Список чужих жизней - Шарапов Валерий - Страница 9

– А ты кто? – изумился алкаш.

Это становилось не смешно. Никита повторно показал удостоверение. Визави всматривался, сбив глаза в кучку, потом задал неожиданный вопрос:

– Бить будешь?

– Буду, – кивнул Платов, – и коньяк сам выпью. Держи, – он поставил на стол мутный стакан, плеснул на полтора пальца, – пей и отвечай на вопросы. Ответишь правильно – еще налью. Нет – поедем в ЛТП.

Упоминание лечебно-трудового профилактория ввергло гражданина в тихий ужас. Он скорчил жалобную мину, вылакал пойло, да еще и сморщился. Денатурат, видать, получше будет. ЛТП был отнюдь не санаторием – фактически зоной с драконьими правилами и жестким распорядком дня – хотя и находился под эгидой Минздрава. Пожалуй, единственное учреждение в стране, где людей меняли на корню.

– Зовут как? – спросил Никита.

– Меня? – изумился выпивающий.

– Нет, соседа. Давай без дураков, пока я добрый.

– Так это… – Человек задумался. Последняя стадия, когда с трудом вспоминается собственное имя. – Тимофей я… Тимофей, как его… Шаховский.

– Разобрались, – кивнул Никита. – С кем пил вчера, Тимоха?

Ответы приходилось вытягивать клещами. Тимофей таращился на коньяк и облизывался. Последние крохи разума подсказывали, что драться с офицером КГБ не дело.

– С этим, как там его, забыл… А, с Брунькой пил… Ну, точно, с Брунькой, он две поллитры принес, закуску еще какую-то…

Час от часа не легче. Бруньки – это почки березы, которые срезают весной и сушат в подвешенном состоянии. Говорят, незаменимое лекарство от множества болезней. Но майор не проверял. Множество болезней – это в будущем.

– А другое имя у этого Бруньки есть? – терпеливо выспрашивал майор. – Вспоминай, Тимон, не то осерчаю, и поедем делать из тебя человека – и учти, коньяк там тебе уже не предложат.

– Да бес его знает, есть, наверное, имя… Не помню. Брунькой его назвал – и баста…

– И часто этот товарищ посещает твои апартаменты?

– Чего? – Тимофей осоловело хлопал глазами. – А-а… Ну да, раза три уже был… Четкий мужик, выпить всегда приносит, закусить… Пришел как-то, улыбается, дескать, я с братишкой твоим в одной армейке служил, наказывал заглянуть к тебе в гости, проведать, как я тут… Я Сашку уж лет пятнадцать не видел, разбросала судьба, даже не знаю, где он сейчас, жив ли… Брунька говорит, что жив, живет во Владивостоке, передает горячий привет…

Никита лихорадочно размышлял. Если лет пятнадцать не виделись, то врать про брата можно что угодно, лишь бы знать, что таковой в природе существует. То есть некто под предлогом нагрянул к Тимофею, зная, что соседняя лоджия принадлежит семейству Лисовец. Будет вникать алкаш в подробности? Приходит добрый человек, поит, кормит, что еще надо? Мир не без добрых людей. Напоил Тимофея, тот вырубился – и делай что хочешь. За стенкой лоджии по вечерам курит Лисовец, и если заказчик вооружит шприцем, а у тебя есть элементарные навыки… Но почему так сложно? Можно в темной подворотне подойти, в подъезде столкнуться… Значит, есть причины. «Брунька» мог и не таиться от Лисовца, поговорить с ним – почему бы и нет? Возможно, Евгений Борисович и не чувствовал исходящей из-за стены угрозы… Мог ли Лисовец передавать секретную информацию? Снова же – почему бы и нет? Убийства Гаранина и Лисовца объединяет укол в шею. Это что, «фирменный знак» гражданина Старчоуса? Нет, причастность к этому делу Старчоуса пока не доказана…

Никита плеснул в стакан и продолжал задавать вопросы. Брунька появился вчера под вечер, выставил на стол аж два фуфыря, высыпал из авоськи горку плавленых сырков. Выпили. Вернее, Брунька лишь сделал вид, что выпил, и все это сокровище досталось Тимофею. Кажется, выпил все – как ни крути, рекорд. С такой дозы недолго и ноги протянуть. Возможно, на это гость и рассчитывал. Но рекордсмен выжил всем смертям назло, «железный» организм справился. Как и когда уходил его гость, Тимофей, разумеется, не помнил. Он выдул третью порцию коньяка и пока пребывал в «ремиссии».

