалились за эти дни, он будто специально избегает откровенного разговора. И больше не смотрит мне в глаза. Даже сейчас....

Минуты тянутся мучительно долго, слова коллег звучат словно в вакууме, и я не различаю смысла. Не отрываясь от хмурого Германа, пытаюсь считать его эмоции. Тщетно. Они прячутся под броней врача. Лицо как гипсовая маска.

Что же ты скрываешь, любимый? Впрочем, несложно догадаться.

Я послушно ждала, когда Демин созреет на правду – и сам мне признается во всем. В глубине души надеялась, что он развеет мои сомнения. Назовет ревнивой дурочкой, и мы посмеемся вместе. Я мысленно оправдывала его, но сегодня… моё терпение закончилось.

Я не переживу предательство последнего близкого человека. Просто не смогу…

- Ты опять был в соседнем отделении? – спрашиваю, когда мы остаемся в кабинете наедине. - У того недоношенного малыша?

- Да, а что?

Герман нехотя отвлекается от бумаг и устремляет на меня пустой, стеклянный взгляд голубых, почти прозрачных глаз. Мыслями он не здесь, а так и остался рядом с кувезом, где лежит ребёнок. Его ребёнок от другой женщины.