Я – Ворона (СИ) - Вран Карина - Страница 21

Никто не чавкает над ухом, не болтает с набитым ртом. Чу в этом плане молодец. Но она по жизни все делает тихо, как мышка. Наверное, чтобы не прилетело за неосторожное движение или звук. Я так поняла по оговоркам, что в ее семье всякое случалось. Но напрямую она не жаловалась, а теребить душу, чтобы свое любопытство потешить? Нет, спасибо, воздержусь.

После еды Чу пошла выбросить одноразовую посуду. Мама достала записную книжку и начала рисовать. Пейзаж красивый, для шелковой картины очень даже подойдет.

А меня тянет к пруду. Очень уж цвет воды красив. Примащиваюсь на каменные перила, как на жердочку. Любуюсь бабочкой. Малышка машет над листьями лотосов изящными крылышками: черными с желтой окантовкой снизу.

Немножко выпадаю из потока времени. Жаркое солнце вовсю печет, ранний подъем и теплая еда способствуют тому, чтобы маленького человечка разморило. И танец бабочки над водой — залипательно.

Поэтому, когда вода — словно в замедленной киносъемке — начинает приближаться к лицу, мысль в голове лишь о том, какая ж я растяпа.

А дальше думать некогда. Ярко-бирюзовая, будто нарисованная поверхность пруда смыкается над моей головой.

Отрезает все звуки. Пузырьки такие красивые… А цвет и с этой стороны такой глубокий… Стоп! Какие пузырьки, какие, мать мою, цвета? У меня что, шок? Еще не хватало.

Спокойно, Мэйли, спокойно. Ты умеешь плавать. Надо только задержать дыхание, зажать носопырку, дождаться замедления… Раньше трепыхаться — только тратить силы зря. Может, тут дно близко, и можно будет оттолкнуться?

Это же не натуральный омут, а рукотворная лужа, откуда взяться глубине? Нога и впрямь утыкается в твердое. И с этим тычком приходит понимание-воспоминание. Тычок в плечо. Совсем слабый, но тельцу двухлетки хватило. Я-то растяпа, раз прозевала того, кто и подошел, и толкнул. Но сейчас не до того.

Надо выровнять тело. Обувка легкая, но ощутимо тянет вниз. Увы, на то, чтоб разуться, нет времени, как и на любые другие маневры. Толчок! Ноги мои лопасти, гребите, что есть мочи. Руками «разводим тучи» над головой. И не вдыхаем. Жжет в груди, тянет обратно мокрая одежда, туфельки как из чугуна. Ни разу не хрустальные, не быть мне золушкой.

Или вообще — не быть?

Некогда думать, бегут ли меня спасать. Пока что из теней над головой исключительно листья лотоса. Я тихо сидела. Упала тоже тихо: там уже галдели сзади, народ постепенно подтягивался с обеда. Гул мог заглушить тихий плеск.

Давайте, руки, вы нынче будете за крылья. Сильные, мощные крылья растяпы-вороны.

Перед глазами почернело, макушка уткнулась в зеленый лист. Последнее усилие! Есть: нос-рот над водой. Вдох. Да бесовы лотосы! Зацепила ногой стебель. На секунду пробило в холод: как склизкие холодные пальцы утопленницы хватанули за штанину. Развитое воображение порою — враг, а не друг. Этот миг стоит мне дорого. Ногу сводит судорогой. В бедре, плохое место.

— Мама!

Успеваю сделать еще один короткий вдох и задержать дыхание. Еще зажмуриться, не переставая работать руками. Раз низ — «лопасти» — вышел из строя, «крылья» без поддержки долго не протянут. Не удержат на плаву ворону мелкую.

Я умею плавать. Я-прошлая, во взрослом теле. Но этого, как выясняется, мало для крохотуськи Мэйли. Если бы не судорога, хватило бы. Но…

Огромная черная тень падает сверху. Брат мой старший и сильный, ворон? Так, похоже, снова паника мутит разум. Нельзя поддаваться, маши, дура глупая, крыльями. И клювом не щелкай! Уже ж дощелкалась…

Резкий рывок. Влечет вверх — я стараюсь помогать этой тяге, как могу. Черное близится, оказывается не черным, а синим и красным. И тут же сменяется светлым. Небо, облака и белое, как рисовая пудра, лицо мамочки.

— Цела, — сплевывает воду (кажется, это я в него плюхнула) бесполезный принц.

