Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 24

Пестель помрачнел. Подпоручик Макин взглянул с тоской, но опять промолчал.

Голодранцев было пятеро, они солдатам не уступили, началась драка, обычное событие для корчмы. Шинкарь и прислуга кинулись в эпицентр. Не разнимать — понимали, что бесполезно, — а спасать посуду.

Корчма и так была в потемках, а к концу драки стало еще темнее — кто-то целенаправленно гасил масляные плошки. Завершилось же все криком: «Господи, шинкаря вбили!» Что было сущей правдой: Соломон Кривой лежал среди осколков посуды. Среди прочего инвентаря в шинке были и весы — закуску взвешивать. Кто-то подхватил фунтовую гирю и ударил несчастного по затылку.

— Так кто это был? — наконец сказал Пестель.

— Сам момент убийства никто не разглядел, — пояснила Анастасия. — Зато все, кого я расспросила, запомнили громкий голос: «Убивец это, кто же еще!» Кричал денщик подпоручика Макина.

— Он не… — запинаясь, начал подпоручик. И замолчал, не зная, что сказать.

— Анастасия, продолжайте, — властным тоном велела я, а Пестель кивнул.

— Пусть никто из участников и свидетелей не имел часов, установить время совершенного злодейства оказалось не трудно, — продолжила моя помощница, глядевшая на Макина так же пристально, как и я. — Ровно в семь часов пополудни в католическом костеле завершается богослужение. Убийство произошло после вечернего звона. Тогда же трое свидетелей видели нетрезвого рядового Григория Петрова, который, по их словам, удалялся от шинка в хату на ночлег. И нет ни одного свидетеля, который был бы готов подтвердить под присягой, что рядовой Петров после колокольного звона вернулся в корчму. В частных разговорах каждый батрак-пьяница говорит, что имя убийцы услышал от «слуги пана офицера».

Пестель повелительно стукнул по столу костяшками пальцев.

— Простите, что прерываю рассказ. Подпоручик Макин, извольте немедленно привести вашего денщика!

Подпоручик встал. Взглянул на полковника, будто не расслышал приказ. Потом вышел, делая каждый шаг с болезненной натугой.

Хлопнула дверь. Павел Иванович взглянул на меня и произнес неожиданно страдальческим тоном:

— Эмма Марковна, так кто же убийца?

— Мы узнаем очень скоро, — ответила я.

В ожидании Павел Иванович расспрашивал меня о расследовании. Я рассказала, как предыдущие дни мои люди общались с обслугой шинка, солдатами, крестьянами, вызнавали подробности, даже получили свидетельство, в какое время вечером звонит колокол костела. Рассказала о том, что моя дочка говорила с ровесниками, а они часто замечают то, что не видно взрослым. А потом мы свели показания в общую хронику и теперь видим тот драматичный вечер так, как будто присутствовали сами.

— В государстве, где уничтожена пытка, открытие преступлений является таким же искусством, как написание книг или музыкальных сюит, — заметила я. — Кстати, когда вернется подпоручик Макин, будьте добры, задайте первый вопрос не денщику, а ему: почему на следующее утро он раздал наряды солдатам, ночевавшим под одной крышей с Григорием Петровым, и разговор с денщиком прошел без свидетелей.

Пестель не успел ответить — раздался нервный стук в дверь. Вошел подпоручик. Он был один.

— Ваше высокоблагородие, мой человек покинул расположение полка, — хрипло сказал Макин.

— В таком случае позвольте госпоже Анастасии завершить рассказ, — попросила я.

Пестель согласился.

— Итак, денщик Петр Большаков посетил рядового Григория Петрова прежде своего начальника. Солдата он разбудил не сразу. Перед этим отрубил голову курице, купленной тем же утром у мещанки Гриценко за тридцать копеек. Куриной кровью он испачкал мундир и сапоги Петрова. Только после этого в хату вошел подпоручик Макин и обвинил солдата в убийстве. Дал выпить воды, угостил водкой, добился бессвязного признания. Арестовал, отправил в город, а по дороге, после подначек и фактически советов денщика, рядовой сбежал. Все было именно так?

Полковнику пришлось повторить вопрос. И только тогда подпоручик Макин выдавил:

— Так точно.

