Список чужих жизней - Шарапов Валерий - Страница 10

Они слушали, не перебивая, проявляли интерес.

– Бруньки какие-то березовые… – хмыкнул Яранцев. – Это он убил Лисовца, товарищ майор, точно он, и к бабке не ходи. Почему так сложно – вопрос правомерный, надо разбираться. Запутано все, убийцы разные, но орудие преступления такое же… Подождем заключения экспертов, но держу пари, его прикончили тем же препаратом… Звоню в морг, товарищ майор?

– Не гони…

Терзало что-то неясное. Еще этот взгляд во дворе… Он выглянул в лоджию. Тело лежало, укрытое простыней. Лоджия имела сравнительно высокое ограждение. С подъездной дорожки не увидишь, что происходит в лоджии. Можно отойти во двор, подальше, но вид закроют тополя с еще не облетевшей листвой. Наблюдатель во дворе, если таковой присутствует, точных выводов не сделает. Никита вернулся в квартиру, посвятил коллег в детали сумасшедшего плана. У Зинаиды от удивления вытянулось лицо. Она пробормотала: «Только без меня» и стала как-то таять в тумане. Смутился Олежка Яранцев, начал коситься на «тающую» Зинаиду.

– Стесняюсь спросить, Никита Васильевич, – пробормотал Белинский, – ты, вообще, в порядке? Человек умер, мы не можем выдать его за живого… Считаешь, что этот тип находится здесь? Даже если так… Почему он должен поверить? Двенадцать часов прошло, надо быть полным кретином, чтобы на такое купиться…

– Мы что-то теряем? – резко спросил Никита. – Да, безумие, недостойное нашей уважаемой организации. Логики и правдоподобия нет, совершенно верно, но давайте оставим эмоции и дадим шанс чуду. Не случались подобные вещи? Бывало, и в гробу оживали люди и в сознание приходили через тридцать лет летаргического сна. Главное, оживление, нездоровый ажиотаж, понимаете? Мне плевать, что о нас подумают! Если есть хоть маленький шанс… Нужен четкий план, расставить людей, связаться с Седьмым управлением…

Это было форменное сумасшествие. Как пошутил Олежка: заканчиваем, и все в психдиспансер – за справками. «Он живой!» – крикнули на лоджии. Захлопала дверь, замелькали головы. Минут через пять раздался вой сирены. Во двор вкатила машина «Скорой помощи», встала неподалеку от подъезда. Суетились люди в белых халатах, вытаскивая носилки. Останавливались прохожие, проявляли интерес. Носилки втащили в подъезд, женщина-врач с суровым лицом несла медицинский чемоданчик. Люди спрашивали у водителя: к кому приехали, в какую квартиру? Водитель лениво пожимал плечами. Бригада вторглась в квартиру, где им популярно объяснили задумку. «Товарищи, вы не охренели?» – ужаснулась врач «Скорой помощи». Ей шепотом объяснили, что «охреневшие» – сотрудники КГБ. Услышанное не впечатлило. Как будто сотрудники КГБ не могут охренеть! Она возмутилась, пообещала пожаловаться в горздрав. Почему она должна участвовать в каком-то дурнопахнущем спектакле? В городе полно людей, которым реально требуется медицинская помощь! Пусть каждый занимается своим делом! Пришлось прибегнуть к «профессиональному» убеждению. Женщина стушевалась, присмирела. Зинаида украдкой посмеивалась: а ведь гражданка права, Лисовец уже помер, а другие – еще нет… Представление в принципе удалось. «Больного» на носилках вынесли из здания. С головой не укрывали – вроде «живой», не положено. Мертвец был в кислородной маске, лица почти не видно, а то, что бледный, – так не бывает розовощеких больных… «Осторожнее несите», – покрикивала врач, она семенила рядом, держала капельницу. Пациента оперативно погрузили в машину. Подходили зеваки, интересовались, кто такой, из какой квартиры? Довериться оперативникам в эту минуту не могли, отогнали подальше. Сотрудники Комитета тоже не лезли, могли спугнуть потенциального преступника. Собралось не меньше дюжины зевак.

– Так это же Евгений Борисович из восемьдесят девятой! – ахнула женщина средних лет, похоже, местная общественница. – Господи, что с ним? В какую больницу вы его везете?

– Гражданка, отойдите, не мешайте! – сказала доктор. Ей было смешно, она насилу сохраняла серьезность. – Гражданину с трудом запустили сердце, думали, что он мертв, но есть слабые признаки жизни… Все, закрывайте! Сергей Афанасьевич, заводите машину, нельзя терять ни минуты!

– Куда вы его везете? – снова спросил кто-то.

Врачиха отмахнулась: пока сама не знает. В машине свяжется с диспетчерской, определят ближайшую больницу, где смогут принять тяжелобольного пациента…

Никита из окна кухни наблюдал, как «Скорая» уезжает со двора. Кучка людей осталась на тротуаре, вскоре они стали расходиться.