Поднимает меня, а там мою сырую тушку вытягивают в несколько пар рук.

Не такой уж и бесполезный. Двух подряд девчонок из воды спас. Причем одну по-настоящему.

Все резко начинают суетиться, мельтешить, причитать и ругаться.

— А-Ли, доченька, — это, понятно, мамуля.

— Не наглоталась? — Чу трясется, но старается быть полезной. — Надо убрать воду.

— Возмутительная безответственность, — квакает жаб.

— Тут полтора метра глубина, — кто-то из съемочной группы.

— Господин Жуй такой великолепный! — гримерша чуть ли не в экстазе.

Ну, кому что…

— Как это произошло? — темная туча — щегол. — Кто-нибудь видел момент падения?

Голосов становится так много, что они сливаются в кашеобразное гудение. Вот как пчелиный рой прямо вокруг головы. Наушники со стерео, найти в гугле звук жужжания роя, громкость на максимум. Будет именно то, что я слышу.

Приподнимаюсь, прокашливаюсь. Все мокрое, противное, волосы липнут к лицу, одежда к коже. Мерзко.

Но самое мерзкое у меня сегодня еще впереди.

— Дядя Бу, — сиплю.

Глотнула и носом вдохнула прудовой водицы все-таки. Уже под конец.

— Да, малышка, — отделяется от кучки гудящих встревоженных насекомых оператор.

— Дядя Бу, — в этом повторе обращения вся моя надежда. — Вы же всегда снимаете. Может, и это сняли. Когда Мэйли… упала.

Шансы не особо велики. Главный оператор уже вроде бы был на площадке, но это не точно. Работали ли камеры? Хоть одна. Если да, куда были направлены? С таким раскладом в покер не играют.

Ну-с, Мироздание, твой выход.

Удача мне бы нынче ой, как пригодилась.

Глава 10

— Ай-йя… — чешет затылок главный оператор. — Думаю, одна из камер работала. Я должен проверить.

Вместе с Бу идет и Ян. Всевидящее око киностудии, две штуки: левое и правое. Более непохожих персонажей еще поискать. Весь из себя лощеный щегол в костюме с галстуком (в жару) и малость неопрятный Бу(ра-ти-но). Его «эквип» — это футболка и шорты. Разве что массивные часы выбиваются из раздолбайского образа.

Футболка растянута, а на шортах пятна от соуса (или чего-то похожего). Разношенные кеды на босу ногу отходили сто путей, сто студийных дорог. Над губой и на подбородке легкая небритость.

Сомневаюсь, что Лотос платит Бу так мало, что он не может купить себе электробритву или станок для бритья. Зато верю в то, что этот увлеченный и творческий (художественная съемка — тоже творческий процесс) человек тупо забил на сию жидкую поросль по утру. И поспешил на съемочную площадку, чтобы пораньше всю технику подготовить и начать работу.

Кстати, мелкий, но занятный факт: у большинства китайцев низкая плотность роста волос на лице. И те обычно расположены на небольшой области вокруг рта.

Зато аппаратура вся блестит, ее младшие операторы и прочий стафф только что не облизывают. Не потому, что фанатеют от чистоты, а потому что не хотят нарваться на гнев «дяди Бу».

Меня вытирают полотенцами, греют и сушат. И переглядываются. Будто спрашивают друг у дружки глазами: что происходит? Да уж, разворошила я осиное гнездо. Но начала эту игру не я, а тот, кто толкнул малявку в пруд.

Я же не свожу глаз со сладкой парочки Ян-Бу. Или Бу-Ян? Остров был еще такой в фольклоре, но не местном. Один трется у камеры слева от дорожки, второй приник к монитору. Тревожно. Я в той жизни начала свадебной церемонии так не ждала, как сейчас — заключения от этих двоих. Было? Не было? А вдруг мне тот толчок примерещился?

Последнее — едва ли. Но раз мой мозг отработал момент падения с серьезным временным лагом — осознание падения пришло уже при виде пузырьков — то исключать ошибку нельзя.

Шок, оказывается, страшная штука. Больше, чем потери жизни, я всегда боялась потери рассудка. И вот оказалась в ситуации, когда мой разум «выключился» на несколько критически важных мгновений. Не хотелось бы повторять этот опыт. Вообще никогда.

Ян распрямляется, поднимает голову. Пробегает взглядом по темным головушкам, чуть задерживаясь на мне. Выискивает кого-то отсутствующего? Я тоже машинально начинаю всматриваться.