Огнем, мечом, крестом (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 10

Все дело в страхе — зимой, вот уже несколько лет в подряд, приходили отряды крестоносцев, пытаясь острым железом, несущим смерть, покорить строптивых эстов. А здесь для них было вполне надежное во время набегов укрытие, куда более надежное, чем невысокий тын большого городища на берегу озера, правда, маленькое по размерам, на сотню человек, не больше. Но так и не жить тут люди собирались, нужно было только отсидеться какое-то время, пока завоеватели будут бесчинствовать в округе. Гать перекрывали два бревенчатых сруба, набитых камнями, с воротами из плотно пригнанных жердин, причем бревном их не вышибить, развернуться воинам негде. А будут топтаться на месте, ноги по колено в жижу уйдут, люди насмерть застынут, а зимой это неминуемая смерть от горячки. Даже сейчас, внутри дома, в нем сыро, и постоянно растопленная печь хоть немного высушить помещение не может. К тому же с другого торца дома загон для содержания скотины — для самого Лембита вонь стоит неимоверная, а местные привыкли — пусть в дерьме и в болотной жиже, зато живые. Посередине дома вроде разделительной клети, там вроде гумна, для соломы, сена. Зерна и прочих припасов, и там спят мужики — условия жесткие. Но тепло от большой печи все же доходит, К тому же запас дров тут изрядный заготовлен, на самом болоте только чахлые деревца растут, и то местами, лес по краям начинается.

В его времени об островке уже не знали, болото его полностью поглотило за прошедшие восемьсот лет. Так что в памяти односельчан ничего не отложилось о нынешних временах, жестоких и страшных, где люди ежедневно могут стать жертвой смерти, и не важно, в каком облике она явится к ним — как болезнь, или в виде разящего меча крестоносца…

— Вот кипяток, господин, я его принесла.

Лембиту отвлекся от мыслей — девчонка стояла перед ним на коленях, и держала на вытянутых руках кружку. Шипов чуть ли не сказал ей «спасибо», но вовремя осекся, понимая, что в его нынешнем статусе он никого не должен благодарить, ибо служение есть долг. Все состоят в определенном положении, которое обусловлено самим укладом жизни, а он сейчас «военный вождь», к тому же одержавший победы, и еще имеющий в их глазах облик «чародея», метателя грома и огненного шара. И носящего имя «Праздника Свободы», то есть того самого мессии, что спасет народ эстов от явившихся из-за моря завоевателей с крестами и мечами. И что характерно — его признали и призвали охотно, совершенно добровольно, потому наделили на период войны практически неограниченной властью.

Так что суетящиеся по дому женщины даже говорили вполголоса, чтобы его не побеспокоить, дети не играли, старались помогать взрослым, и даже несколько младенцев спали, а не устраивали «концерт». Да и место ему отвели самое лучшее, набросали на солому несколько выделанных шкур. От больших камней печи ощутимо шло тепло, и сейчас Лембит отчаянно боролся со сном, понимая, что тот его вскоре сломит. Но хотелось попить кофе, и он дождался кипятка, хотя на его поверхности в кружке плавали жировые пятна с характерными маслянистыми разводами. И хоть от природы мужчина был далеко не брезгливым, но не сейчас.

— Сюда вылей до половины, аккуратно.

Шипов достал из бокового кармана стальную походную кружку, пить из немытой посуды было чревато — хоть и кипяток внутри, но на краях неизвестно какие микробы обосновались, и сколько людей из оной посуды пило. А так все свое, да и вещица у него вполне статусная — он заметил, как женщины и дети уставились на кружку внимательными глазами, хотя все старательно демонстрировали, что им это зрелище нисколько не интересно. Зато когда он достал из нарукавного кармана блестящий пакетик кофе, того самого, где «три в одном», глаза зрителей буквально вспыхнули неутолимым огнем любопытства, которому не только одни кошки придаются.

— Хорошо, столько достаточно.

