Застава, к бою! (СИ) - Март Артём - Страница 26

— Понял тебя, — кивнул ему Таран и задумчиво замолчал. Потом все же спросил: — кто-то еще?

— Разрешите высказаться, товарищ старший лейтенант, — обратился к Тарану комтех Бричкин.

Таран молча кивнул.

— Я согласен с товарищем замполитом, — начал он, — первую волну мы держали еще куда ни шло. А вот со второй было уже сложнее. Как долго еще они будут нападать? Подкрепления и правда не видать. Есть ли смысл защищать заставу, если гораздо проще будет отойти в укрепрайон?

— У тебя все, Коля? — Спросил Таран, выдержав паузу.

— Так точно.

— Хорошо. Кто еще?

Ара Авакян совсем по школьному поднял руку. Добавил:

— Разрешите, товарищ старший лейтенант.

— Слушаю.

— Думаю, выходить надо, — выдохнул он, — На заставе ну совсем плохо оборону держать. Она же тут нужна, чтобы жить. А чтобы оборону держать — есть укрепрайон. Вот там мы можем встретить врага, как надо. Отойдем, пока можно, а? Окопы, они потому и окопы, что мы там окопаться сможем.

Таран покивал Аре. Глянул на Мартынова с немым вопросом.

— Какой приказ поставите, такой и буду исполнять, товарищ старший лейтенант, — по-солдатски кратко сказал Витя, но глаза все же отвел.

Тогда Таран обернулся к Черепанову, который стоял чуть позади остальных и, не проронив ни слова, слушал разговор.

— А ты что скажешь, старшина?

— А какая разница, что я скажу? — Пожал плечами он, — как прикажете, так и сделаю.

— Да? — Таран кисловато ухмыльнулся, — когда это ты такой покладистый стал, а, Черепанов? У тебя ж на все свое мнение имеется. Как что не скажу, вечно в спор лезешь. А теперь решил отмолчаться?

— Ну могу и сказать, если вам, товарищ старший лейтенант, мое мнение интересно. Потому как, сам я ну никакого смысла не вижу его выражать. Общее настроение коллектива я, так сказать, уловил.

— Если б не было неинтересно, я б тебя не спрашивал, — сказал Таран, пожав плечами.

Черепанов кивнул.

— Ну хорошо. Я считаю, что Шамабад оставлять нельзя. Да, защищаться тут сложней, чем в укрепрайоне, но все же, это возможно. И пока что мы держим оборону достаточно успешно. Хоть… — он осекся, прочистил горло, — Хоть и потери имеются. Но в первую очередь я исхожу вот из чего…

— Ну давайте, товарищ старшина, — вдруг перебил его Пуганьков, — нам всем будет очень интересно, из чего же вы исходите.

— При всем к вам уважении, товарищ лейтенант, — Черепанов помрачнел еще сильнее. — Если вы не станете меня перебивать, я докончу свою мысль быстрее.

— Пока вы растекаетесь мыслью по древу, — возразил ему Пуганьков, почувствовавший силу в том, что почти все остальные сержанты ему вторили, — враг может снова напасть. Чем дольше мы тут будем сидеть, тем меньше времени у нас останется, чтобы выйти с заставы и унести с собой хоть что-то из припасов и амуниции.

Черепанов хмуро замолчал. Неприязненно скривил губы, уставившись на замполита. Потом кисло ответил:

— Виноват.

— Ну вот, — серьезно кивнул Пуганьков, — потому я думаю…

— Товарищ лейтенант, — зыркнул на него Таран, — старшина недоговорил.

Пуганьков поджал губы, крякнул, прочищая горло, а потом как-то виновато опустил взгляд.

— Продолжай, пожалуйста, — теперь Таран глянул на Черепанова.

— Спасибо, Анатолий Сергеич, — проговорил Черепанов и продолжил: — Так вот из чего я исхожу: на заставе имеется большое количество оружия и патронов. Достаточно провизии, не говоря уже об аккумуляторах, технике, рациях, прочем снаряжении. Если мы уйдем из Шамабада, противник непременно этим воспользуется и заберет с собой все, что сможет. Что не сможет — попытается уничтожить. И к тому же, он понимает, что времени у него на это не так много. Потому, я считаю, заставу просто подожгут.

Сержанты, все как один, стали темными, словно тучи. Авакян даже стыдливо спрятал свои крупные, по-армянски темные глаза.

