Хладная рать (СИ) - Командор Анастасия - Страница 13

— Ох уж эти бояре! — раздалось совсем рядом. В голосе слышалось понимание и даже ноты сочувствия. — Накинулись как стая голодных псов, лишь бы защитить устоявшиеся порядки. Старики не любят перемен. Перемены — это неизвестность, а неизвестность пугает, как все новое. — Дух подобрался совсем близко, шепнул, обдав щеку холодом: — Ты пугаешь их. Им это не нравится, и они пытаются противостоять. Пока что. Что будет дальше? Кто знает, признают они твое главенство или задушат тебя запретами и угрозами. Я знаю, ты боишься, что задушат.

Мера тяжело вздохнула и, по-прежнему глядя в потолок, произнесла:

— Я ужасно устала за эти дни. Кто бы ты ни был — уходи. Нет сил на пустую болтовню.

— О, разумеется, — усмехнулся дух. — Все силы уходят на борьбу. Борьбу с чужими законами, за свой голос, за право быть той, кто ты есть, за чужие судьбы. Борьбу с самой собой. Я вижу, как ты стараешься, когда никто этого не видит. Я вижу, что тебе не безразличен твой народ.

Последние фразы прозвучали ласково, но Мера лишь горько вздохнула:

— Что с того? Одними благими намерениями голодного не накормишь. А я… я не знаю, как быть. Кажется, что каждое мое решение и каждое слово — ошибка.

— Уже чувствуешь свое бессилие?

— У князя оказалось меньше власти, чем я думала. Стоит только настроить против себя бояр, или дворян и княжьих мужей — на вече они вмиг изберут мне замену.

— Да-а, без союзников не обойтись… — протянул ночной гость и мечтательно добавил: — Как жаль, что ты так сильно зависишь от чужой помощи. Вот была бы у тебя собственная сила, такая, перед которой и враги, и друзья преклонятся… Такая сила, которая позволит самой решать, кого защитить, кого припугнуть, а кого покарать. Сила, с которой не сравнятся жрецы и волхвы вместе взятые.

Мера нахмурилась и всё-таки поднялась на постели. Пригляделась к теням в дальних углах покоев. Показалось, что у стены стоит некто, обозначенный более густым мраком, чем тот, что наполнял помещение.

Несмотря на то, что в прошлый раз слова духа напугали ее, увидев его вновь, страха она не ощущала. Ведь это всего лишь сон, чего тут бояться.

— О чем это ты?

— О колдовстве, разумеется.

Мера презрительно усмехнулась, а дух вкрадчиво продолжал:

— Ты, верно, наслушалась сказок про колдунов, которые хворь наводят да сливки с молока крадут? Нет, деточка, истинная колдовская сила подобна мощи богов.

Мера сложила руки на груди и хмуро заметила:

— Если меня в колдовстве заподозрят, ополчатся даже те, кто пока ещё мирно настроен.

Темный силуэт вдруг растаял в одной стороне и появился в другой, всего в шаге от Меры.

— Да, люди станут ненавидеть тебя и бояться, потому что не смогут понять твою силу. Даже если ты направишь ее на благо княжества. Что для тебя важнее: чужое мнение или возможность действительно что-то изменить?

— Так ты… ты просто хочешь заполучить мою душу! — догадалась Мера. Она рассерженно сощурилась, глядя туда, где у темной фигуры могли бы быть глаза. — Подпитываешь мои сомнения в дружине, обещаешь, что исполнятся страхи. Надеешься, что я отчаюсь настолько, что заключу сделку с нечистью, обрекая себя на жизнь в ненависти и вечное заключение в Нави без возможности переродиться?

Дух лишь тихо рассмеялся на ее обвинения.

— Не нужна мне твоя душа. А тебе сила нужна больше, чем ты думаешь. Я только пытаюсь помочь.

— Пытаешься использовать меня. Как и все! А я даже не знаю, кто ты. Проваливай. Мне не нужна помощь.

— Как знаешь, — все с тем же весельем в голосе ответил дух. — Позови, когда отчаешься.

Темный силуэт тут же растворился, оставив Меру в недоумении и тревоге. Однако слова ночного гостя накрепко засели в ее мыслях.

Промаявшись полночи без сна, Мера встала позже обычного. За окном слышалась какая-то возня и множество голосов. Девушка выглянула наружу. В духоту покоев тут же ворвался прохладный ветер вместе с запахами сырой земли и тины. Небо все так же затягивали рваные облака, но, судя по теням, дело близилось к полудню.