– Брунька оставил? – кивнул Никита на распечатанную пачку «Столичных».

Мог и не спрашивать, не сам же купил. Он осторожно за уголки взял пачку, вытряхнул содержимое на стол, а пачку убрал в целлофановый кулек. Не в перчатках же Брунька ходил по дому. Тимофей без эмоций наблюдал за его действиями.

– Что знаешь о своем новом дружке?

Как и следовало ожидать, ничего. Одно лишь – мировой парень! Не то что эти голоштанные алкаши во дворе! Возраст… да хрен его знает, товарищ майор. Возраст как возраст. Тридцать, сорок, может, больше. Он же не археолог, чтобы возраст определять? Внешность… И в этом вопросе Тимофей безнадежно пасовал, жаловался на плохую память, на садящееся зрение. Еще бы не садилось от таких возлияний! Лицо как лицо, волосы как волосы. Но не патлатый, это точно.

– А, говорит он так смешно, – вспомнил Тимофей.

– Что значит – смешно? – насторожился Никита.

– Да хрен его знает, начальник, смешно, и все… – Тимофей начинал клевать носом. – Ну, не знаю, как объяснить, наши так не говорят…

Тимофей отрубился – рухнул носом в стол и безобразно захрапел. Никита уныло его разглядывал. Песенка зазвучала в голове: «Окончен бал, и ты упал лицом в салат, а за окном привычно вянет листопад…»

Ждать появления загадочного Бруньки, видимо, не стоило. В отличие от Тимофея, у него с мозгами все в порядке. Свидетель из соседа был, мягко говоря, неважный. Размышляя, Никита покинул квартиру, спустился во двор. Надо опросить местных жителей – могли видеть незнакомого мужчину. Машина с операми стояла во дворе. Хорошая работа у парней, главное, голову не надо загружать. Он подошел к машине, переговорил с капитаном Шамановым. Тот помолчал, впитывая скудную информацию, кивнул: сделаем, товарищ. И за квартирой ненавязчиво последим, и с людьми пообщаемся. Во дворе все было тихо, никакого ажиотажа. Подрастающее поколение на детской площадке, редкие прохожие. Возникло ощущение, что за ним наблюдают. Никита украдкой осмотрелся. Ничего необычного, мирная жизнь заурядного советского двора. Кусты, бойлерная, заросли криворуких кленов – масса мест, где можно стоять и не отсвечивать. Преступник вернулся на место преступления? И зачем ему это нужно? Убедиться, что дело сделано и можно отчитываться о проделанной работе? Труп ведь еще не увозили. Завиральная какая-то книжная версия…

Эксперт Корчак еще не уехал, сидел на подоконнике между этажами и дожевывал дежурный бутерброд, мурлыча под нос песенку. Увидев майора госбезопасности, сокрушенно вздохнул, и челюсти заработали активнее.

– Приятного аппетита, Роман Карлович. Все на бегу да на бегу… Держите. – Он вынул кулек с сигаретной пачкой и передал эксперту. – Проверьте на пальчики, может, повезет. Сомневаюсь, что они есть в картотеке, но чем черт не шутит. Отпечатки пальцев Тимофея Шаховского, в квартире которого я только что был, к делу прикладывать не надо. Пусть капитан Шаманов вызовет своего эксперта, и тот с кисточкой пройдет по квартире.

– О, в деле появился подозреваемый? – удивился Корчак. – Быстро работаете, Никита Васильевич, мои поздравления.

– Не без вашего посильного содействия, Роман Карлович. Но давайте без шума и суеты. Не надо будоражить обывателей.

– Понял. – Эксперт начал сползать с подоконника. – Все сделаем, коллега, ведь покой нам только снится, верно? Хотя, признаюсь по секрету, не помню, когда он в последний раз снился. Тело долго будете мариновать? Или мне самому вызвать работников специализированного учреждения?

– Не утруждайтесь, Роман Карлович, мы все сделаем сами. Гражданин Лисовец на нас не обидится.

…Члены группы маялись от безделья в чужой квартире, иногда высовывались в лоджию – проверяли, не сбежал ли потерпевший. Зинаида стояла у застекленного серванта и задумчиво разглядывала коллекцию фарфоровых статуэток.

– С возвращением, Никита Васильевич, – приветствовал начальника Белинский. – Рассказывай. Вижу по глазам, что сходил не зря. И, извини, не пора ли вызывать труповозку? А то уже как-то неприлично…