Девчонка от усердия кончик языка высунула, но не пролила кипятка. Шипов аккуратно надорвал пакетик и высыпал смесь кофе, сухих сливок и сахара в кружку. Достал собственную ложечку и перемешал напиток в кружке. Подумал немного, и протянул пакетик девчонке, что сегодня в одночасье потеряла всю семью — отца и мать и трех братьев сегодня убили крестоносцы, причем жестоко, вспоров животы. Мужчины пытались сопротивляться, но их захватили спросонок. А мать бросила в ворвавшегося талаба камень, а такая непокорность моментально карается смертью. Айно же не стали убивать — по местным меркам даже четырнадцатилетняя девчонка является вполне взрослой, а покорные рабыни всем господам нужны. А потому с первых минут прибегают к побоям, стремясь подавить волю к сопротивлению и возможное непокорство владельцу.

— Возьми, он твой.

Шипов протянул пакетик, но девчонка взяла этот «фантик» как величайшую драгоценность, но не стала рассматривать, а вполне учтиво спрятала, и, наклонив голову, тихонько произнесла:

— Благодарствую, господине, я ваша и в жизни, и в смерти.

На странную интонацию в голосе девчонки Лембиту не обратил внимания, но судя по ошеломленным лицам женщин, что-то было воспринято им не так. Будто какой-то ритуал случился, но думать над этим Шипов не хотел, да и не смог бы по большому счету — выпитый кофе дал совершенно противоположный эффект, и он буквально «рухнул» в пучину сна, успев отдать недопитую кружку девчонке, иначе бы уронил…

Глава 8

— Воевода, к тыну эст подполз, парень, местный, родич старейшины. Говорит, что с важной вестью послали от князя своего.

— Какого князя⁈ Давай вестника сюда, поговорим.

Воевода Всеслав Твердятович с удивлением посмотрел на десятника Кукшу — сказанные тем слова его сильно поразили. Дело в том, что никогда старейшины эстов «князьями» не назывались, знали свое место, ведь никто из русских князей с ними на равных бы и не заговорил. Ровня ведь наместнику княжескому, что от его имени городом владеет и там воеводой сидит, порубежье охраняет. Был один князь у эстов, Лембиту, правитель Саккалы, тот как-то смог восемь лет тому назад язычников из большей части земель объединить, вот тогда его князем и объявили. Однако у Имеры вывел ополчение свое на «крестоносное» воинство, и жестоко разбит ими был, и двойной перевес в людях малым оказался — не шесть тысяч нужно было в поле выводить, а все двенадцать. Тогда бы крестоносцев с их прихлебателями остановить бы удалось, вот только сей «князь» в гордыне своей решил без псковичей на ратное поле выйти. А мужики с кольями и рогатинами удара латной конницы не выдержат, один рыцарь с копьем полусотню местных ополченцев разгонит.

Сражение было жестоким, впервые атаки рыцарской конницы были отбиты, а союзные ордену латыши опрокинуты на фланге. Еще немного и «крестоносное воинство» побежало бы, бросая оружие, будь у Лембиту хотя бы сотня русской кованной рати. Удар в копья даже одной сотни всадников в кольчугах смял бы расстроенных отступлением «воинов Христовых», опрокинул рыцарское построение, растоптали бы бегущих ливов. Именно русичей поджидал Лембиту, надеясь именно на тяжелую конницу, что не раз с успехом противостояла рыцарству в схватках.

Но не прислал Псков своих дружинников, сцепившись в который раз с новгородцами — «старший брат» по своей привычке попытался в очередной раз «урезать» права «младшего брата». Да и на Лембиту была давняя обида — он, когда в силу вошел, разорил земли талабские, а старого князя огнем спалили, выпытывая, куда тот спрятал свои богатства. И сыновья умученного князя затаили обиду не только на эстов, но и на сам Псков — ведь от него они приняли крещение, став православными. Но не пришли на помощь племени псковские дружинники, «господе городовой» не до несчастных латгальцев было. К тому же эсты сильнее талабов, их было куда больше, так что выбор псковского боярства казался вполне разумным в тот момент. Вот только «выгода» всегда есть первейший враг «совести»,