Цена жизни (СИ) - Стоев Андрей - Страница 24

— Есть, — вздохнул Бернар. — Герцог рассказал, что император склоняется к идее вторжения в княжества.

— Зачем ему это? — удивился я.

— Первой волной он пустит тех, кого он хочет убрать. Предполагается, что вы их всех перемелете. Затем император подведёт уже свои войска. Тех из первой волны, кто выжил, объявит трусами и изменниками. А от вас потребует не очень значительных уступок, а конкретно, каких-нибудь послаблений для христианской веры. После этого он объявит себя победителем и заключит мир.

— Изящно, — не мог не признать я. — А у него получится?

— Герцог сказал, что советники императора уверены в успехе.

— А он сказал, чем императора не устраивает идея отвоевать у муслимов Сицилию?

— У муслимов сейчас неразбериха из-за вопроса престолонаследия, и они не смогут оказать необходимого сопротивления.

— Неразбериха у муслимов действительно имеет место, — задумчиво сказал я. — Наследники Нашми Великого всё никак не разберутся, кто из них наследник, а кто слишком зажился на этом свете. Но я очень сомневаюсь, что они не смогут оказать достойного сопротивления. Их военачальники друг друга не режут, и свары наследников их пока что мало задевают. Но допустим, что всё обстоит именно так. Получается, что войска Оттона пойдут в первой волне, так сказать, на заклание?

— Да, я так и понял, — подтвердил Бернар.

— И для того, чтобы увеличить шансы своих войск в боях с нами, он просит нас поставить ему боевую технику?

— Меня это тоже удивило, — признался Бернар. — Я даже высказал его высочеству своё недоумение. Он ответил, что ты обязательно что-нибудь придумаешь и решишь эту проблему.

— Польщён, что его высочество так в меня верит, — пробормотал я в раздумьях. — А вот ещё странный момент: предполагается, что мы должны перемолоть войска герцога, причём это должно произойти в любом случае. Тогда зачем ему боевая техника? Она никак не увеличит его шансы, потому что по плану императора, никаких шансов у него быть не может. Что скажешь?

— Действительно, непонятно, — озадачился он.

— А вообще, тебе не кажется, дядя, что наш дорогой герцог Оттон нас с тобой немножко шантажирует?

— Именно нас? Не князя Яромира?

— Нас точно, а вот насчёт князя пока непонятно. Вот давай прикинем, как такое нападение может выглядеть: войска Оттона и других нелояльных императору дворян вряд ли смогут далеко продвинуться. Княжеская дружина — это даже близко не моя дружина. Впрочем, моя дружина там тоже будет. Пусть даже они смогут нас хорошо потрепать, прежде чем мы их разгромим. Да, затем император подведёт уже свои войска, но ведь и к нам подойдут союзные войска из других княжеств. Знаешь, Бернар, я не вижу здесь у императора сильной позиции, чтобы требовать за мир каких-то уступок, пусть и небольших. А без таких уступок у него не будет победы, а без победы дома с него непременно спросят за напрасную гибель подданных империи. Это в случае, если война закончится на границе, а вот захочет ли князь Яромир остановиться на границе? Он ведь может, например, забрать себе Ливонию в качестве компенсации за неспровоцированное нападение — и у него вполне может хватить на это сил.

— То есть ты считаешь, что князь Яромир не станет мириться?

— Мне сложно говорить за князя, — пожал я плечами. — Если говорить о том, как я это вижу, то княжество не может получить выгод от войны, одни только убытки. Разве что в качестве компенсации забрать Ливонию, но я считаю это ошибкой. Туда нужно вложить неимоверное количество денег, чтобы как-то эту территорию развить, а население там вряд ли когда-нибудь станет к нам лояльным.

Вообще-то, я не предполагаю, а точно знаю, что население лояльным не будет. Эти территории совершенно для нас чужие — рано или поздно они отойдут от княжества, и любые наши вложения в них просто пропадут впустую. Но и коренное население от наших вложений тоже ничего не получит — они просто разрушат всё, что мы там понастроим, и спокойно вернутся к своим коровам.

