Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 36

Между прочим, не была ли я тогда слишком настойчива в своих советах? Не тогда ли у меня сложилась репутация пророчицы-горевестницы? Подтвержденная после ноябрьского наводнения по полной программе.

Да, после печальной истории с Софьей царь горевал так, что не скрыть. И когда придворные врачи сказали, что предстоящую зиму царице лучше провести не в столице, Александр Палыч отнесся к этому как к делу государственной важности. Но супруге монарха быть за границей, одной, — как-то не то. А благодаря завоеваниям бабушки у России есть теплые берега. Крым царю не приглянулся, зато вспомнился милый сердцу Таганрог…

Я не раз покопалась в памяти и вспомнила некоторые детали того путешествия. Царь стартовал раньше, прибыл в Таганрог, проследил за ремонтом резиденции — даже сам вбивал гвозди для картин. Заодно решил, раз уж оказался на юге, осмотреть окрестности. Съездил в Ростов, в Новочеркасск, потом в Крым. И вот там — экая трагикомедия — по пути верхом из Балаклавы в Севастополь простыл на осеннем ветру так, как на Балтике не простужался. Вернулся больным в Таганрог… Что было дальше, помнят все.

Теперь здесь мы, отлично знающие, чем эта поездка обернется для Александра Палыча и всей России. А значит, ее нужно предотвратить. Как? Напомнить, как «предсказала» наводнение. Может, и сработает.

Между тем память выдала, что в ближайшие месяцы, но точно до драматичных ноября-декабря произойдет еще какая-то особая бяка. Частная, но с государственными последствиями. Может, я о ней и вспоминала… даже, пожалуй, вспоминала прошлой осенью. Но нет в мозгу поисковой системы, не сделать запрос по ключевым словам. Буду надеяться, всплывет.

Пока же надо отвлечься от царей и цариц. Вот рядом мой супруг и повелитель, с которым я была в разлуке почти три месяца.

— Миша, возьми бокал, — улыбнулась я, — пойдем на балкон, поговорим о нас.

Так и сделали. Эти белые ночи ненадолго, а для дел — весь завтрашний день.

Настал день, и дел оказалось ну очень много.

С утра я собирала-отправляла Сашку. Не в школу, а к другу-царевичу. Чтобы он был умыт, одет, причесан — с этим справится Павловна. А я нашептала сыночку спецзадание. И он обещал не подкачать.

Потом принялась за разбор корреспонденции. Так-то все в порядке, хотя отметила пару производственных площадок, где надо побывать самой. Разобраться, кто виноват, и премировать обе стороны конфликта. Или не премировать.

Душевное письмо пришло из Голубков — моего первого, самого трудного, самого любимого поместья. Никаких жалоб и прошений, никаких бесчинств и лихоимств. Не видят во мне ни долгожданного судию, ни спонсора. Просто ждут в гости чудную барыню Эмму Марковну, оказавшуюся доброй без кавычек.

— Маменька, когда поедем в Голубки, Степу с собой возьмем? Он с друзьями повидаться хочет, — спросила Лизонька, прочитавшая вслух письмо из поместья.

— Возьмем Степу, тебя и учебники, — ответила я. — Только в этом году вряд ли.

Подросток, по детской привычке губы надула. Странно, столько всего повидала в этом году, в том числе иноземное море. А вот хочет в родное поместье.

Тут еще в моем училище завершился учебный год. Почти половина мальчишек отправится на каникулы к родне. Некоторым путь за две-три губернии. Хотят похвастать отцам и матерям, какие они ученые и умелые. Лучших учеников надо прилюдно наградить грамотами и сувенирами, а вот денежную помощь раздать тайно, не столько по заслугам, сколько по потребностям, иначе будут обиды. Сама себя сделала шефом училища — расхлебывай, Эммочка.

Выкроила время и обсудила с мужем, как заманить кавказского героя на операционный стол. Решили запустить слух, будто некий французский пират Жан Огнеглот получил картечь в башку, узнал, что в России делают уникальные операции на голове, во сне пациента, и захотел приехать. Но испугался. Пусть Якубович патриотически возмутится: как это, лягушатника собрались латать, когда русскому офицеру голову вылечить не могут⁈ Он-то не боится.

