Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 16

Злодей бежал так же быстро, как будто хотел грудью прорвать этот строй. Но вместо этого он выхватил две большие пачки денег и кинул в лицо полицейским. Те посторонились, начали их собирать, а негодяй скрылся за углом…

Мы возвращались в печали. Я услышал несколько незнакомых слов от папа и решил, что узнаю их смысл от дворовых мальчишек. Оказывается, полицейские не знали, что мы ловим фальшивомонетчиков, и стали спасать, как они сказали, казенные деньги. Узнав, что ассигнации поддельные, они огорчились и достали из карманов еще один ворох бумажек.

Что касается ямщика, он сказал, что ничего не знает о человеке, который нанял его для быстрой езды и предупредил, что в конторе на него могут напасть разбойники. Ямщику грозили каторгой, но он продолжал запираться, а папенька отказался применить более строгие меры. Главный злодей умчался на тройке, которая ждала его за углом. Видимо, второй ямщик увидел полицейских и дал сигнал.

— Я должен уехать завтра вечером, — вздохнул папенька, — и не знаю, как найти злодеев.

— А я знаю, где они могут скрываться, — сказал я…

Ваше Императорское Высочество, это письмо будет отправлено, а как окончится охота — сообщу в следующем письме.

Приписка взрослой рукой внизу письма:

'Весьма увлекательно! Сам прочел с интересом, волнуясь за успех дела. Право, не хуже, чем последний роман господина Вальтер Скотта. Сыну передать дозволяю, пусть знает, как нелегка жизнь служивых людей его государства. Следующую депешу передать мне в руки первейшим образом!

Николай'

— Маменька, про Степашу нет вестей?

— Нет, милая.

Господи, не суди нас по несказанному! За одну секунду в моей голове мелькнули несколько возможных шуток. И про неработающий вайфай в поместье гнусного князя, и про проблемы голубино-совино-вороньей почты в столь одиозную метель. А еще я могла заметить вполне резонно: ты же осталась на большой казенной дороге, а иного пути передачи новостей, кроме нее, нет.

Не стала ни шутить, ни умничать. Дочка вела себя молодцом. Сама себе задала контрольную по алгебре и написала. Расспрашивала всех проезжавших, кто имел хоть маломальское отношение к коммерции, поэтому подготовила мне небольшую актуальную справку о сезонных ценах на зерно, кожи, конское и коровье поголовье. Одним словом, все полтора суток моего отсутствия старалась чем-то занять свое время.

Да и с расспросами пристала лишь тогда, когда мы покинули станцию и направились в Орел целым обозом — мои славные возочки плюс еще пять саней с арестантами и обличающим инвентарем. Персональный экипаж был выделен его сиятельству, скованному комфортными наручниками. На голове мешок, под ним невидимый кляп, дозволявший лишь невнятное мычание. Самый верный слуга не принял бы эти звуки за четкий приказ.

Лизонька поглядывала на этот обоз с интересом, а Зефирка — с неодобрительным рычанием. Что же касается меня, я времени не теряла и продолжала следственную работу. При каждом удобном случае беседовала со скованными слугами или дрожащими караульщиками.

— Что же ты, голубчик, так нагрешил? Братьев и сестер во Христе замучивал…

— Не бывало такого, барыня! — возражал бедолага.

— Как не бывало, если Федька, Петька и Ванька показания дали, что тебе в прошлом году, на Успенье, велели тело вынести и закопать?

— Так как они могут на меня возводить, если сами… — возмущался грешник. И вываливал ворох новых деталей, да еще с разбивкой по календарю. И с подробностями, такими, что я то и дело оглядывалась — не подойдет ли, не прислушается Лизонька?

Так что когда мы дотащились до губернского города, все тиранства его сиятельства были сведены если не в полноценное уголовное дело, то в хронологическую аналитическую справку с указанием преступных деяний большинства задержанных. Замешаны были все, но хотя бы некоторые старались не трудиться в застенке и являлись, лишь когда прикажут. Другие же будто прикипели душой к этой работенке.

За это время я пожалела Мишеньку — как же ему, бедному, с молодых лет вариться среди таких вот уголовных деяний. Я сама два раза тайком от Лизоньки прибегла к дорожному поставцу — по чашке лимонной настойки. Тайком от Насти не удалось. Она на завершающем этапе отстранила меня от трудов и переписала всё своим добротным секретарским почерком.

