Княжий удел - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 34
- Предыдущая
- 34/108
- Следующая
– Здравствуй, государыня, здравствуй, – шамкали они беззубыми ртами.
Бывало, государыня остановится, поговорит, послушает жалобы старух, а то и пригласит к себе на трапезу. Сейчас она быстро прошла мимо, не обращая внимания на их заискивания. Остановилась у горницы Марии Ярославовны, распахнула дверь и увидела невестку, сидящую у окна.
Разве могло что-то укрыться от внимания Софьи? Княгиня унаследовала от своего отца не только громкое имя, но и твердый характер. И Василий Васильевич, уже будучи великим князем Московским, все еще не мог выбраться из-под матушкиной опеки. Княгиня жаловала верных людей наделами, одаривала подарками, изгоняла неугодных, подвергая их опале. Она и сыну сосватала дочь боровского князя Ярослава Дмитриевича. Во дворце великая княгиня держала свору старух, которые сообщали ей о каждом шаге Василия Васильевича и невестки, следили за боярами и челядью. Этих доносчиц справедливо окрестили шептуньями. Сами того не подозревая, они обладали великой силой. Шепнут на ушко Софьюшке о каком-нибудь молодце, глядь, и закончит он свою жизнь в темнице. А то и вообще просто тихонько кого-нибудь великокняжеские слуги заколют пиками. Подлое слово-то – острее меча.
Поэтому старух не любили и старались держаться от них подальше, но никто, даже самый могущественный боярин, не рисковал с ними вступать в открытую борьбу. Это значило нанести оскорбление самой Софье Витовтовне. Со старухами старались ладить – кланялись, задабривали подарками. Сейчас княгине нашептали, что Мария Ярославовна плачет и тоскует, а причина тому – великий князь.
Мария Ярославовна обернулась, увидала в дверях свекровь и еще ниже склонила голову. Однако Софья Витовтовна сразу поняла, что это не обычная почтительность невестки к всемогущей свекрови, а желание спрятать лицо.
– Подними на меня глаза… дочь моя! – приказала великая княгиня.
На Руси невестка, в крестьянской ли избе она жила или в великокняжеском дворце, долго оставалась бесправной, пока не одряхлеет или не умрет свекровь, а сама она, вместе с мужающим наследником, не обретет силу. Если родилась она в деревне – таскала бы по утрам воду из колодца, обстирывала всю большую семью и выслушивала нарекания свекра и свекрови. Во дворце перед великой княгиней Марией низко склоняли головы бояре, низко ей кланялись, когда она выходила из дворца. Но даже челядь знала, что не было более бесправного и зависимого создания, чем великокняжеская женушка: свекровь прикрикнуть может, а иной раз и ударит. И пожаловаться нельзя – верит князь своей матушке и ближним боярам, главная же обязанность невестки – внимать сварливым словам свекрови да ублажать мужа.
Мария Ярославовна подняла голову, и великая княгиня Софья увидела, что невестка плачет.
– Ты чего ревешь? – осерчала было княгиня, но голос вдруг сорвался и сделался мягче.
Видать, вспомнились Софье ее горькое замужество и ее горькие слезы. Закроется, бывало, Софья Витовтовна в горнице, сядет перед зеркалом и плачет.
– Что же случилось, Мария? – с участием спросила великая княгиня и вдруг почувствовала к невестке почти материнскую жалость.
Мария Ярославовна, видно, почувствовала перемену в голосе великой княгини и неожиданно для себя прижалась лицом к ее груди.
– Не люба я стала великому князю, – прошептала Мария.
– Почему же ты так решила? – насупила брови Софья Витовтовна.
– Добрые люди сказывают, что с полюбовницей он встречается, – зарыдала Мария. – Монашка она, государь к ней в монастырь ездит. Там даже келью для него держат.
– Это какие же добрые люди?! – ужаснулась великая княгиня. – Ты так называешь тех, кто мужа твоего оговаривает?! Кто же они? Говори!