А как замесить интригу? Не вопрос. Когда мой супруг вступал в дела МВД, понимая, что сам министр не работает, он обнаружил агентурную сетку, включавшую в себя слухмейкеров. Правда, в спящем режиме: агенты шустрят, только когда им дают конкретные задания, а главное — платят.

Супруг оживил одного такого типчика — завзятого картежника, но столь деликатного в шулерстве, что вхожего и в приличные дома. Как пояснили супругу, свежий слух должен дойти до объекта, коему он предназначен, в течение суток.

За полдень основные дела в Новой Славянке были переделаны. Теперь — в Питер, в городской офис и на Чумной остров.

Будь у меня отлажены средства мгновенной связи — телеграф, тикер, телетайп, не говоря уже о телефоне, этот офис не был бы нужен. Но Петербург не просто административная столица, это еще и коммерческий центр, с прицелом на иностранную торговлю.

Сложилась традиция, что Настя — секретарша для путешествий. В Питере я доверяла ей дежурство в офисе. В первую очередь за практический психологизм: умение отличить потенциально полезного визитера от балабола, надеющегося на вспоможение.

Паровой кораблик домчал меня до пристани. Я дошла набережной до офиса, провела переговоры с негоциантом из Киля и ярославским купцом — Анастасия сочла этих посетителей столь важными, что попросила дождаться меня. И не ошиблась. За полчаса моя коммерческая империя получила канал по продаже фуражного зерна и покупке кож. Зерно будет просто обработано от паразитов и добротно расфасовано, а вот кожа — для обувного производства.

Теперь — обеденный перерыв или даже полдник. Ели окрошку — жара, а Настя рассказывала о прочих посетителях, бывших и грядущих. Например, обещался пожаловать гость из Аргентины. Перед тем как сказать, Настя прочитала на бумажке название неведомой страны. Кроме визитки, была пояснительная записка: визитер уважает время госпожи Орловой-Шторм и был бы рад, если бы ее сотрудники дали ему сведения о строительстве поселений в условиях севера.

— Там же жарко, — удивилась Настя.

— Нет, милая, Аргентина на юге граничит с таким континентом, где лед толще, чем на нашем севере.

Настя удивилась, даже пошла смотреть глобус, стоящий в офисе. А я задумалась.

Может, дождаться визитера? Но это чистое любопытство, не больше того. Аргентина очень не сразу войдет в мировой торговый оборот. Ни кофе, ни пряностей, ни сахара. Прекрасные пашни и тем более пастбища — это много где. Пока не изобретены рефрижераторы, аргентинских коровок будут потреблять на месте выпаса. Ну и танго еще не появилось.

В другое время — может, и да. Не сейчас.

— Настенька, пообщайся с графом Сильвой. А я — дальше, по медицинским делам.

Не успела я дойти до кораблика, как меня догнал посыльный.

— Ваше высокопревосходительство, госпожа Эмма Орлова-Шторм, вам письмо от князя Голицына.

Сообщение было кратким. Из него следовало, что князь желает встретиться со мной в своем особняке на Фонтанке.

— Передайте, что непременно сегодня пожалую, — велела я. Не имею привычки отклоняться от маршрута — сначала больничный остров, потом князь.

Спешить к нему уж точно никаких оснований. Голицын — вельможа в полуопале. К тому же с одиозной репутацией. Друг детства старших великих князей. Главный отроческий талант — имитировать чужие голоса, этакий мальчик-попугайчик. При дворе дослужился до камергера, а когда Александр стал царем, то назначил друга Александра обер-прокурором Сената, потом — обер-прокурором Синода, а ближе к нынешним временам — министром духовных дел и народного просвещения. В юности вольтерьянец. Как министр, так и стал набожным, правда на особо мистико-сентиментальный манер. И вдобавок начальником почтового департамента.

Не любили Голицына и чиновники, выслужившие свои чины, и духовные лица — с чего это экс-безбожник над нами начальствует? Был он не женат, плюс такая репутация, что эпиграмму Пушкина даже приводить не буду. Мягко говоря, если девицу Александру Николаевичу еще доверить можно, то мальчиков лучше держать от него подальше.