Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма - Страница 19

— Какие ваши годы, господин Палан, ещё придёт!

В дверь стукнули, крикнули — обед, мол, готов, госпожа Викторьенн. Вот, отлично, идём же и пообедаем. А после обеда должен прийти граф Ренар… поглядим, что там будет.

И только по дороге в столовую до меня дошло, что я, скорее всего, сейчас увижу бесценный предмет нашего весёлого разговора — ту самую госпожу баронессу. У неё же не хватит совести покинуть этот дом и перестать сидеть на моей шее, если она решила со мной судиться за всё это имущество.

Я приложила палец к губам на входе и осторожно заглянула, оставаясь невидимой. Сидит, красавица, только что ложкой по столу не стучит.

— Как вы думаете, господа, — говорю специально громко, — хватит ли у нашей баронессы совести продолжать столоваться в этом доме? Или она, всё же, нашла себе другое пристанище?

Палан тихо хихикает — молод ещё, молод. А господин Фабиан подхватывает с полуслова.

— Сомневаюсь, госпожа Викторьенн, насколько мне известно, госпожа баронесса не имеет другого пристанища, — говорит он так же громко.

— И почему мне кажется, что если не имеешь пристанища и живёшь у кого-то из милости, то не стоит рубить сук, на котором сидишь? — продолжала я.

— Это ещё кто тут живёт из милости, — взвилась баронесса.

Вскочила со стула, только что под потолок не взлетела, стоит передо мной, смотрит, кажется — хочет вцепиться мне в волосы. Но я ей такой возможности не дам. К счастью, между нами стол. А также господин дырявый барон и изумлённая Тереза.

— Госпожа баронесса, мне известно, что вы желаете судиться со мной. Ваше право, но — в таком случае я отказываю от дома и вам, и господину барону, — отчеканила я. — Извольте распорядиться о сборе ваших вещей и до заката покинуть этот дом.

— И не подумаю, — сообщила баронесса. — Выскочка, нищенка, из милости подобранная девка не будет жить в этом доме, и в столичном тоже не будет, и доходы с серебряных рудников ей тоже не достанутся! Нагуляла где-то ребёнка, обманула моего несчастного брата и теперь стоит, как ни в чём не бывало, и ещё чего-то от меня требует!

— Не смейте говорить гадости, госпожа баронесса, — стою на своём, спокойствие, только спокойствие.

— Госпожа Викторьенн хотела отдать вам часть имущества, а теперь не отдаст, — известил баронессу Палан из-за моей спины.

— Мне не нужны подачки, мне нужно всё, и это всё будет моим, иначе просто не может быть! Гаспар не мог написать этот кошмарный ужас! А ты, бесстыжая дрянь, не смей тут командовать!

— Да чтоб у вас жабы вместо слов изо рта валились, — бросила я в сердцах, сколько можно-то.

Госпожа баронесса вдруг хватается за горло, кашляет… и выплёвывает на стол роскошную пупырчатую бурую жабу.

11. Картина маслом

В моей прежней жизни такое называли — картина маслом.

Тереза совершенно некуртуазно зажимает рот руками, то ли испугалась, то ли хохочет, не вижу.

Господин барон тоже совершенно неприлично вытаращил глаза на матушку, а когда та матушка попыталась ещё что-то сказать и выплюнула парочку жабенят, тихо сполз со своего стула и исчез под скатертью.

Господин Палан смеётся, просто смеётся.

Я же сама… меня несёт. Такое ощущение, что даже не несёт, а прямо тащит, и я никак не могу остановиться. Я красиво взмахиваю рукой, выплюнутые баронессой Эдмондой жабы взлетают и кружатся вокруг неё. Она же никак не может остановиться, жабы множатся, их уже десяток вокруг летает — больших, малых, бурых, зелёных, некоторые ещё и звуки пытаются издавать.

Единственным здравомыслящим из нас остался господин Фабиан, он сначала зовёт нашего доктора, тот прибегает, с присвистом глядит на творящуюся феерию, а потом подходит к большому зеркалу в простенке между окнами и начинает что-то рисовать на нём пальцем. Тоже свихнулся, да?

— Господин граф, нам срочно нужна ваша помощь! — громко говорит он в зеркало.

И ещё отходит в сторону, как будто через то зеркало можно увидеть, что тут у нас творится.

