Цена жизни (СИ) - Стоев Андрей - Страница 25

— Думаешь, стоит с ним встретиться? — с сомнением спросил князь.

Может, я преувеличил значимость Бернара для князя? Мне очень трудно предвидеть его действия и реакции — просто потому, что князь планирует намного дальше меня, и я не могу разглядеть его конечные цели.

— Тебе решать, княже, — ответил я нейтрально. — Я тебе его слова перескажу, но пересказ, он всегда неточный. Что-то я мог и упустить, или просто не обратить внимания.

— Встретиться, говоришь, — задумчиво сказал князь, а затем внезапно пристально посмотрел на меня и резко спросил: — Ты ему встречу со мной обещал?

— Как бы я мог это обещать, княже? — удивился я. — Да и зачем Бернару-то эта встреча? Просто сказал ему, что ты, возможно, захочешь с ним встретиться.

— И что ты ему про меня говорил? — потребовал он.

— Ну, он сказал, что эта перспектива заставляет его нервничать, и я ему в ответ сказал, что ты просвещённый правитель, а не дикарский вождь, который может за неправильный поклон на кол посадить.

— Так ведь и я могу посадить, — заметил князь с усмешкой. — Говоря фигурально, конечно.

— Можешь, княже, — согласился я. — Но не сажаешь. Даже фигурально.

— Хм, ладно. Что ещё говорил?

— Сказал, что с тобой нужно разговаривать с уважением и отвечать правдиво, даже если правда может не понравиться. Тогда всё нормально будет.

— А ещё?

— Больше ничего. Я тебе всё пересказал, вот прямо дословно, — я посмотрел на него с удивлением. — Да в чём дело-то, княже?

Похоже, есть у князя под боком какой-то мой недоброжелатель, который пытается настроить его против меня. Даже мыслей никаких нет, кто бы это мог быть — ясно только, что кто-то из достаточно близких советников, но вот кто именно? Как всё-таки неудобно, что Драгана уехала — она, может быть, и не сказала бы, кто, но без неё мне вообще некого спросить. Да и вообще, многое было бы понятнее, если бы я входил в какую-нибудь группировку в окружении князя — но я всё же предпочитаю держаться сам по себе, ни к чему мне в это паучье гнездо влезать.

— Верю, что не врёшь, — рассеянно сказал князь, о чём-то задумавшись.

— Никогда тебе не врал, княже, ни единым словом, — с достоинством сказал я. — И впредь не собираюсь.

— Я же сказал, что верю, — махнул он рукой. — Стало быть, ты знаешь, как надо со мной себя вести, чтобы всё нормально было?

— Не знаю, княже. Я ему просто посоветовал разговаривать, как сам с тобой разговариваю — с уважением и правдиво.

Князь от души рассмеялся.

— Нет, лучше не надо, как ты, а то точно на кол посажу, хоть и просвещённый. Твою-то наглость я ещё как-то терплю, а вот от кого другого могу и не стерпеть.

— Я с тобой всегда с уважением разговариваю, княже, — с обидой сказал я. — С искренним, между прочим.

— С уважением, согласен. Но всё равно как-то по-наглому. Вроде и не во что пальцем ткнуть, а чувствуется что-то этакое. Как-то совсем не трепещешь. Ладно, что там Бернар про императора рассказывает? Или всё-таки про герцога Баварского?

Раз князь спросил про Оттона, стало быть, знает, что Бернар приехал не из Трира или из Вены, а из Регенсбурга. Имени его он не мог вспомнить, ну-ну.

— Рассказывает про императора, но он просто передаёт слова Баварского. Оттон рассказал ему, что император склоняется к тому, чтобы с нами повоевать.

— С нами? — поразился князь. — Зачем ему?

— Чтобы мы сокрушили его недоброжелателей, которых он первой волной пошлёт. А затем он уже сам придёт с силой великой и заключит с нами мир. Добьётся от нас каких-нибудь послаблений для христианской церкви и объявит себя победителем и защитником веры.

— Интересный план, — с сомнением прокомментировал князь.

— Оттон сказал, что советники императора уверены в успехе.

— И Дитрих им верит? — утвердительно спросил князь.

— Да кто ж его знает, кому он там верит, княже, — пожал я плечами.

