Огнем, мечом, крестом (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 11

Вот это и привело к тому, что талабы «перекрестились», отправили послов в Ригу к епископу, и попросили защиты у «братьев Христовых». А те и рады — получили еще одного надежного союзника, да какого — единственное племя, что приняло православие схизматиков, и теперь отринуло эту ересь. Предательство талабов потрясло псковских бояр, а отказ впредь уплачивать дань привел к затяжной войне, только теперь русичи помогали эстам в стычках с талабами, а не наоборот, как бывало раньше. Да и сами не оставили талабов в покое, отправив отряд за «невыплаченной» данью. Но «перекрестившиеся» латгальцы нанесли поражение псковичам, многие из которых попали в плен и были освобождены по настоянию «меченосцев», которым в этот момент показалось невыгодным обострять отношения с Псковом. За спиной последнего стоял Новгород, а от объединенного войска рыцари уже потерпели горестное поражение в бою у Медвежьей Головы.

Вообще до появления крестоносцев именно новгородско-псковские отряды постоянно ходили в земли за Чудским озером на «воинский промысел», противостоять их хорошо вооруженным отрядам эсты зачастую не могли, их земли подвергались разграблению. С эстами псковичи долго и успешно сражались, всячески примучивая к постоянной выплате дани. Те приходящим с востока отрядам сопротивлялись, как могли, но силы были неравные, русичи давили хорошо вооруженными отрядами, в доспехах, с мечами и боевыми луками. Противопоставить такому оружию было нечего, охотничье снаряжение годится на зверя, но никак не на «ратного» человека.

Основанный русичами на реке Омовже городок Юрьев стал опорным пунктам, откуда могли дотянуться прямыми клинками мечей даже до самого крайнего уголка эстонских земель. Однако ничто не сближает недавних врагов, как появившийся у них двоих более страшный, и крайне серьезный противник, и это были «меченосцы», прочно обосновавшиеся в основанной епископом Риге. Именно «пришельцы» в белых плащах стали потихоньку подминать под себя земли окрестных племен ливов, латышей, латгальцев. И с непременным успехом, натравливая одних на других, ослабляя сильнейшего поддержкой слабейшего, и за двадцать лет покорили всю Ливонию, захватив земли даже двух русских княжеств на Двине, «подручников» Полоцкого князя, который поздно осознал опасность такого соседства.

Зато эсты живо поняли, что их ждет в самом ближайшем будущем, и кто главный их враг. Однако осмысление и переоценка ситуации были сделаны поздно. Ведь всего десять лет тому назад, они совершили набег на псковские земли, когда русичи схлестнулись с «меченосцами», и получили удар в спину. И потому Лембиту не получил помощи от Пскова, войско его было разгромлено, треть эстонцев начисто истреблена крестоносцами, что не давали милости побежденным. А самому «вождю эстов», что пытался найти спасение в бегстве, раздраженные гибелью в сражении своего «князя» Каупо, ливы отсекли голову и отправили ее в дар епископу.

Поражение под Имере покончило с независимостью эстов, они приняли владычество крестоносцев, младший брат погибшего старейшины Саккалы Уннепевэ признал власть рижского епископа. Почти все эстонские племена покорились «крещению», и стали платить не дани, а постоянно взыскиваемые с них налоги, что оказались жуткими поборами в сравнении даже с тем «пожилым», что раньше выплачивали русским.

Сохранили независимость только эсты с острова Сааремаа, отчаянно сопротивлявшиеся поработителям, и даже наводящие на «меченосцев» ужас. Да еще остались самостоятельными юго-восточные земли Унгавии, иначе Уганди, по реке Омовже, с градом Юрьевым, в которую «меченосцы» не вторгались. Рига пока соблюдала «мир» с Новгородом и Псковом, усвоив «урок» после злосчастного для «Христова воинства» поражения у Медвежьей Головы, которую сами эсты именовали Отепя, а тевтоны переделали Оденпе.