А баронесса только подливает масла в огонь — она машет руками, и, наверное, уже просто орёт, и добавляет к нашему хаосу ещё десяток жаб разного размера. А потом до неё что-то доходит, рот её захлопывается — я прямо услышала, как лязгнули зубы, и наконец-то становится тихо.

Громко выдохнул за моей спиной господин Фабиан, Тереза, оказывается, забралась на стул с ногами, а в другую дверь, через которую носят блюда на стол, боязливо заглядывают слуги.

Баронесса без слов упала на свой стул обратно, а я ощутила, что ноги мои мелко трясутся и совсем меня не держат. Шагнула вперёд, схватилась за спинку стула, но меня всё равно трясло, и реальность сначала пошла какими-то цветными пятнами, а потом вовсе прекратилась.

…Я пришла в себя и не понимала ничего. Кто я, где я, кто вокруг меня, почему они суетятся, кто командует. И на чём таком я лежу. На коротком, ноги не помещаются. Пытаюсь пошевелиться.

— Смотрите, смотрите! Пришла в себя!

Я знаю этот голос, что это за девушка? Тереза. Кто такая Тереза? Не припомню среди знакомых ни одной Терезы.

— Госпожа Викторьенн, вы слышите меня?

Так, я знаю человека, который зовёт меня. Кажется, он врач.

Эта странная интерпретация моего имени как рычажок какой опускает, и я вспоминаю. Тьфу ты, я же теперь попаданка. Попаданка классическая, как из книжки. И со мной тут случаются разные странности.

Последняя странность, всё же, слабо укладывалась даже в мою подготовленную фэнтезийной литературой голову. Потому что, ну, я помню сказку о двух сёстрах, одна из которых с каждым словом выдавала наружу разных гадов, а вторая — цветы и драгоценности. Но мне бы и в голову не пришло, что я смогу эту сказку отчасти воплотить.

Я шевелю головой и понимаю, что меня уложили тут же, в столовой, где и разыгралась сцена, на стоящую у стены банкетку. Она короткая, ноги не поместились, хоть Викторьенн и не могла похвастаться высоким ростом. Рядом со мной на стуле сидит пожилой мужчина и смотрит на меня с добродушной улыбкой, и я его знаю, этого мужчину, кто же это?

Тьфу ты, это господин граф Ренар, нас познакомили вчера. И он много наговорил мне о моей якобы магии. И что, вот эти жабы и есть моя магия? Я великий творец жаб? Да ну, что бы полезное дали, что ли.

— Я вас предупреждал, госпожа де ла Шуэтт, — говорит граф. — И хорошо ещё, что вы ничего тут не сожгли и не сломали, а как я понимаю — могли бы.

— Так это правда, и Викторьенн — маг? — спрашивает Тереза.

Она стоит рядом и с восхищением смотрит на меня.

— Да, милая дама, Викторьенн — маг. Потенциально сильный маг. И ей необходимо учиться держать свой дар под контролем, иначе — сами видели.

— У нас будет полный дом жаб? — хихикает Тереза.

— Хорошо, если только жаб, — усмехается граф.

— В той сказке были ещё цветы и драгоценные камни. Давайте, я заколдую кого-нибудь, чтоб бриллиантами плевался, — бормочу я.

— Мне кажется, что с бриллиантами не выйдет, — качает головой граф. — Как только додумались — жабы, значит.

— А где… жабы? — интересуюсь я. — И эта… Эдмонда. Она же была здесь?

— Госпожу Эдмонду спас господин граф, — голос врача доносится откуда-то из-за моей головы. — Он же отправил жаб восвояси.

— Это… куда?

— В сад, там возле старой стены много травы и сырость.

Я шевелюсь, точнее — пытаюсь вертеть головой, но две ладони мягко охватывают её и фиксируют.

— Госпожа Викторьенн, вам не следует сейчас совершать резких движений, — продолжает врач. — Госпожа Эдмонда и господин Симон отправились в свои покои, и кажется, ваша демонстрация убедила их покинуть этот дом. Их вещи собирают, и госпожа баронесса даже нашла какую-то приятельницу, которая согласилась приютить их.

Точно, баронесса же подала на меня в суд. Но о суде я сейчас думать не могу, в мою голову не вмещается никакой суд, совсем. Как там говорила одна из любимых книжных героинь юности? Я подумаю об этом завтра. Вот, и я тоже подумаю завтра.