Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 25

Пестель криво улыбнулся.

— Экое канальство: одно убийство и два беглеца. Так он с вами, Эмма Марковна?

— Да. Последние дни он был не скован, уверенный, что правда восторжествует.

— После о нем, — вздохнул Пестель. — Господин Макин, вам надлежит подписать прошение об отставке. После этого — удалиться в свое поместье. Ваш человек не числится по военному ведомству, поэтому после поимки будет судим гражданским судом.

— Так… так точно, — пробормотал Макин.

— Не задерживаю, — бросил Пестель, и подпоручик удалился. — Что же касается рядового Петрова…

— Павел Иванович, позвольте предложить вам наилучший выход из создавшейся ситуации, — сказала я. — Когда завтра рядовой Петров явится в полковую канцелярию, его должно ждать предписание о командировке в мое поместье за лекарственными средствами для армейского лазарета, которые привезены. После чего следует закрыть командировку и признать объявление в розыск недействительным.

Пестель задумался. Я глядела на него так же пристально, как недавно на подпоручика. Добавила:

— Мне близка судьба рядового Петрова. До армии он был несдержан в поступках, отсюда и известная его кличка. Однако кличка — не характер. За эти дни я смогла подтвердить, что он служил без нареканий и взысканий. Ему было неуютно в сельской общине, а в солдатах — легко и удобно. Его подвергли наивысшей несправедливости: не просто обвинили в убийстве, но подтвердили обвинения сфабрикованными уликами. Он нарушил воинские законы, чтобы не быть наказанным за чужое преступление. Простого выхода из этой ситуации нет. Ради спасения Григория Петрова, хорошего солдата, но, главное, невиновного человека, вам предстоит пойти на небольшой подлог. Иначе его не спасти.

Пестель хотел что-то сказать, но промолчал опять. Я возвысила голос:

— Есть очень красивые слова — «спасение», «благоденствие». Проверка их истинности — применение к судьбе отдельного человека. В вашей власти спасти его и благоденствовать. Если же допустима гибель невиновного, то чего стоят любые права и свободы, любые прожекты, посвященные им. Сейчас вы должны спасти не Россию, а одного человека.

— Будь по-вашему, — наконец сказал Пестель. — Так вы его привезли? Если так, я хотел бы услышать от него с клятвой на Евангелии, что он не причастен к преступлению. Можете потребовать с меня обещание, — добавил с усмешкой, — что он не будет арестован после встречи со мной. Пусть поклянется не убегать до окончания внутреннего следствия.

— Григорий поклянется, — уверенно сказала я. — Анастасия, пожалуйста, приведите рядового Петрова. Скажите ему о слове, данном полковником. И, конечно, что убийца-обвинитель сбежал.

Анастасия удалилась. Раньше чем через час она не вернется. Значит, самое время поговорить на тему, о которой моя секретарша не осведомлена.

Теперь нам предстояло не скользить, а колесить по подсохшей дороге. На одного пассажира в моем обозе стало меньше, да и на душе полегчало. Судя по всему, история с рядовым Петровым завершилась благополучно — распоряжения о розыске отозваны, обвинения сняты.

Его бывший непосредственный начальник покинул службу. Слугу пока не нашли: отставной подпоручик признался, что отдал беглецу все наличные, а также написал вольную. Я понимала, что, не будучи подтвержденной в присутственном месте, бумага не очень ценна, но все же…

Что касается разговора с Пестелем, он был трудным. Мне пришлось огорчить собеседника — о Южном обществе я узнала вовсе не от рядового Гришки, а в Петербурге. Называла имена собеседников в своей гостиной, убеждала, что знаю о многом.

А потом попыталась объяснить, какой опасной игрой увлечены члены тайных обществ. Что победа маловероятна и ее последствия могут быть опасней неудачи. Что у власти, кроме людей совестливых и бескорыстных, окажутся прохвосты, по сравнению с которыми наивный подпоручик Макин и его двуногий верный пес — просто люди чести.

— И что же мне делать? — Собеседник задал самый резонный и самый непростой вопрос.

