Первомай (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 15

Про Богданова я знал благодаря работе над сценарием по другому делу, а он, как раз, там участвовал.

Менты переглянулись.

— Боря, да он тебе мозги пудрит! — прорычал сержант.

— Или зад спасает, — пожал я плечами. — Хоть и не бескорыстно. Лучше не усугубляй положение.

— А ты кто такой есть? — озадаченно спросил Зубатый и прищурился, пытаясь просветить меня насквозь.

Я глянул на испуганную и совершенно обалдевшую Женю, и мне очень захотелось свернуть этому говнюку нос, но нападение на представителя власти при исполнении… М-да… Поэтому я сказал с видимой неприязнью:

— Не положено тебе знать, Зубатый.

Видать, действительно, было во мне что-то такое, актёрское, раз продюсер позвал на съёмки. Я хмыкнул. Вероятно, то, как я себя повёл, было настолько нетипично, что старлей стушевался и даже безбашенный сержант чуть притормозил. Не дожидаясь, пока они опомнятся, я взял Женю под руку и потянул в сторону улицы.

— Эй! — окликнул меня старлей.

— В понедельник позвоню, — не оборачиваясь, бросил я. — Всё ещё можно поправить, хоть получится и недёшево.

В груди горел огонь, сердце металось, как сумасшедшее, а в ушах по наковальне били молотки. Адреналин, твою мать, адреналин! Зрачки у меня были, наверное, как у кошки, потому что Женя, взглянув мне в лицо, слегка отшатнулась.

— Что это значит, Саш? — растерянно и испуганно прошептала она.

— Тихо! — немного резко скомандовал я. — Потом расскажу.

Она умолкла и шла, часто перебирая ногами, чтобы успевать за моими уверенными широкими шагами. Сзади на нас смотрели раздражённые и злые менты. Я это практически физически чувствовал, но, представив, как мы выглядим со стороны, тихонько засмеялся.

— Ты чего? — испуганно спросила Женя. — Ты чего?

— Да… анекдот вспомнил.

— Анекдот?

— Да. Борман ехал по улицам Берлина. Позади машины бежал Штирлиц и делал вид, что прогуливается.

— Что?

— Это как ты сейчас.

— О чём ты⁈

Мы завернули за угол, выйдя из поля зрения озадаченных служителей закона.

— Я не поняла, — покачала головой она, но я потянул её сильнее, переходя на бег, и ей сразу стало не до Штирлица.

Обогнув здание, мы выбежали к проезжей части, и я тут же увидел приближающийся зелёный огонёк.

— Удача, Жень!

— А?..

Я поднял руку и практически бросился под колёса машины, так что таксисту ничего другого не оставалось, как резко ударить по тормозам. Я запихнул Женю на заднее сиденье, а сам обежал машину, запрыгнул и сел рядом с ней.

— Эй! — недовольно воскликнул водитель. — Куда⁈

— Жень, говори, куда!

Она удивлённо раскрыла глаза, глядя на меня и назвала адрес.

— Комсомольский проспект, дом девятнадцать.

Неплохо.

— Саша…

— Чего? — бросил я и повернулся назад, вглядываясь в темноту.

Проблесковых маячков не наблюдалось.

— Саша… я ничего не понимаю… Ты что… сотрудник?

— Да, сотрудник швейной фабрики.

— Нет-нет… это мы так думали… А на самом деле?

— И на самом деле, Жень. Нужно же было что-то говорить. Или ты хотела прокатиться со светомузыкальными эффектами?

— Но за что? — подняла она руки и потрясла ими.

Практически, воздела к небу.

— Потом расскажу, — кивнул я на таксиста, и она замолкла, прикусив язык.

Замолкла, но во все глаза смотрела на меня.

— Так может быть… — не выдержала она. — Ты не мог мне звонить из-за того, что нельзя было?

— Не звонил? — нахмурился я.

Дурак ты, Саня. Такая девушка, а ты не звонил.

— Из-за… службы?

— Женя! — криво улыбнулся я. — Какая, нафиг, служба! Я просто отбоярился, понимаешь? Наврал с три короба, чтобы нас отпустили…

— Наврал?

— Да. Так что можешь успокоиться и выкинуть это маленькое происшествие из головы. Я не гэбист.

— То есть… Нет… Нет-нет… Ты что, с такой лёгкостью врёшь? То есть, получается, что ты отлично врёшь, а, с другой стороны… значит ты что-то натворил?

— Давай немного помолчим.

На этот раз она замолчала и до самого конца дороги не произнесла ни слова. Из радиоприёмника лились песни и немного праздничного настроения, заметного в голосах дикторов.

