Прятки в облаках (СИ) - Алатова Тата - Страница 62

Наверное, когда-нибудь они настолько привыкнут друг к другу, что смогут бесцельно гулять и подолгу разговаривать, но сейчас эти занятия казались бессмысленной тратой времени. Часы и минуты гасли драгоценными звездочками, едва успев вспыхнуть. Маше казалось, что они рассыпаются из ее пригоршней, не поймать, не удержать.

— Сразу в гостиницу, — прямолинейно решила она, любуясь тем, как дымовские глаза становятся еще темнее, а губы складываются в улыбку.

***

Маша всегда мечтала о том, что ее первые отношения будут развиваться медленно и романтично. Что-то про свидания, про свечи, про задушевные беседы. Она была уверена, что ее первый мальчик станет терпеливо ждать, когда она позволит ему поцеловать себя, а потом, нескоро, они постепенно будут спускаться ниже, пока не достигнут всего — с признаниями в любви и клятвами вечной верности.

Все это казалось теперь такой чепухой. Вдруг оказалось, что важно совсем другое — откровенность и обнаженность, мужской вкус на языке, разводы на простынях. Вдруг оказалось, что слова способны выразить так мало, а поцелуи так много.

Машина стремительная влюбленность не требовала обещаний или красивых комплиментов, она набатом била в груди, требуя жертвоприношений. Ей хотелось растратить всю себя, без остатка, ничего не сберегая на потом.

Кто его знает, будет ли у нее вообще это «потом».

***

— Как странно, — сказала она уже утром, когда безжалостная обыденность заглядывала в окна, — вдруг ни с того ни с сего получить помощь, откуда совсем не ждешь.

— Ты о трио — Сироткин-Зиночка-Бесполезняк? — уточнил Дымов задумчиво. — Я бы назвал их ситуативными партнерами.

У него была легкая щетина, невозможно умилявшая Машу. В этой небрежности проступали отблески бытовухи, которая однажды могла бы с ними случиться. Совместные поздние завтраки и ночи в переплетениях рук и ног.

Наверное, все дело было в Лизе, которая успела стать подругой, но иногда Машу как вспышкой пронзала привычность Дымова рядом. Как будто они провели уже вместе десятилетия и обросли прочными узами. Это чередовалось с удушливой неловкостью, жарким волнением, стремительным вожделением. Как утомительно, оказывается, влюбляться! Столько всего чувствовать приходиться сразу.

— Что есть ситуативные партнеры? — уточнила Маша. Она завтракала прямо в постели, стыдливо прикрываясь гостиничным халатом.

Кофе и круассаны — французский флер тайного романа посреди московской зимы.

— Только то, что каждый из них преследует собственные интересы, — пояснил Дымов, прижимаясь небритой щекой к чувствительной коленке. От этой колкости становилось щекотно и нервно. — Пока ваши интересы совпадают.

— Мне подходит, — дернула плечом Маша. — В моей ситуации выбирать не приходится.

— Есть наговоры, — нейтрально заметил он, — повышающие откровенность…

— Не подсказывай, — перебила Маша, наклонилась и поцеловала его в губы. — Я справлюсь с Диной без твоей помощи.

— Но это же не экзамен!

— Ой, — запоздало ужаснулась она. — Мне же еще лингву тебе сдавать! И как теперь узнать, поставил ты мне пятерку за мои знания или потому, что я с тобой сплю?

— Маш, — засмеялся он, — у тебя уже автомат.

— За что? — всполошилась она, поплотнее запахивая халат на груди.

— За то, — передразнил он, — как ты ловко вернулась из паука опять в человека. Забыла уже?

— Забыла, — изумилась самой себе Маша.

— Я тогда в тебя еще немного влюбился, — поделился Дымов. — Такая решительная, смелая девочка. Большая часть студенток забилась бы под парту и впала в истерику.

— Я просто не люблю проигрывать.

— Не проигрывай, — серьезно попросил Дымов, поцеловал ее колено, а потом его губы стали подниматься выше, к внутренней стороне бедра.

Маша счастливо зажмурилась и откинулась на подушки.

Глава 29

Утром понедельника Маша сразу рванула на учебу, обреченно осознавая, что снова не готова к большей части предметов.

