Хозяйка таверны. Сбежавшая истинная (СИ) - Алдар Алана - Страница 3

— Если что-то пойдет не так? — переспросила, обмякнув. — Значит, ты не уверен, что он справится?!

— Я мастер оборота, а не Фирс собственной персоной. Первый оборот ферна всегда испытание. Тьма фирсовых детей проснулась в нем и теперь борется со светом. Тем более, Баст смесок и наполовину сын Илларии. Перестань паниковать, женщина!

Совран — Он ГОРИТ! — Тира дернулась, пытаясь выбраться из моих рук, откуда столько силищи взялось в хрупком женском теле? Она ведь никогда не была сильной физически. Духом, да, но тело вечно подводило. Помню, как гонял ее по дворцовому парку. Будил на рассвете в любую погоду и на марафон. Закаляться. Как она меня ненавидела за эти тренировки! Сожрала бы живьём, как мышь, если б не боялась зубы пообломать и до старости обрубками шамкать.

-- Не горит. — Баст все ещё стоял на четвереньках, опустив голову низко к земле. Одежда на нем потрескалась и свисала клочьями по неровным черным пластинам первичной трансформации. Ферны в боевой форме покрывались вместо кожи каменным панцирем. Почти как довили, но наша броня состояла из другой породы. Первые остывали, а мы наоборот. Баст зарычал, гулко, рассекая пространство грозным ревом. Толпа кинулась подальше. Теперь ещё долго не рискнут подойти к мальчишке после увиденного. Сначала руки, потом ноги сына потемнели прежде, чем его полностью окутало тьмой. Первый оборот и ещё несколько после самые трудные и болезненные. Разум и физическая оболочка перестраиваются, к этому надо привыкнуть. Когда дымка рассеялась, мальчишеское тело переливалось огненно-оранжевым и льдисто-синим.

Тира снова попыталась выскользнуть из моего хвата, пришлось рыкнуть на нее тем тоном, каким осаживаю особенно самонадеянных и наглых студентов.

— Успокойся я сказал.

--- Пусти меня! Я же вижу огонь!

Со стороны выглядело так, будто половина тела сына горела, а вторая покрывалась льдом. Как будто две стихии соревновались, кто отхватит себе кусок побольше.

--- Это лава, Тира. Вместо крови у фернов в обороте по венам течет лава фирсовых вулканов.

Я ведь ей рассказывал в свое время. Даже шутил, что мы горячие ребята. Причем не в переносном смысле. Видимо, забыла мои уроки так же легко, как и меня самого.

Голос, ещё недавно хлеставший меня претензиями, дрожал от напряжения и я чувствовал телом, что моя бывшая истинная вот-вот сорвётся в бескрайнюю пропасть женской истерики:

--- Тогда почему ее видно!? Если она ВМЕСТО КРОВИ, ТО ДОЛЖНА БЫТЬ ВНУТРИ!

-- Хотел бы я знать…

В моей практике было много разных случаев. Уже почти сотню лет я преподавал в Академии Двуликих, помогая двуипостасным всех мастей справиться с собой и второй сущностью, но такого смеска ещё не встречал.

Кошки слишком заботились о чистоте крови. Правящая королева безжалостно выпиливала из родословной всех, кто не проходил отбор на “чистоту”. Подданные боялись ее гнева и готовы были отказаться от всего, даже истинности, лишь бы не попасть под когтистую лапу кошачьего правосудия. Смесков снежных котов в Трехлунном практически не существовало. Тигры попадались, рыси тоже. Но только не снежные леопарды. И точно не с фернами. Наши сущности почти так же резонируют, как с детьми Сугры. Как поведет себя лёд при встрече с подземным огнем — одному Фирсу известно.

И теперь, похоже, мне.

Лёд и огонь сошлись на середине. Нас ослепило вспышкой. И оглушило воем зверя. Не рыком демона, воем.

Лед осыпался черными, оплавленными хлопьями мелкого стекла. Перед нами на мостовой, дрожа на четырех массивных лапах, стоял черный, как сажа подземных печей кот. Из-под каменной брони проступала шерсть, серебрившаяся на краях. Там, где пластины сходились, у суставов, временами сверкала огнем лава. Баст заскулил, поднял на нас замыленный взгляд и рухнул на камни.

— Давай договоримся, я тебя отпущу и пойду к сыну. А ты хоть раз в жизни будь благоразумной женщиной, подожди в сторонке и не мешай.

