Седьмое небо - Найтов Комбат - Страница 12

– И кто же этим у нас занимается? – поинтересовался Сталин.

– Бюро Туполева.

– Тогда мы долго еще эту мишень не увидим! – Сталин был не очень доволен «затянувшимися» испытаниями самолета «Ту-4». Специалистом в области авиации министр не был, он был плановиком и «пугалом», но на этом совещании ему и не требовались специальные знания. Он должен был понять только одно: новую машину необходимо делать, несмотря на то, что планом это не предусмотрено. И немцы, несмотря на то, что занимаются реактивными двигателями с 1938 года, тоже до конца не раскрыли их возможности. Плюс, не забываем о психологическом барьере: там, на поршневых, боролись за каждый грамм на произведенную мощность, а здесь требовалось сжечь как можно больше топлива и отбросить продукты сгорания как можно дальше от себя с максимальной скоростью. При этом не расплавить детали и не разрушить двигатель. И, предстояло решить еще одну проблему: подготовить летчиков к таким полетам. Я ведь не случайно поднял вопрос о самолетах-мишенях.

Совещание закончилось под утро, но спать пошли немногие. Василий Сталин меня от себя не отпустил. Мы оба приехали на Центральный аэродром, где меня усадили в один из самолетов транспортной эскадрильи управления ВВС Московского округа, с тремя «летчиками», то есть, птички на погонах у них имелись, но вряд ли они соответствовали роду их занятий. Командировочные выписал порученец Василия Сталина. Мне предстоял полет на Черное море, в Бамбоуру, на аэродром бомбардировочной авиации КЧФ. Полет проходил на высоте 1700 метров, со скоростью 250 километров в час. Длина маршрута составила 1500 километров, так что в воздухе пришлось находиться шесть часов. И это не была штабная машина VIP-класса. Вместо сидений – откидные дюралевые скамейки, отсутствие каких-либо столиков, удобств, самолетные чехлы дали возможность хоть немного поспать. Никаких карамелек «Взлетная», с собой из летной столовой все четверо прихватили что-то на перекус. Бамбоура – ближайший аэродром к Сухуму, куда мне и надо попасть. Ещё более точно: к селу Гвандра, на реке Кодори. А потом подняться вдоль её притока Клыч. Там была дорога, соединяющая Теберду и Черноморское побережье Абхазии. На немецких картах эта дорога существовала. Но потом прошел сель и её не стало. Именно поэтому командование 1329-го горнострелкового полка послало группу альпинистов-разведчиков оседлать перевал и создать видимость того, что перевал усиленно охраняется. Этим командование хотело растянуть силы дивизии «Эдельвейс», отвлечь их от других мест, где немцы могли бы выйти к побережью. Там были сосредоточены основные силы дивизии. Сам я знал более удобную дорогу к этим местам, но я же не знал: где разведчики закопали свои награды и документы. Это знал только Андрей, а он с той стороны на перевал не поднимался. Знал только эту дорогу.

Моряки выделили джип «Виллис» или нечто подобное, их, каким-то образом, различают, но я в этом не силен. Карты мы захватили с собой из Москвы. Бамбоура – это западный мыс в Гудауте. Ехать всего 125 километров, но дорогой это было назвать сложно, и даже направлением. Я заранее предупредил своих спутников, что путешествие будет достаточно тяжелым, и на аэродроме мы немного подготовились к этому. Сели мы рано, и в Гвандру добрались в середине дня. Дальше дорога кончилась и пришлось у местных сванов просить лошадь и проводника. Удостоверения 1-го управления МГБ подействовали, нашлось шесть лошадей. Сложнее всего было мне, я не кавалерист, от слова совсем. Но каким-то образом приспособился к этому виду транспорта. Тем более, что ехать оказалось не очень далеко, а дальше пришлось лошадей вести в поводу, тропа основательно заросла. На перевал мы поднялись в 15 часов.

«Узнаешь что-нибудь, Андрей? Как и тогда, сентябрь»

«Да, вон там было пулеметное гнездо. Пойдем туда.»

Мы поднялись, и я пару раз махнул малой саперной лопаткой. Гильзы, много гильз.

«Да, оно, меня здесь ранило. Теперь влево десять шагов, это ниже. Вон тот камень»

«Этот?»