Люди встречаются, люди влюбляются, женятся

Мне не везет в этом так, что просто беда

Вот наконец вчера вечером встретил я девушку

Там, где тревожно стучат, гудят поезда…

Я расплатился с таксистом и пошёл за Женей, медленно бредущей к подъезду.

— Жень!

— Знаешь, — задумчиво начала она, останавливаясь и встряхивая волосами. — Я думаю, что если ты не звонил мне не потому, что не мог…

— Я, правда, не мог, Жень. Я ведь был в таких местах всё время, где и связи-то нет.

— А что ты там делал? Ты же в снабжении работаешь.

— Ну… мелкие предприятия, кустарные, практически… Там свет-то не везде есть…

— Сейчас у тебя значительно хуже получается, — грустно усмехнулась она.

— Что получается?

— Врать, Саш. Сейчас ты это делаешь очень неумело.

— Ну, вот, а ты сказала, что я врун прирождённый.

— Нет, такого я не говорила. Но милиционерам ты мастерски головы запудрил. Я тоже поверила, что ты прям агент какой-то.

— Джеймс Бонд, — кивнул я.

— Вот-вот… Я думаю, нам обоим нужно время, чтобы собраться с мыслями.

— Что это значит? Хочешь поставить всё на паузу?

— Как-как? — удивилась она. — Поставить на паузу? Пожалуй… Но только дело в том, что ты сам поставил всё на паузу. Не я, а ты, Саш. Ну, если тебе надо ещё подумать, чтобы что-то там понять или переоценить, я не против. Я подожду. Но только не очень долго, хорошо? Потому что мне в таком подвешенном состоянии находиться не очень приятно. Я понимаю, ты уехал, хотя мог бы остаться, но был не готов принять решение. Мне не нравится, но ладно. Только то, что ты просто исчез с горизонта, мне немного непонятно. Это неправильно, на мой взгляд. Я ясность люблю, ты же знаешь. Так что скажи сам, когда будешь готов хоть что-то сказать.

Я закашлялся. Неожиданно, блин. Так это значит я её динамил… ну то есть… Саня Жаров. А я-то сразу и не понял. Ну и дурак ты, Саня.

— Жень, ты не сердись, — попробовал я спасти ситуацию. — Я ничего на паузу ставить не хотел и не ставил. Я думал, что это ты сама… Как сказать-то…

Ну что же, Александр, раз мне пришлось стать тобой, придётся исправлять твои косяки. А что, если я должен был остаться здесь надолго или даже навсегда? Что тогда? Надо же как-то приспосабливаться, что-то делать, как-то жить, причём своей собственной жизнью, чтобы не быть вечной тенью другого человека.

— Что⁈ — распахнула глаза Женя. — Я⁈ Ты думал, что это я виновата⁈ Ну, знаешь! Твоя ревность была совершенно беспочвенной и необоснованной. И если ты решил таким образом меня наказать за то, чего я никогда не делала, то нам говорить не о чем. В общем, определяйся. Я всё та же. И жду твоего решения.

Она резко повернулась и, зашагала к подъезду. Я пошёл за ней, довёл до квартиры, но она нарочито меня не замечала. Тогда я вышел из дома, перебежал проспект и пошёл к метро. Постоял, глядя на мозаичное панно над входом на «Фрунзенскую» и поехал домой.

Теперь, когда я никуда не бежал, не решал проблемы, а просто ехал среди радостных москвичей и гостей столицы, мне было хорошо. Сердце пело. Пятачок, старый турникет с круглым зелёным окошком, подёргивающийся эскалатор, запах метрополитена, толстые пружинящие сиденья в голубых вагонах и стремительный бег этих вагонов, сопровождаемый грохотом и ветром из форточек — всё вызывало острое чувство счастья. Будто я в собственной юности оказался.

Я вышел на «Охотном ряду», вернее, на «Проспекте Маркса» и пошёл вверх по Тверской, которая снова оказалась улицей Горького. Я шёл мимо ожившего кафе «Космос», мимо главпочтамта, мимо Пушкинской площади.

Всё было, как тогда, после присяги, на первом курсе училища, когда передо мной лежала большая жизнь. Прошлого не было. Да, тогда у меня не было прошлого, о котором хотелось бы вспоминать, но зато были ожидания прекрасного будущего. И, какая ирония, сейчас, по большому счёту, прошлого у меня снова не оказалось, оно было чужим, Жаровским, зато восторженные ожидания снова могли наполнить сердце. Я это чувствовал.