Глашатай бога войны (СИ) - Харитонов Дмитрий - Страница 2

Никто не охранял его, и сопровождали только двое тлашкальтеков, показывая дорогу к храму. Хотя Ицкоатль бы не заблудился и без них. Сложно не найти пути к огромной пирамиде, возвышающейся над городом. Хотя в Теночтитлане храмы были больше, но он решил не быть слишком придирчивым. В конце концов, мешико оставили тлашкальтекам не так много возможностей торговать, где им было взять средства на более величественное сооружение?

У жертвенного камня его уже ждали жрец и с ним два десятка воинов, которые захотели помочь Ицкоатлю отправиться в Тонатиу’ичан. Он решил, что будет благосклонен к ним и не будет их убивать. В конце концов, исход боя был предрешён, его задача была умереть доблестно, а не забрать с собой как можно больше врагов, лишив воинов Теночтитлана возможности вступить с ними в бой и принести их сердца в дар Солнцу.

Он будет благосклонен ко всем. Кроме одного.

Прежде, чем его привязали к камню, Ицкоатль поднял руку, и жрец кивнул, разрешая ему говорить.

— Пусть кто-нибудь из воинов очертит круг, — сказал Ицкоатль, — и если моя нога ступит за эту черту, пусть я буду считаться побеждённым.

Это было против правил, но он хотел знать, окажутся ли тлашкальтеки такими же благосклонными к нему. Они знали, что он не побежит и не поднимет оружие на безоружных. Но обычай требовал, чтобы приносимый в жертву пленник мог свободно двигаться, однако не мог убежать.

— Слово Обсидианового Змея крепче любой привязи, — ответил жрец. — Но обычаи одинаковы для всех.

Ему не оставили свободу, но дали ещё одно оружие. Которого у его врагов не будет.

Согласно обычаю, настоящего меча Ицкоатлю не дали. Он получил макуауитль — деревянный меч, однако вместо пластинок обсидиана в него были вставлены птичьи перья. Но он очень хорошо знал, что веса деревянной основы более чем достаточно, чтобы расколоть череп или сломать кости рук и ног. Надо только знать, как ударить.

Ицкоатль знал. Его старый учитель хорошо научил его.

Первым против него вышел Золин. Ицкоатль видел, что он трусит, но его обнадёживало, что Обсидиановый Змей всё ещё болен, а священный напиток туманит его сознание. Перепёлка не знал, что он был способен выпить куда больше октли и не опьянеть. Был, конечно, предел и у его способности сохранять трезвость ума и силу тела, но одна чашка октли и близко этого предела не достигала.

С громким криком, подбадривая самого себя, он кинулся на Ицкоатля, размахивая мечом и прикрываясь маленьким круглым щитом. Ицкоатль дал ему подбежать поближе, присел на корточки, пропуская над собой меч, обхватил Золина за колени и рывком опрокинул на спину. Тот рухнул, как поваленное дерево, и сильно ударился затылком. Не так сильно, как он ударил Ицкоатля, но достаточно, чтобы его сознание помутилось.

Спустя мгновение Обсидиановый Змей уже сидел на нём, обхватывая верёвкой, которую привязали к его ноге, шею проигравшего.

— Расскажи всем, как ты меня победил! — потребовал Ицкоатль, когда взгляд Золина стал осмысленным. — И говори правду, не то я тебя задушу!

Перепёлка снова стал серым.

Не было ничего зазорного в том, чтобы одолеть врага хитростью, нанести удар из засады. Но и героического не было ничего. Ицкоатль не сомневался, что Золин поведал своим соплеменникам историю, достойную битвы богов, чтобы стать героем в их глазах, и теперь рассказать, как всё было на самом деле, означало покрыть себя несмываемым позором.

Но ему некуда было деваться. Золин медлил, и Обсидиановый Змей натянул верёвку. Перепёлка начал хрипеть и задыхаться, попытался ударить его щитом, который всё ещё был надет на его руку, но Ицкоатль легко уклонился от удара и сильнее сжал его горло.

— Я скажу! — прохрипел Золин. — Скажу!

Толпа подалась к ним, боясь упустить хоть слово. Все хотели узнать, как всё было на самом деле.

— Говори, — Ицкоатль ослабил нажим, чтобы дать ему вдохнуть воздуха.

