Седьмое небо - Найтов Комбат - Страница 13

– Есть! – Секретарь был в гражданском, но говорил со Сталиным точно в соответствии с уставом.

– Ну, что ж, Андрей Васильевич. Рад, что сумел оказать вам помощь. Теперь о тех задачах, которые предстоит решать. Вчера, вкратце, мы уже говорили о том, что до того, как наши ученые завершат работы по созданию нового оружия, вся тяжесть обеспечения обороноспособности страны ляжет на полки противовоздушной обороны. Пассивной обороны не будет! Нам необходимо доказать противнику, что те планы и варианты, на которые они рассчитывают, обречены на провал. Насколько я вчера понял, противник пока не имеет таких самолетов. Это так?

– Скорее всего, да, товарищ Сталин.

– Ваша задача, в кратчайшие сроки создать учебные машины и обучить тех людей, которых мы направляем в Липецк. Задача ясна?

– Так точно, товарищ Сталин.

– Ну а, чтобы не было недоразумений, как Верховный Главнокомандующий, имею право присвоить вам звание полковника авиации, и назначить на должность заместителя командира по летной подготовке вновь формирующегося полка специального назначения. Как мне известно, не только от вас, вы длительное время выполняли эти обязанности.

– Служу Советскому Союзу.

– Формировать полк будет полковник Кожедуб. Ваша совместная задача: до конца года приступить к комплектованию дивизии. Скорее всего, в следующем году американцы решатся на крупномасштабные действия в Китае и Корее. Одна из самых уязвимых точек у нас именно на Дальнем Востоке. Там они и начнут. Сами вы с Дальнего Востока, мать Ваша оттуда. В первую очередь, готовьте людей на этот регион. Василий, ты меня слышал? Твоя задача обеспечить Высшую школу всем необходимым.

– Есть товарищ Сталин. У меня вопрос!

– Я его знаю, нет. Категорически, нет. Андрей Васильевич, это он об обучении на «МиГ-9». Я – запрещаю.

– Есть!

– Отец, но они же летают!

– Ты просто не читал статистику по этой машине. Я своих приказов не изменю. Свободны!

– Есть. – ответили мы оба, и вышли из кабинета. За дверью стало видно, что Василий плачет. Поскребышев нас обоих быстренько увел в какие-то другие помещения из приемной. Плачущий сын Сталина, в генеральской форме! Азиа’с, не поймут’c! Через некоторое время Василий успокоился, умылся, привел себя в порядок. Много говорил, высказывая Андрею, что вот так всегда: только появляется возможность прикоснуться к чему-то нужному, важному, как следует запрет этим заниматься.

– Сейчас твои документы оформят, поедем в «Арагви», обмоем твои звезды и твоё назначение, да и успешное окончание твоих злоключений.

– Ты, знаешь, Василий, я на дух не переношу водку, пьяных баб и решений на нетрезвую голову. Не абсолютный трезвенник, но получив такое задание, я не могу рисковать в «Арагви». Что касается запрета, катапульты у «МиГа» пока нет. Отказ управления, и ты покинуть ее не сможешь. Она почти готова у Микояна. Поставят, и он изменит свое решение.

– Точно?

– Думаю, да. Смысла запрещать не будет.

Позже, Василий, все-таки, употребил, но не до состояния «зю». Отбрехался от каких-то желающих его куда-то пригласить. Спал я в его квартире в Москве, а утром уехал на Беговую, пробивать ускоренное изготовление «спарки».

Три звезды и две полоски немного придавливали. Новые погоны подарил Василий, он их не так долго носил, но и лейтенантские ещё врасти в гимнастерку не успели. Времени прошло не слишком много.

Первым, с кем встретился Андрей на Беговой, был гвардии полковник Кожедуб. Он, слегка усмехаясь, посмотрел именно на необмятые погоны бывшего лейтенанта.

– Да не смотри ты так, Иван. Ничего не изменилось.

– Врешь ты всё! Изменилось, и многое! Что случилось?