— Значит, товарищ прапорщик, вам важнее сохранить имущество, чем жизни товарищей? — Уколол его Пуганьков.

— Я Солдат. Я присягу давал, — бросил Черепанов, — и дело тут ни в каком не в имуществе.

— Но вы говорите как раз именно об этом.

— Отставить споры, — прервал Таран обоих. — Я вас услышал, товарищи.

Таран тяжело вздохнул. Мрачно засопел. Потом глянул на меня.

— Ну а ты, Саша? Тебе есть что сказать? Чего ты молчишь?

— Мне тоже интересно было, что другие скажут, — пожал я плечами, — а теперь, разрешите, скажу я.

Таран жестом показал: «Говори, мол».

— М-да-а-а-а… — потянул я, поведя по остальным командирам отделений взглядам, — признаться, товарищи, не ожидал я услышать от вас таких слов.

Комтех бросил на меня мрачный и недовольный взгляд. Сержант Ара Авакян, словно бы стыдясь того, что сказал минуту назад, даже и не решался на меня посмотреть. А вот Мартынов глянул с интересом. Он явно хотел послушать, чего же я скажу.

Пуганьков недовольно нахмурился. Таран просто стоял и с невозмутимым видом и ждал, пока я договорю. И только Черепанов, сразу смекнув, к чему я клоню, едва заметно улыбнулся.

— Если выйдем на улицу, к ребятам, что сейчас защищают Шамабад, пока мы все тут языками чешем, — продолжал я, — и спросим, что они на этот счет думают, я уверен, они ответят, что мы все тут обурели. Болтаем вместо того, чтобы готовиться к новой атаке.

— Что значит «обурели»⁈ Объяснитесь, товарищ младший сержант, — удивился Пуганьков и недовольно сморщился.

— А чего объясняться? Они там кровь проливали. Фруднид жизнь отдал. Они били врага, потому что надо. Каждую минуту рисковали своей жизнью, чтобы защитить заставу. Чтобы отстоять место, что стало им родным домом, а вы, товарищ лейтенант, хотите сказать мне, что все это было глупостью?

Вытянутое лицо Пуганькова вытянулось еще сильнее, и от этого, привычным делом снова стало похожим на лошадиное. Я заметил, что такая реакция у замполита проявлялась всегда, если ему что-то было не так.

Сказать, что я считал его такое выражение забавным, значит, ничего не сказать.

— Что с тактической точки зрения они совершенно зря грудью шли на духов, когда можно было спрятаться под стволами пулеметов и танков прямо в укрепе? — Докончил я.

— Вы передергиваете, Селихов, — с раздражительностью в голосе заметил Пуганьков. — А разговаривать подобным тоном в присутствии офицеров — это вообще нонсенс!

— Вы хотите сказать, — проигнорировал я его слова, — что им нужно бросить все, сдать свой дом, и идти в окопы? Что нет ничего больше на Шамабаде, что стоило бы защищать?

— Я хочу сказать, что мы сможем потерять меньше людей, если отступим сейчас, — проговорил Пуганьков, но уже как-то не очень уверенно.

«Эх ты… — подумалось мне, — замполит-замполит…»

Я плюс-минус понимал боевую обстановку и знал, что никаких серьезных предпосылок для отступления сейчас нет. Мы успешно отбили все атаки. Бойцы этим воодушевлены и готовы стоять дальше. А вот командиры, как ни странно, колеблется. И мне нужно было развеять их сомнения. Воодушевить.

Если Таран исходил чисто из практических побуждений и инструкций, то Пуганьковым двигало кое-что другое. И я видел, что именно. Видел в его глазах. Это был страх.

Молодой замполит, получивший первое свое назначение на заставу, никогда не был в настоящем бою. Более того, он никогда и не ожидал, что окажется в боевой обстановке.

При Таране, Черепанове и командирах отделений он храбрился, делал серьезное лицо и старался приводить «разумные» аргументы, но на самом деле им двигал лишь страх.

Просто Пуганьков думал, что под орудиями танков ему будет безопаснее. Что духи не осмелятся вести такое массированное наступление на пулеметы, и бойцам почти не нужно будет ничего делать. Однако и о бойцах он не беспокоился. Я считал, он переживал только о себе.

Но что будет тогда с заставой? Что будет с Шамабадом, который охраняет этот участок?

А я знаю, что будет: заставу разграбят, а может быть, и вовсе уничтожат. Тогда душманы добьются своего — покажут, что они в силах сражаться на равных с советскими пограничниками.