— Я лежал на ветке дерева над рекой, — начал Перепёлка. — Хотел поймать рыбу. И тут пришли мешикатль и встали лагерем на берегу. Я затаился и увидел, как Ицкоатль подходит, чтобы умыться в реке. Я подождал, пока он подойдёт ближе, ударил его дубинкой по голове и вместе с ним уплыл по воде подальше. А потом принёс его тело в Тлашкалу и сказал, что победил его в честном бою.

У толпы вырвался слитный вздох. Слушатели передавали рассказ Золина дальше, тем, кто стоял далеко и не мог расслышать его слова. Начали раздаваться негодующие возгласы:

— А как же с твоими словами, что ты дрался как пума целый день и одолел Обсидианового Змея?!

— Ты лжец!

— Недостойный сын достойного отца и позор достойной матери!

— Теперь убей меня, — попросил Золин, — и избавь от позора.

Ицкоатль убрал верёвку, снял с его руки щит, забрал его меч и выпрямился.

— Иди и живи со своим позором. Оставляю тебе возможность умереть в бою, как подобает воину.

Толпа одобрительно загудела. Он был для них врагом. Но — достойным врагом.

— Слишком просто — сражаться с вами по одному, — сказал Ицкоатль. — Пусть воины нападают на меня сразу по четверо.

Жрецу это не понравилось, но участь Перепёлки убедила его в том, что Ицкоатль не просто хвастался. Обычай требовал честного боя один на один, но выйти в одиночку на Ицкоатля, известного тем, что он ни разу не был побеждён в бою лицом к лицу, не было честным поединком. Он кивнул, позволяя внести изменение в ритуал.

Униженный Золин с трудом встал на ноги и уплёлся прочь, держась за затылок. Священного напитка ему никто не предложил, и головная боль будет мучить его ещё долго.

Обсидиановому Змею не было его жаль. Но он был ему благодарен.

Теперь у него было два меча, один из которых мог оставлять на теле врага страшные рваные раны, и щит на случай, если один из мечей сломается.

Но он мог использовать его и по-другому. И сделал это, когда сразу четверо воинов с двух сторон бросились к нему, потрясая оружием.

Двое из них были вооружены мечами, у двоих были копья, и у всех — щиты. Ицкоатль бросил мечи на землю, подхватил щит и швырнул его в мечников. Вращаясь, деревянный круг просвистел между ними, нанеся страшные раны: одному вырвал глаз, другому разорвал щёку и сломал челюсть. Оба воина с криком повалились на землю.

А Ицкоатль уже развернулся к набегающим копейщикам. Высоко подпрыгнув в воздух, он пропустил копья под собой, и их наконечники встретились там, где мгновение назад был его живот. Приземлившись чуть позади них, он схватился за древки и потянул копья на себя. Воины начали тянуть своё оружие к себе, чтобы освободить его, и Обсидиановый Змей резким толчком вперёд заставил их разделить участь их товарищей.

Пока они барахтались, пытаясь встать, он перехватил копья поудобнее и одновременно пригвоздил обоих к земле ударами наконечников в ноги. Если выживут, будут очень долго хромать.

Толпа молчала. Мгновенная и беспощадная расправа с лучшими воинами тлашкальтеков потрясла их, но гораздо большим потрясением было то, что Ицкоатль не убивал своих врагов. Убить легко. Труднее вывести из строя, ранив или оглушив, но сохранив жизнь, в то время как противник стремится оборвать твоё существование.

Но именно этому его учил старый учитель, и он услышал, как тот одобрительно ворчит в толпе:

— Моя школа…

В бой с новой четвёркой Ицкоатль вступил, оставив всё оружие на земле и надев два щита на руки. Эти вышли с мечами и дротиками, и пока двое мечников обходили его с двух сторон, метатели начали забрасывать Обсидианового Змея дротиками. От первых двух снарядов он легко уклонился, и они едва не влетели в толпу. Люди шарахнулись в стороны, но это только прибавило им азарта. Опасность щекочет нервы и разгоняет кровь. Ему ли было этого не знать…

Ицкоатль подставил щит под следующий дротик, и тот, отклонившись, сразил мечника, прыгнувшего к нему. Он развернулся, прикрывшись щитом от второго дротика, отбил вторым щитом удар меча и с размаху рубанул ребром по плечу воина. Сломанная рука повисла плетью, Ицкоатль оставил в покое пострадавших мечников и принялся гонять метателя по всей площадке.