— Да и вообще, — продолжал я, — у нас есть пословица: «Худой мир лучше доброй ссоры[2]»…

[ 2 — Эта пословица у нас появилась в книге «Пословицы русского народа» В. И. Даля, изданной в 1862 году. Неизвестно, является ли эта пословица достаточно древней, так что возможно, что в мире Кеннера только сам Кеннер её и знает.]

— А мы говорим «Ein schlechter Friede ist besser als ein gerechter Krieg[3]», — согласно кивнул Бернар.

[ 3 — Плохой мир лучше справедливой войны.]

— … и князь Яромир действительно мог бы согласиться на мир — просто потому, что с империи вряд ли получится что-то взять. Но он не пойдёт ни на какие уступки ради мира, и совершенно точно не согласится на уступки христианству. А без этого мир для императора не имеет смысла.

— Я согласен с тобой, что всё это выглядит не очень убедительно, — признал Бернар подумав. — Но почему ты сказал, что герцог шантажирует нас, а не князя?

— Ну, князя он тоже шантажирует, полагаю, — усмехнулся я. — А что касается нас, то всё просто. В случае войны княжества с империей компания «Заря востока» естественным образом прекращает свою деятельность, и ты лишаешься единственного источника дохода…

Бернар резко помрачнел.

— … а что касается меня, то я теряю баронство, в которое у меня очень и очень немало вложено. В зависимости от того, кому будет принадлежать Ливония, его у меня заберёт либо император, как у изменника, либо князь, потому что на землях княжества никаких баронов быть не может. И насколько я вижу ситуацию, Оттон обрисовал нам такую печальную перспективу для того, чтобы ты со всем пылом убедил меня в серьёзности нападения, а я точно так же убедил в этом князя. А вот зачем ему понадобилось пугать князя, я понять пока не могу. И почему он при этом так демонстративно просит боевую технику, мне тоже совершенно неясно.

— Здравствуй, княже, — поклонился я, входя в кабинет.

— Здравствуй, Кеннер, здравствуй, — добродушно отозвался князь. — Давненько ты ко мне не заходил.

— Так дела не было, княже, — ответил я. — И без меня найдётся кому тебе без дела надоедать.

— Да уж найдётся, — усмехнулся он. — А сейчас, стало быть, у тебя дело появилось?

— А сейчас появилось, — подтвердил я.

— Ну давай, послушаем твоё дело, да заодно и чаю выпьем, — он поднялся из-за стола и, болезненно скривившись, помассировал поясницу. — Что-то завалили меня последнее время бумагами, из-за стола не встать, — пожаловался он. — А как встану, поясницу ломит.

— Тебе бы, княже, моей матери показаться, — посоветовал я ему. — И чем раньше, тем лучше — с визитом к лекарям никогда тянуть не стоит. Хотя все до последнего оттягивают, конечно.

— Да покажусь, пожалуй, — отозвался он, с кряхтеньем усаживаясь в кресло у чайного столика. — Милослава давно меня зовёт обследоваться, да и сам чувствую, что пора, годы-то уже не те.

— На годы тебе рановато жаловаться, княже, — усмехнулся я. — Но сидячая работа в любом возрасте здоровья не прибавляет.

— Не прибавляет, это точно, — согласился он. — Ну, намекни хоть, что за дело-то у тебя такое?

Князь, похоже, сегодня в настроении для образа добродушного дядюшки. Причём исполняет он эту роль настолько хорошо, что даже я, уже неплохо его изучивший, с трудом удерживаюсь от того, чтобы в это не поверить — приходится постоянно напоминать себе, что это всего лишь игра. И вполне возможно, что он уже знает, зачем я к нему пришёл — во всяком случае, я бы этому совершенно не удивился.

— Родственник ко мне приехал… — начал я.

— Это что у тебя за родственники, которые приезжают? — удивился он. — Хотя погоди-ка… не с империи ли родственник? Как его там…

— Бернар, княже, — подсказал я, ни на секунду не поверив, что князь не знает о его приезде. — Бернар Арди, бургграф Кохеме.

— Вспомнил, — кивнул он. — Так что насчёт твоего родственника?

— Интересные вещи он рассказывает, княже, в основном про императора. Не знаю, может быть, тебе стоило бы и самому его послушать.