– Меня отправили на Кавказ. Есть там одно жопное место: Клухорский перевал. Меня с пятью бойцами направили туда в сорок втором его оборонять. Раньше, до 1928 года, оттуда можно было спуститься в Абхазию. У немцев на картах этот перевал и дорога вниз была обозначена. И они туда пошли большими силами. С танками, пехотой и горными стрелками. А нас было шесть человек. То, что это «обманка», нас не предупредили. Приказ был «Удержать любой ценой». Мы туда поднялись, еще по дороге все поняли, что это билет в один конец: сель прошел, дорога размыта, возможности спустить в Абхазию технику просто нет. Командование поступило абсолютно верно: нашей задачей было отвлечь противника от других мест, где оборона была такой же хлипкой, как здесь. Первые атаки мы отбили, но потеряли двух человек и с боеприпасами стало тяжко. Добыли два пулемета у противника, немного патронов. А на нас танки пошли. Так как сзади сплошной обрыв и узенькая тропка, стало понятно, что дороги отсюда у нас нет. Мы все документы и награды закопали там, на перевале, чтобы противнику не достались. Продержались еще двое суток, потом меня ранило, очнулся уже в госпитале. Лежал сначала в Баку, потом увезли в Алма-Ату. Там стало известно, что перевал мы удержали и подошла рота соседнего полка. Двадцать восьмого. Слава, естественно, им досталась: в газете напечатали, откуда я и узнал, что это они меня вниз спустили. В Алма-Ате предложили пройти летную комиссию, ты же помнишь тот приказ Верховного.

– Да, помню, я в Чирчике инструктором был. Нам тогда много «годных» из госпиталей подбросили.

– Я был в их числе. Шесть месяцев, взлет-посадка, мне даже звание не изменили: был старшим сержантом, так и перевели в ВВС. Попал на Донской фронт, его переформировывали. Было две возможности: либо в ЗАП в Саратов, либо в полк. Я выбрал полк, оголодали мы страшно в училище, там консервы американские привезли, а их кто-то керосином испортил еще в Америке. Норму выдавали, но есть это было невозможно. Ели, куда деваться, блевали, и летали. В полку отъелся, начал летать. В училище никто никаких вопросов о предыдущей службе не задавал. Здесь спросили, я доложил, как есть. Что был кандидатом в члены, карточка осталась на Клухорском перевале, откуда меня спустили в бессознательном состоянии. Подписал это дело в Особом отделе. Летай. А пятого-шестого июля наш полк за два дня полностью сточился. Мы штурмовиков сопровождали, которые танки 9-й армии выбивали. Я получил три пули в грудь, и почти год, вместе с ЗАПом, восстанавливался после ранения. Зато летать научился.

– Я это уже читал, мне дали твое личное дело. И знаю, что ты теперь мой замполёт. И вот тебе первая же задача: я должен летать, как ты, и даже лучше. Усек? И те мужики, которые придут в полк, тоже должны летать. Придут «зубры». Поэтому о своих «горнострелковых приключениях» – забудь. Не поймут. Партбилет получил?

– Да, «выдан 1-го мая 1943 года Политотделом 1-го ГИАК». День в день.

– Это – аванс. Я бы даже сказал: выдано в кредит. Это тебе отрабатывать придется. Как и чем – ты знаешь. Мне об этом «сам» сказал. Понял?

– А что ж здесь не понять? Начинать придется с формулы Мещерского и с устранения причин «тяжелого носа». А у наших аэродинамиков эти вопросы еще не рассмотрены.

– Да, я в курсе, что ты приказал рули глубины сделать цельноповоротными, с большими триммерами. Откуда знаешь?

– Точно сказать не могу. Родилось здесь. – я постучал указательным пальцем по правому виску. – Работает?

– Работает.

– Из этого и исходить будем, а обоснование к этому подведут, не беспокойся. Понимаешь, двигатель изменился, и точка приложения силы сместилась, а в мозгах ученых этого не произошло. В этом проблема.

– Догадываюсь. Что за газовый форсаж и как им пользоваться?

– Иван, пойдем сядем где-нибудь в сторонке, и там поговорим. И не на коленке, а начнем составлять программу переучивания. Нам скоро предстоит целую дивизию формировать.

– В курсе, супружница уже взвилась, ехать из Москвы в Липецк не хочет, а придется! Мне диплом об окончании Академии выдали, по ускоренному курсу. Почти как у тебя. И прошел аттестацию на генерала. Скоро присвоят.

– Ну вот, даже походить вместе в одном звании с трижды Героем не дали! Поздравляю!