«Вроде, он. Там выемка должна быть, мы ее засыпали.»

Я ножом потыкал вокруг камня, в одном месте нож в камень не попал. Достал лопатку, ковырнул землю, звякнул металл. Цинк из-под патронов, перевернутый.

«Здесь, зови архаровцев» – «сказал» мне Андрей. А я достал фотоаппарат и сделал несколько снимков, пока поднимались порядком уставшие «свидетели». При них мы вытащили коробку, а из нее два ордена, шесть медалей, два каких-то бланка, это были похоронки на двух человек, два партийных билета и заветную кандидатскую карточку.

«Красная Звезда – моя, «За Отвагу», тоже. БКЗ – Матвеева, «ЗБЗ (За боевые заслуги)» одна моя, вторая его, но номеров не помню».

«В любом случае заберем все» – подумал я, и Андрей притих. Я отложил отдельно его награды, карточку. Сказал, что партбилеты надо сдать, их владельцы – мертвы. Кроме меня фотографировал все и один из охранников. Я посмотрел на часы, надо было начинать спускаться. До села мы добрались уже поздно ночью, и заночевали там. Утром добрались до Гудауты и вылетели обратно. Еще в воздухе тот самый «фотограф» передал радисту бланк РДО, которую мне не показал, но я и не просил его об этом. У них – своя работа. Я – свою, по отношению к Андрею, выполнил. Добрался сюда, и точно выполнил то, что он просил и помнил. Эта, казалось бы, мелочь, много лет портила ему жизнь. Теперь требовалось пройти через парткомиссию, но думаю, что все будет нормально. В автобиографии факт упомянут, бумаги и награды нашлись. Неожиданно в Москве борт встречал адъютант Василия Сталина, который пригласил меня в машину, а у «фотографа» забрал его камеру и несколько листов бумаги.

– Вас просил подъехать к нему Василий Иосифович.

Я пожал плечами и сел в его джип. Генерал принял меня в кабинете, и сделал вид, что он не знает, чем закончилась поездка. После того, как я доложил, что все в порядке, Василий сказал мне:

– Поехали!

Пользовался он «Паккардом» серого цвета из кремлевского гаража. Впервые я попал в Кремль без остановки у Боровицких ворот. Пропуск мне выписали в Большом Дворце. Еще по дороге Василий сказал:

– Если тебе что-то поручил товарищ Сталин, то обязательно, чем бы не закончилось дело, требуется доложиться об исполнении. Без этого работа принята не будет, и он будет контролировать исполнение поручения. Вот такой характер. Я же понимаю, что это важно было только для тебя. И, хочешь верь или не верь, и для него. И для меня, мне поручили тебе помочь. Почему тебе об этом говорю? Он никогда просто так никому таких авансов не дает. Особенно, если это касается партийной дисциплины. Ему ты понравился, а это значит, что он будет тебе давать новые поручения. Так что, привыкай к тому, как следует с ним работать. Понял?

– Понял.

– Что так невесело?

– Побывал там, где все погибли, а я живым остался. Должок на мне висит.

– Все?

– Наверное, если бы кто-то жив остался, то коробку бы изъяли. А так – меня дождалась.

Они поднялись в кабинет Сталина, их вне очереди пропустили к нему.

– Товарищ Сталин, Ваше приказание выполнено. Помощь лейтенанту Старшинову оказана.

На стол Сталина легли уже отпечатанные снимки, сделанные тем самым фотографом.

– Это – она? – он протянул фотографию в мою сторону. Я подошел к столу, одновременно вытаскивая из кармана кандидатскую карточку. Взглянув на фотографию, положил карточку на стол Генерального Секретаря. Тот раскрыл ее. – В партию вступать не передумали?

– Нет.

Сталин нажал на какую-то кнопку и в кабинет вошел сбоку какой-то человек в гражданской одежде.

– Товарищ лейтенант, передайте всё, что найдено, товарищу Логвинову.

Я вытащил из офицерской сумки все, в том числе, орден и медали Андрея.

– А это чьи? – спросил секретарь, показывая партбилеты.

– Двух моих бойцов, они там и похоронены.

– Разрешите идти? – спросил секретарь Сталина.

– Да, пожалуйста. Оформляйте, как Вам было сказано. Что можно, проверьте в наградном, и сделайте приложения.