— А почему Баварский твоего родственника послал? Они с ним вроде не друзья.

— Да тут всё просто, княже, — объяснил я. — Если война действительно случится, торговле алхимией придёт конец, и Бернар потеряет единственный источник существования. Ну а я при любом исходе потеряю своё баронство. Так что расчёт был на то, что Бернар ужаснётся и начнёт со всем жаром уговаривать меня, а я, соответственно, тебя. Он, в общем-то, и в самом деле ужаснулся.

— А ты, значит, не ужаснулся? — он с любопытством посмотрел на меня.

— Тоже ужаснулся, но не настолько, чтобы голову потерять. Понятно, что баронство у меня отберёт либо император, либо ты, но меня эта потеря в нищету не загонит.

— Это да, нищета тебе не грозит, — усмехнулся он. — И каким же образом я у тебя баронство отберу? При чём здесь я вообще?

— Если по итогам войны ты Ливонию под себя возьмёшь, то и баронство у меня отберёшь. Какие в княжестве могут быть бароны? Ну, компенсацию какую-то дашь, наверное, и только. А что-то другое, кроме Ливонии, у империи отобрать не получится. Даже чтобы просто военные репарации с них получить, нужно до Вены дойти, а это будет уже полномасштабная война. Её никакими репарациями не окупить.

— А нужна нам Ливония, как ты считаешь, Кеннер? — задумчиво спросил князь, пытливо на меня глядя.

— Не нужна, княже, — твёрдо ответил я. — Как бы мы ни вкладывались в эти земли, чудь никогда не станет русскими. Они не станут ассимилироваться. У любого государства бывают моменты слабости, и в один из таких моментов нам придётся их отпустить, и тогда всё, что мы туда вложили, совершенно бездарно пропадёт. Да ведь для нас в Ливонии ничего интересного и нет, кроме разве что незамерзающих портов. Хотя и порты для нас не особо критичны — основная торговля у нас всё-таки не с империей.

— Но ведь ты сам-то при этом в своё баронство вкладываешься, нет?

— У семьи горизонт планирования гораздо ближе, чем у государства, княже, — возразил я. — Для семьи баронство в любом случае окупится, разве что император действительно войну затеет. Да к тому же для нас власть не так принципиальна — даже если мои потомки перестанут быть баронами, имущество у них сохранится. Станут просто промышленниками и землевладельцами.

— Немного спорно, Кеннер, — хмыкнул князь. — Да и с княжеством ты не совсем прав. Совсем же необязательно развивать эти территории, вполне можно использовать их как колонию, ничего особо не вкладывая. Да собственно, церковь именно так Ливонию и использует. Ну ладно, Христос с ней, с Ливонией этой. Меня ещё вот такой момент интересует: а с чего это Баварский вдруг взял, что ты меня можешь в чём-то убедить?

— Они там мои возможности сильно переоценивают, — объяснил я. — У них ведь как? Если бы я хвастался, что я у тебя первый советник, и что ты без меня ни одного решения не принимаешь, то это было бы привычно и понятно — значит, никаким особым влиянием я не пользуюсь, но какой-то доступ к тебе имею. А поскольку я ничего такого про себя не рассказываю, то значит, просто прикидываюсь, и влияние у меня гораздо больше, чем я пытаюсь показать. И когда я говорю, что это не так, это их представления обо мне только укрепляет. Ну вот такая у них политическая культура.

— Можно подумать, только у них, — саркастически хмыкнул князь. — Так что ты им про себя рассказываешь?

— Да говорю как есть: ты моё мнение можешь спросить, а можешь и не спросить, но в любом случае решаешь сам. Я всегда говорю только правду, но для них идея говорить только правду выглядит настолько дико, что они её вообще не рассматривают. И вот, кстати, ещё один интересный момент: про планы императора герцог Бернару просто так рассказал, как бы в рамках светской сплетни. А послал он его сюда совсем с другим поручением: я с ним когда-то договаривался насчёт поставок ему золота и боевой техники, вот он и хочет это перевести, так сказать, в практическую плоскость.

— Поставить ему технику, чтобы с нами воевать? — поразился князь.

— Вот и Бернар удивился. А Оттон ему сказал, что, мол, твой племянник найдёт подходящий вариант.