— Добавлю, что денщик на этом не остановился. Он направился к шинку, где с утра толпились выпивохи, рассказал о бегстве солдата и закончил так: «Теперь-то вы поняли, кто повинен в смертоубийстве?» Даже свидетели, хорошо помнившие, что Петров вышел из кабака до начала драки, теперь не решались подтвердить этот факт. Ведь если убийца неизвестен, им мог быть признан кто угодно. Недаром эти же люди пару раз говорили мне: «Вы, панночка, нас так настойчиво выспрашиваете, как прежде слуга пана офицера». И лишь двое осмелились сказать, что человек, ударивший трактирщика гирькой в темноте, был похож на этого слугу.

— Подпоручик Макин, ваш человек покинул полк по вашему приказу⁈ — резко спросил Пестель.

Подпоручик замер. Потом произнес тихо, не глядя на нас:

— Петька сбежал. Я сказал, что жена министра узнала всю правду, он и… А я его не остановил. Он коня взял, чтоб догнать было непросто. Ваше высокоблагородие, Павел Иванович, готов и в отставку, и под суд.

Он сел за стол, опустил лицо в ладони и зарыдал, как ребенок.

Пестель поднялся, вызвал адъютанта, стал распоряжаться о поимке беглеца.

— Сейчас темно, а убийца верхом, — заметила Анастасия.

— Павел Иванович, — вежливо попросила я, — прикажите также принести воды для этого… бедняги. И если вы не возражаете, я выскажу свои соображения на основе всего, что нам удалось узнать за четыре дня. Буду говорить, а вы, Александр, соглашайтесь или возражайте.

Подпоручик на миг оторвал лицо от ладоней, тихо вымолвил «да» и опять спрятал свой покрасневший лик.

— Петр — ваш ровесник, молочный брат. Не просто слуга, а друг с раннего детства. Росли в имении, проказничали… Точнее, проказничал Саша, а Петя уберегал его от неприятностей. Так было до выпуска в полк, так было и после. Пока Александр однажды не убедил друзей-офицеров обсудить на русском общее дело, которое прежде обсуждали на французском. И вверг всех в большую беду — задремавший рядовой Петров, между прочим совершивший в тот день маленький подвиг, услышал слова, категорически не подходящие для посторонних ушей. Особенно солдатских. Я права?

Подпоручик Макин еле заметно кивнул. Пестель взглянул с искренним удивлением, которое и секунды не продолжалось. Понял, о чем речь.

А вот я остановилась. Только сейчас сообразила, что Настя считает нашу экспедицию обычной деловой поездкой с расширенным маршрутом. И ничего про тайные общества не знает.

— И тогда… — продолжила я, подбирая каждое слово — не ошибиться бы, не выдать, — тогда подпоручик Макин в ужасе сказал слуге: «Петруша, спасай, рядовой Петров меня погубит».

Донесся сдавленный стон. Неужто попала в точку и всё так и было сказано?

— И Петруша спас барина-друга в очередной раз. Попросту устранить солдата не представлялось возможным.

Пестель взглянул с удивлением. Да, в те времена еще не понимали таких эвфемизмов.

— Петрова убить казалось нелегко. Гораздо проще обвинить в преступлении, после которого любые показания несчастного будут дискредитированы. И тут свою роль сыграла кличка Гришки, известная в роте. Удобная ситуация подвернулась ближайшим вечером, и денщик взял на душу грех смертоубийства. Кстати, вы знали, что корчмаря убил ваш слуга, а не солдат?

— До… догадывался, — проплакал Макин.

— Ведь у вас была своя роль в этой истории — очистить хату от свидетелей предстоящего разговора. И говорить с человеком, который искренне верит, что не убивал, и в своей искренности прав.

Еще один всхлип и гневная реплика Пестеля.

— Потом настал финальный акт мерзостного спектакля. — Я чуть повысила голос. — Денщик-конвоир опять начал обработку несчастного, перечислял все ужасы, требовал признания. Второй конвоир, прежде угощенный водкой, задремал, денщик изобразил спящего, и замысел удался: арестант сбежал. Кстати, символичная мелочь: подпоручик наказал солдата пятидневным арестом, но уснувший денщик подобной кары избежал. После этого несчастный добрался пешком до моего имения. Его связали и приготовились отправить в губернию, откуда вернули бы в полк для суда. К счастью, благодаря удачному стечению обстоятельств я сама заехала в поместье, поговорила с Григорием, оценила смутность обвинений и направилась в Тульчин. Павел Иванович, приношу извинения вам как командиру полка: я укрывала дезертира, желая убедиться, что убийца не он. Надеюсь, мои доказательства достаточны.