Тира неуверенно кивнула, но стоило разжать руки стала хватать пальцами воздух в попытке удержаться на ногах. Сзади подлетела какая-то массивная девка, походившая на выплывшее из чана тесто, сбежавшее от нерадивый хозяйки.

Убедившись, что Тира под присмотром, я сдал ее с рук на руки и в два прыжка оказался около сына. Приложил ладонь на твердую пластину брони. Горячая. Дыхание ровное. Достал родовой артефакт и, расправив цепь, закрутил вокруг огромной, мохнатой лапы. Часы Фирса помимо прочего, помогали справляться с тьмой и держать ее в узде.

Протяжный свист вырвался из раздутых, измазанных гарью ноздрей. Тело засеребрилось, лава забулькала, как неисправная система водоотвода. Рябь обратной трансформации коконом оплела сначала длинный, покрытый каменными шипами хвост, потом, задние лапы, живот… Добравшись до головы, сомкнулась над ушами с кисточками.

У Тиры тоже были кисточки…

Белые и щекотные.

Пара вздохов и на черной брусчатке снова лежал долговязый, худой парнишка. Я подхватил его на руки, прикрывая собой от тех смельчаков, что не сбежали, теряя штаны. Не обращая внимания на женский окрик, я толкнул ногой деревянную калитку, не слишком заботясь, удержится ли на петлях, и вошёл с Бастом во внутренний двор таверны “Белая карта”.

Знаю, что мне здесь даже табурет и ночной горшок не рады. Но у меня здесь сын. И пока я не уговорю его уехать, даже сам Фирс не выставит меня вон.

Совран Во внутреннем дворе стояла тишина, как в Академии перед экзаменом. Ни души. Все попрятались, как нерадивые студенты от неудов. Мальчишка какой-то мне под ноги только выскочил. Интересно, он из отличников, от которых преподаватели сами бы спрятались, если бы можно, или из безголовых?

— Господин Ферн! То есть Фернан. То есть… вам сюда! Нам всем сюда…

Безголовый, ясно. На мышь похожий. Откормленную. Явно юркий, пронырливый и везде нос сунет. У нас в академии таких на каждом курсе жменя. Где его Тира выловила? Посыльный что ли? Форма явно рабочая...

— Комната Баста на втором этаже, я покажу.

Был бы без ноши, я б ему сам показал. Ферна. Школота неученая. Хоть исправился сразу… а то -- ферн! Только я сам могу себя так называть неуважительно. Ну и Тира могла. Раньше. Остальные от этого слова умирают. Страшная, надо сказать, болезнь. Сказал “Ферн” и помер на месте.

Баст застонал. Тело его покрылось испариной аж у меня рубашка насквозь промокла. Я прижал его крепче и зашагал за “мышиным хвостом”, переступая через ступеньку.

— Пришли! — парень распахнул дверь и вжался в нее, как караульный в постовую нишу. — Я Реан, господин Ферн… ан. О! Рифмуется! Реан Фернан.

— Такая же годная рифма, как из тебя Фернан, — я хмыкнул, аккуратно спуская Баста с рук на кровать. Не заправленную, кстати. Эта дочь драной кошки горничных распустила на базарный день погулять или просто распустила настолько, что даже в хозяйских комнатах не убирают?

Парень прошмыгнул в комнату вслед за мной. Точно мышь. И теперь встал у края кровати, задвинув под нее ногой какую-то бумажку. Не отличник, ясно.

— Годная-негодная, зато запомню, наконец! Пригодится теперь чаще ведь. — Он постучал себя по виску пальцем.

А смекалистый парень-то. Сразу понял, что я задержусь.

— Совран, — пусть уж лучше по имени зовёт, чем ферном. Вроде как положено его за это убить или покалечить, но жалко. Нравится он мне. Наглостью. Смелостью. Я потрогал лоб сына. Горячий. Плохо это.

Сын! У меня взрослый сын!

Волна бешенства снова опалила лёгкие и я едва сдержался, ища успокоения в лице Баста. Бледная кожа, как у матери. А волосы мои, черные. И скулы мои. Острые, как марканские клинки. Хоть конину ими режь.

— Соврал? Не врал я? — встрепенулся рифмолог этот.

— Совран, говорю, меня зовут. Ты что ли глухой?

— Нет, я горничный! То есть горничная. К вашим услугам, господин… — он запнулся и пробубнил себе под нос “Реан Фернан”. — … Фернан, да!