В Орел мы прибыли рано и остановились у губернаторской резиденции. Тут уж никакой игры в инкогнито. Петру Сонцову, почтенному прокуратору губернии, пришлось встать раньше привычного часа и побеседовать с супругой товарища министра МВД.

Петр Александрович, как и большинство губернаторов, был отважным воякой в свое время и никаким администратором. Верно, каждый вечер молился: пусть на следующий день не случится ничего такого, в чем пришлось бы принимать участие.

Вчерашняя молитва, видимо, оказалась недостаточно усердной. Петр Александрович слушал меня с нарастающим ужасом. Апофеозом стала минута, когда с приведенного пленника сняли мешок и освободили от кляпа. Такие же чувства испытывает теплохладный игумен, ставший за годы служения едва ли не атеистом и узнавший, что послушник изловил в келье беса и сейчас притащит в мешке.

Чтобы моя добыча не впала в немедленное буйство, незадолго до Орла князю был предложен успокоительный коктейль. По особенному рецепту. С сюрпризом. Посему сразу-то он не бушевал, а лишь печально бубнил о пленивших его чертях, нехристях и фармазонах.

— И ты, Алексаныч, с ними, — подвел он печальный итог, указуя на губернатора, и задремал. — Вона рога у тебя уже растут!

Ужаса в глаза Петра Александровича меньше не стало. Он бормотал: «Как же это, что же делать теперь?» Казалось, он был готов и к тому, чтобы его убили на месте и взяли на небо живьем, но лишь бы разрешили ситуацию.

Что же. Доброе дело нетрудное.

— Я бы, Петр Александрович, порекомендовала вам поступить вот так… — сказала я. И призвала губернаторского секретаря — записать мои рекомендации, если начальник забудет.

Заковать тирана и отправить в острог было не то чтобы чрезмерным, но опасным — губернатор опомнится день спустя, освободит и отпустит. Лучше поместить под домашний арест в одном из подходящих зданий, не столько под полицейским, сколько под врачебным надзором.

Для подкрепления моей позиции в губернаторский кабинет были внесены орудия пыток — Петр Александрович опять побледнел, — а также зачитаны некоторые, особо одиозные показания. Из них следовало, что в поместье произошло минимум шесть легко доказуемых убийств.

— Не правда ли, в этом видится явное безумие? — подтолкнула я губернатора к наилучшему заключению. Тем более что коктейль из будущего, рецепт которого я хранила в своей голове пуще любого другого секрета и ни за что не намерена была открывать хоть кому-то, потихоньку начинал действовать. И князь-душегуб вел себя все страньше и страньше, как говорится. В частности, строил глазки игумену, ввергая того в суеверный ужас. Бедолага крестился не переставая. — На вашем месте я бы не арестовывала князя, — Петр Алексаныч посветлел ликом, — но и не отпускала его. — Собеседник взглянул с тоской. — Сенат непременно постановит его освидетельствовать, а вы сохраните его сиятельство для этой процедуры.

Секретари пошептались и убедили губернатора, что мой выход из этой плохой ситуации лучший. Ибо невооруженным глазом видно: подвинулся бедный князь умом, себя не сознает. Верно, в крестьянах своих тоже чертей видел, как сейчас!

А князюшко, и верно, хихикал, тыча пальцем то в своих сопровождающих, то в зеленоватого от переживаний игумена, и громко вопрошал, чем они рога и копыта чистят, чтоб блестели, да каким гребнем кисточку на хвосте чешут. И вдруг огневался да как давай орать, что сей же час со всех шкуру живьем спустит, собаками затравит, на дыбе запытает!

Прокуратор послушал-послушал, покачал скорбно головой, но явно выдохнул — и впрямь сумасшедший. Дело житейское, никаких тебе уголовных дел и крамолы. За сим чиновник даже повеселел, пригласил меня к завтраку. Пришлось согласиться — наболтаю слухов из высших сфер, чтобы подтвердить аппаратный вес моего супруга и чтоб не передумал, сукин сын, не отпустил на следующий день, не бросил щуку в реку, не отправил лиса в курятник.