Ответила: никаких планов восстания, особенно тех, что могут быть реализованы при аресте руководства (из головы не выходила история несчастного Черниговского полка). Постараться обобщить планы и проекты, создать их смягченные варианты, такие, какие можно презентовать членам Сената и даже великим князьям. Конечно же, почте их не доверять — Пестель улыбнулся. В конце лета приедет мой человек, ему и передать.

Не обошли стороной важную тему — завязку истории с моим Гришкой.

— Рядовой Петров офицерский разговор забудет, — сказала я, — а вам, Павел Иванович, надо осторожнее. Солдат услышал — ладно. Но если ваши тайные беседы подслушает офицер монархических убеждений, да еще с чаянием выслужиться, вот тут возможна большая беда. Вдруг донесет Майборода…

— Вы уверены? — быстро спросил Пестель.

— Почти, — легко ответила я. Но поняла по взгляду собеседника: он запомнит мои слова не только как шутку. Ведь капитан Майборода служит в Вятском полку — был переведен из гвардии за растрату. Когда о таких людях предполагают что-то дурное, в ответ не услышишь: «Этот человек? Да никогда!»

Надо, надо Пестеля избавить от ареста. В этом движении он один из самых вменяемых.

Расстались с чувством взаимного уважения. Вот только в одном Пестель прав: на Петербург он не влияет.

— Маменька, так теперь мы куда едем?

— В Польшу, дочка.

На другом конце земного шара

— Сеньор Мигеле, пахитоску или бокал патеро?

— Пахитоску, патеро, коня и пропуск в Буэнос-Айрес.

На четвертый год жизни в этих краях мой испанский стал почти безупречен. Солдат-охранник, не трезвый и не пьяный, а слегка навеселе, понял и рассмеялся.

— Хорошая шутка, сеньор Мигеле. Как жаль, что такой шутник, как вы, оказался на стороне негодяев-федералистов. С вами было приятно познакомиться и будет грустно расстаться.

Расставание — да, неизбежно. В далекой снежной стране, о которой я почти забыл, охрана грубее. Впрочем, там меня, скорее всего, отправили бы в Сибирь. В этой милой, теплой, уже привычной стране есть аналог бурятских степей — Патагония, а если для мучений ссыльного необходимы снег и лед, то меня можно отправить на остров Эстадос.

Увы, хотя мне и довелось общаться с президентом Аргентины, я не додумался подсказать ему высылать политических оппонентов на остров Эстадос. Поэтому меня просто расстреляют.

Между тем солдат повторил предложение. Я выбрал бокал, на самом деле глиняную кружку, патеро. Бутыль была предусмотрительно опущена в ручей, поэтому местное сладко-терпкое вино успело охладиться. Приятный, уже привычный вкус… жаль, и с этим придется расстаться.

Может, еще попросить отконвоировать меня под навес пастушьей хижины? Солнце уже стало припекать. Если они затянут с казнью, моя белая кожа успеет покраснеть. А вот загар ей не грозит.

Ладно, не убежал от врагов — не буду убегать от солнца. А лучше продолжу воспоминания. Тем более сеньор полковник что-то обсуждает с господами из Буэнос-Айреса и медлит с приказом.

А остановился я на том, как покинул Россию. Потерял недвижимость и статус (какие мелочи на фоне предстоящей потери!). Сохранил жизнь, свободу и не такой уж скромный капитал — золото, что увез с собой, и вклады в иностранных банках.

Самые надежные банки в Лондоне, самая невнимательная к эмигрантам полиция там же. Что же касается климата, мне приходилось подолгу жить в Санкт-Петербурге, так что и привыкать-то не особо.

Дела шли неплохо, я уже начинал прицениваться к захудалому замку-аббатству, желательно с призраком аббата, казненного Генрихом VIII, чтобы приглашать соседей и охотиться на лис. Но связь с брошенной отчизной до конца не прерывал: секретарь Российского посольства получал ежемесячное вспоможение. Чтобы известить меня, не заинтересуется ли посольство моей персоной, не поделится ли интересом с британской стороной?