– Занавес, товарищи, – пробормотал Никита, отходя от окна. – Посходили с ума, и будет. Покидаем квартиру по одному, через пять минут все сидят в машине за домом. Дождемся докладов от «семерки» – и за работу. Пуcть милиция работает по гостю Тимофея. А мне вот стало интересно: где находился и чем занимался гражданин Лисовец в годы войны.

– Логично, – кивнул Белинский. – По возрасту он может сойти за залегшего на дно агента абвера.

Через несколько минут вся группа сидела в машине, стоявшей на задворках. Нервный смех переходил в нервную икоту. Олежку Яранцева пробило на черный юмор. «Сестра, ну, может быть, в реанимацию?» – «Нет, доктор сказал – в морг, значит, в морг». Многоканальная рация, встроенная в приборную панель, ожила через несколько минут.

– Старший лейтенант Чеплыгин, Седьмое управление, – донесся сквозь треск эфира голос. – Держимся на удалении от «Скорой помощи». Направляемся в сторону центра. За медиками следует легковая машина – светло-серые «Жигули» второй модели, государственный номер: 8621МСШ. Выехала из соседнего двора и безотрывно следует за «Скорой помощью». Но я бы особо не праздновал, товарищ майор – улица широкая, крупных ответвлений пока не было, здесь многие едут. Следуем, похоже, в городскую больницу номер четырнадцать. Была еще одна машина: «Москвич‐408» сиреневого цвета, регистрационный знак: 2974МСД. Мелькала несколько раз, обогнала машину «Скорой помощи», затем отстала, свернула в переулок. Водитель вел себя странно.

– Что с пассажирами?

– В каждой машине только водитель. Минуточку, товарищ майор… кажется, «Москвич» опять появился…

Спустя четыре минуты Чеплыгин снова вышел на связь.

– «Скорая» въезжает в ворота 14-й больницы, товарищ майор. Решетчатая ограда по периметру… «Москвич» сиреневого цвета притормозил – словно водитель хотел убедиться, что «Скорая» точно туда заезжает… И двинулся дальше по улице. За ним следует наш второй экипаж, старший лейтенант Урганов. «Жигули» тоже здесь. Проехали больничную ограду, переулок, остановились у жилого дома. Водитель открыл капот и подливает масло в двигатель. Это мужчина лет тридцати пяти, на нем безрукавка, кепка, очки… Мы наблюдаем за обоими, товарищ майор. Ждите доклада от Урганова. Других подозрительных машин не было. Данные о госномерах уже переданы в оперативную часть, устанавливаются владельцы авто.

Нервозность усиливалась. Яранцев перестал травить анекдоты, размышлял вслух: может, курить начать? Говорят, успокаивает. Вон, Белинский курит – и хоть бы хны. Снова докладывал Чеплыгин: мужчина в кепке и безрукавке – по-видимому, гражданин Огарев Николай Алексеевич. Невзирая на фривольный вид, трудится ведущим инженером в организации, принимающей подряды от Метростроя. У него жена, трое детей. Он загнал машину в гараж недалеко от дома на Фрунзенской набережной, зашел по дороге в булочную и уже несколько минут находится в своей квартире на четвертом этаже. За домом установлено наблюдение.

Следом вышел на связь старший лейтенант Урганов. Он работал не один, коллега держал связь с управлением. Владельца сиреневого «Москвича» пока не установили – шла работа. Машина миновала Сокольники, взяла курс на Останкино. Водитель остановился на автозаправочной станции, залил бензин, рассчитался. Это был мужчина среднего роста без особых примет. Волосы скорее светлые, чем темные, обычного телосложения. Лицо скорее мрачное, чем жизнерадостное. Завершив заправку, он проехал полквартала, остановился у телефонной будки. Таксофон был занят – в будке щебетала смешливая девчонка лет семнадцати. Фигурант угрюмо на нее смотрел. Девчонке этот взгляд не понравился, скомкала беседу, фыркнула и убежала. Мужчина вошел в будку, закрылся. Старший лейтенант Урганов был уже тут как тут, мялся возле таксофона, выказывал признаки нетерпения. Фигурант повернулся к нему спиной, понизил голос. Различались лишь отдельные слова, вырванные из контекста. Потом субъект заспешил к машине, Урганову пришлось зайти в будку – в итоге чуть не упустили объект. Когда Урганов сел в машину, «Москвич» уже сворачивал за угол. Он ехал в район Бескудниково. Вскоре стало известно: владелец машины – некто Лацис Бруно Янович, уроженец Латвии, переехавший в Москву несколько лет назад. Работает по снабжению на одной из мебельных фабрик, семьи нет, четыре года назад уволился из армии в звании капитана. В Москве на улице Краснолиманской приобрел кооперативную квартиру, куда, судя по всему, сейчас и направляется…