Зато появились другие завоеватели — датчане, которые высадились в Ревеле, взяв тамошних эстов под «защиту», и потихоньку приводя под свою руку все земли на северном побережье. Напрямую пойти на войну с датским королем «меченосцы» не рискнули, они ведь не имели флота, а выход в море из Риги мог быть легко перекрыт датскими кораблями. И тогда все — не будет притока новых крестоносцев, которых возбуждали в европейских городах рассказами о богатых языческих землях, где каждый из рыцарей может получить обширные угодья с покоренными рабами, смирившими свою кровожадность. И «охотно» принимавших христианскую веру, в отличие от магометан в Палестине, которые там сражались вот уже больше столетия с невиданным ожесточением, изгнав христиан из Иерусалима.

И вот месяц назад по всем покоренным землям эстов, сразу после Рождества полыхнуло всеобщее восстание. Население снова обратилось в язычество, медные крестики срывали с шеи, дома тщательно отмывали от «скверны», с попавшими в плен живыми датчанами и германцами поступали жутко, сжигая на кострах и всячески умучивая, изощренно, чтобы христиане выли от боли и жутко страдали до прихода спасительной смерти. В Вильянди, где «меченосцы» уже успели возвести мощную крепость из бревенчатых срубов, восставшие ночью коварно перебили спящий гарнизон, принеся всех пленников в жертву. Уцелело несколько знатных тевтонов с братом епископа, которых вовремя взяли в заложники, иначе бы их растерзали. Лишь немногим удалось спастись, хотя беглецов со всем рвением ловили, и горе было тому, кто попадал в руки свирепых язычников живым.

Эсты вершили месть, которая казалась им праведной!

Снова собрались старейшины почти всех земель, вот только не было между ними согласия — все прекрасно понимали, что произойдет летом, когда крестоносцы соберутся с силами. И отправили послов не только в Псков, но и в Новгород, обещая признать их власть, и заранее давая согласие, что всю взятую добычу разделят пополам. Причем, сразу же, еще до начала войны с орденом. А такое означало только одно — желание «разделить добычу» символизировало одно — эсты признавали русские города своими покровителями. Вот тут бояре двух городов впали в неимоверный соблазн, однако начинать большую войну с крестоносцами было страшно, все прекрасно понимали, что тем сразу подойдет помощь, ведь православных католики считали за еретиков. Потому послов эстов с их «обильными дарами» отправили во Владимир, к великому князю Юрию Всеволодовичу, и тот дал согласие на помощь, решив отправить своего младшего брата Ярослава, что княжил от его имени в Новгороде, с владимирскими и суздальскими полками, к которым должно будет присоединиться новгородское и псковское воинство. Неделю тому назад с вестью о том в Псков к князю Владимиру Мстиславовичу прискакал гонец, и бояре начали энергично ему содействовать, понимая, что упускать столь выгодный момент никак нельзя.

Вот только сил в княжеской дружине было маловато — сотню воеводы Варемара отправили в Вильянди, для поддержки восставших эстов, еще полусотню в Изборск гарнизоном, и полторы сотни остались в Пскове с князем. Еще чуть больше сотни собственных дружинников собрали псковские бояре, их рассылали в «сторожи». Ополчение решили не созывать, к чему делиться с ним добычей. Лишь по весне собрать «охочих людишек» в «судовую рать», и как сойдет лед, двинуться по озерам, зайти в Омовжу и занять все земли Унгавии, окончательно утвердившись в Юрьеве, полностью подведя его под руку не псковского, а новгородского князя, как бывало и раньше.

Именно поэтому Всеслав Твердятович оказался здесь, на берегу озера, совершая объезд всего с двумя десятками дружинников, выехав из Изборска по княжескому приказу. Лучше выполнить просьбу новгородцев, чем ссорится с ними без нужды. Тут на границе с Унгавией он должен был заключить соглашение со старейшиной эстов, вот только попался в ловушку — никто не ожидал, что рыцари призовут вассальных талабов и начнут столь энергично действовать. И на помощь нет надежды — в Изборске, в Труворовом городище остались только три десятка дружинников из его полусотни, и в поле биться они не выйдут, дабы городок не разорили. А потому он отправил две пары вестников — из четверых хоть один домчится до Пскова, и князь отравит сотню на выручку, но скорее сам ее приведет, воитель он известный, уже много лет рыцарям взбучку дает. Хотя когда «котора» с боярством наступила, под покровительство рижского епископа с семьей и людьми ушел, свою дочь замуж там за его родственника отдал, и сына оженил, удивив всех.