Во дворе собралась, кажется, вся дружина: и гриди, и отроки, и княжьи мужи. Одни стояли группами, шептались о чем-то, другие ходили туда-сюда по поручениям. Среди пёстрого разнообразия лиц Мера приметила Ратмира, и тот, словно почувствовав взгляд, поднял голову к окну ее терема на третьем этаже, улыбнулся и приветственно помахал рукой. Мера миг поколебалась: приличествует ли ответный жест ее положению, но все же коротко махнула в ответ.

Тут раздался аккуратный стук в дверь, а за ним извиняющийся тоненький голосок холопки:

— Княгиня! Проснись, княгиня!

Мера подошла к двери, но открывать не стала: в одной рубахе она бы никому не показалась.

— Что такое, Ясна?

— Не взыщи, что сон нарушаю, но там тебя требуют. Вестник великого князя прибыл.

— Передай, сейчас спущусь. И пусть стол накроют.

— Слушаюсь!

Застучали быстрые шаги вниз по лестнице, а Мера нахмурилась: вестей можно было ожидать каких угодно, будь то приказ о начале нового сбора войск или приглашение наведаться ко двору.

Княгиня надела богатый тёмно-синий кортел¹ поверх рубахи с тугими манжетами, венец со свисающими до подбородка ряснами и спустилась вниз.

[1] Кортел — зимний вариант летника. Длинная, сильно расширяющаяся книзу одежда со вшитыми внизу боковыми клиньями. Застёгивается до горла. Имеет широкие и очень длинные рукава, срезанные углом. Зимний вариант утеплён мехом.

Мера ничуть не удивилась, увидев Булата и Возгаря. Не теряя времени понапрасну, они заняли вестника расспросами о последних новостях из главного стольного града Белозема и о настроениях великого князя Далибора. Остальные бояре, должно быть, станут сокрушаться, что не оказались поблизости от княжеских хором во время визита посланника.

Холопы споро носили из кухни яства: горячие пироги, квашеную капусту, тельное из рыбы и томленые щеки. Пленящие ароматы наполняли помещение, но думать о еде Мера сейчас не могла.

Разговоры прекратились, стоило ей показаться на пороге. Мужчины почтительно поклонились и, как только она заняла место, расселись за столом.

— Мира и достатка твоему дому, княгиня, — поздоровался вестник. — Зовут меня Деян. Я прибыл по поручению великого князя Далибора дабы выразить его почтение и передать волю. Я буду говорит от его имени.

Посланник был явно из княжьих мужей, хоть дорожный кафтан его выглядел просто. Немолодой, плотного сложения, с козлиной бородкой и глубоко сидящими глазами мужчина держал себя так, будто давно уже привык представать перед персонами поважнее удельной княгини. Не дожидаясь приглашения, он налил себе кваса и осушил чашу залпом.

— Умаялся в дороге, — пояснил он с улыбкой.

Мера улыбаться в ответ не стала — даже из вежливости.

— Угощайтесь.

— Любезно благодарю!

Пока Возгарь, Булат и Деян накладывали кушанья и обменивались ничего не значащими фразами, Мера ждала и наблюдала. Отец время от времени принимал у себя гостей из Белозема — знатных бояр, великокняжеских представителей. Ей не приходилось лично участвовать в беседах, однако ещё с тех пор сложилось впечатление, что знать из крупного княжества смотрит свысока на знать из княжеств поменьше, пусть даже ни в положении, ни в количестве земли различий между ними не было.

Деян по манерам походил на тех, прежних гостей. Отвечал на вопросы советников охотно и вежливо, много улыбался и шутил, хвалил кухню, но угадывалось под этим всем какое-то высокомерие. Он был словно успешный городской чиновник, приехавший по зову долга навестить престарелых родителей в глухой деревушке.

Когда посланник, наконец, отставил тарелку и взглянул на Меру, у нее уже сложилось предчувствие, что ничего хорошего ожидать не следует.

— Великий князь передает сожаления о смерти твоих отца и брата, княгиня, — торжественно, как на тризне, произнес Деян. — Велимир был доблестным витязем и умелым воеводой. Великий князь благодарен ему за службу и за готовность пожертвовать собой в борьбе за правое дело. Ему и всем, кто сражался вместе с ним. Их подвиги навсегда останутся в нашей памяти и наших сердцах.