— Ты катишься по наклонной головой вниз, — заметил Федя Сахаров, наблюдая за тем, как на паре по истории она решает задачи для Плаксы.

— Заткнись, — прошипела Маша.

Универ обрушился на нее с внезапностью грузового поезда. Две ночи в тихой гостинице на окраине города — и вот она уже забыла обо всем на свете. Интересно, а другие зубрилки зубрят с утра до вечера потому, что у них нет хорошего секса, или это Маша такая испорченная? Нет, она не позволит Дымову ухудшить ее успеваемость!

— Что с тобой происходит? — прошептал Федя, пока Сурков удивительно нудно бубнил о популярных артефактах начала века. — Только не говори мне, что ты посмела завести интрижку! Я настаиваю на том, что мы должны прийти в ЗАГС невинными!

— Что? — изумилась Маша. Получилось слишком громко, и на них принялись оглядываться.

— Тишина, — монотонно напомнил о себе историк. — Так вот, революционные настроения в обществе породили волну разрушительных артефактов, для изготовления которых не требовалось особого таланта…

— Зачем тебе хранить невинность до женитьбы? — зашептала Маша на ухо Феде.

— Потому что это вопрос самодисциплины, — едва слышно загорячился он в ответ.

— Чего-чего?

— Брак подразумевает строгую моногамию. Представь, что ты нырнула в море разнообразных вкусов, ощущений, эмоций, а потом — бац — и будь добра лопать одну гречку до самой смерти. Уж лучше вообще не начинать.

— Сахаров, — возмутился Сурков, — будьте любезны обсуждать свою личную жизнь на семинарах Глебова… И позвольте дать вам непрошенный совет, — ехидно добавил историк, — не женились бы вы лет этак до тридцати. Что-то мне подсказывает, что вам противопоказана гречка.

Хихикнув, Маша вернулась к домашке по арифметике.

***

После пар Маша отправилась к корпусу факультета менталистики, твердо намеренная выполнить свою часть задания. Если ей надо разговорить Дину, то логично попросить о помощи двух умников, которые как бы специализируются на человеческом сознании и подсознании.

Ни Плугов, ни Власов не отвечали на звонки, но ее эта мелочь не остановила. Они то и дело сваливаются на нее как снег на голову, у нее точно есть право на ответный удар.

В парке царило знойное лето, и зимняя куртка мешалась в руках, но Маша не стала заходить в общагу, чтобы переодеться. Преисполненная решимости побыстрее разделаться с Диной, она просто повесила куртку на одно из деревьев и наговорила чары от воров. Не то чтобы в универе процветали кражи, так, на всякий случай.

Ей было очень интересно, получилось ли революционному трио усыпить Ивана Ивановича, тревожило, появилась ли комиссия, однако Маша не позволяла себе много думать в ту сторону. Стоит позвонить Дымову, пусть даже и по делу, так ей всенепременно захочется его увидеть, а потом и затащить в нору для разных там поцелуев.

Нельзя так увлекаться, говорила она себе, делу время, а потехе час.

В холле факультета менталистики было пустынно.

Маша прошла несколькими длинными коридорами с наставительными записями на стенах прежде, чем встретила хоть одну живую душу.

— Извините, — она преградила дорогу какому-то верзиле явно со старших курсов, — а где я могу найти Власова и Плугова?

— Не ищите их, девушка, — посоветовал ей верзила, — от этих бездельников одни проблемы.

— И все-таки?

— В лабораторке скорее всего. Посмотрите в 17-Г, вроде они там закопались еще на прошлой неделе. Даже не знаю, живы ли до сих пор, или сделали нам всем одолжение и взорвали друг друга.

— Вот спасибо, добрый человек, — язвительно отозвалась Маша и принялась выпытывать, где именно лабораторка 17-Г.

Она оказалась в подвале, больше похожем на бункер или бомбоубежище.

На тяжелых, обитых цинком дверях, висела угрожающая табличка «Зона особо нестабильных экспериментов. Сохраняйте осторожность».

— Да чтоб вас, — пробормотала Маша, спускаясь вниз. Каждый ее шаг гулко отлетал к стенам и ударялся о потолок. Маша прошла мимо нескольких кабинетов, увидела нужные ей цифры и постучала. Изнутри раздался приглушенный грохот, и она решила, что это приглашение войти.