Испуганно встрепенулись влажные ресницы Марии, поняла, что наговорила лишку, и со страху запричитала:
– Не губи, матушка! Не губи, Христа ради! Прошу, не губи! Крест целовала, что не скажу!
Софья посмотрела на невестку. Хоть и детей нарожала, а глаза что у младенца – чисты, как роса! И сама словно дитя малое.
– Ладно, – пообещала Софья, – быть по-твоему.
– Спасибо, матушка, – Мария вытерла слезы.
– Иди, ступай к девкам. Пусть они тебя причешут и умоют. И щеки нарумянят как следует… Поговорю я с Васильком.
Софья Витовтовна и раньше знала о невинных забавах своего сына. Мужики-то быстро взрослеют, им сразу бабу подавай! А какая молодка может устоять перед князем, да еще перед таким пригожим, как Василий Васильевич. С ним-то и грешить сладенько.
Софья Витовтовна сама подстелила под великого князя свою дворовую девку, румяную Аксинью. Красивая девка, зрелая. А у князя тогда только ус начинал пробиваться. И великая княгиня беззастенчиво учила простоватую Аксинью, как легче князя к греху склонить.
Утром девка пришла к великой княгине и без затей рассказала обо всем:
– Я к полуночи к нему пришла. Как ты велела, матушка, кваску ему принесла. А Василий сказывает, поставь квасок в сторону. Так и повалил меня в сенях, даже до горницы не дошли, – прыснула девка, и глаза ее радостно блеснули. – Как могла, помогала князю, ой и добрый муж будет, матушка!
Именно это и хотела выведать княгиня. Значит, не порченый, добрый мужик, а стало быть, и внуков ожидать нужно, тогда и престол великокняжеский окрепнет.
Перемену в сыне тогда отметила не только княгиня. Бояре тоже разглядели, что Василий стал взрослее, даже голос его по-мужски окреп. Дворовая челядь, встречая Василия, еще ниже голову клонила, признавая в нем будущего государя, а бедовые девки плутовато зыркали глазенками.
Великой княгине нашептывали, что Василий Васильевич не мог устоять перед тридцатилетней вдовой – мастерицей Софьи Витовтовны. Потом была восемнадцатилетняя красавица – любимица Софьи, Агафья. После появилась язычница, существование которой Василий скрывал от всего двора. Великому князю могли простить прелюбодеяние – легко забывался нечаянный гнев, – но разве сумеют понять христиане его любовь пусть даже к красивой, но чужой веры девушке.
Василий Васильевич держал свою утеху далеко за Москвой, в одной из охотничьих изб, куда частенько отправлялся вместе с сокольничьими на охоту. Но однажды приехал туда, чтобы повидать зазнобу, и не нашел ее: изба оказалась пуста. Да разве мог он тогда предположить, что не обошлось здесь без матушки. Софья Витовтовна взяла на себя этот грех. И грех ли это вообще – освободить сына от чар язычницы!
Не могла укрыться от всевидящего ока Софьи Витовтовны и любовь Василия к дочке боярина Всеволжского. Это по ее воле было разорено поганое гнездо, это по ее желанию Марфу заточили в монастырь. Но кто мог знать, что чувство князя не остынет и даже через годы будет толкать в объятия своей любушки. Кто бы мог подумать, что он будет рядиться под бродячего монаха, чтобы увидеть Марфу.
Оставалась у великой княгини еще власть над сыном. На это и рассчитывала Софья. Она пришла в горницу великого князя, когда тот находился один и потихоньку горевал у окошка. Василий даже не обернулся на приветствие матушки, только слегка наклонил голову. «О Марфе тоскует, – дрогнуло от жалости материнское сердце. – Вырос сын, князь теперь великий, а не прежнее бесштанное дитятко».
Великая княгиня вдруг почувствовала, что робеет перед Василием, не чувствовала она теперь больше себя властной и сильной. Слабой женщиной, любящей матерью предстала она перед сыном. Теперь он ее господин!
– Князь, я бы хотела поговорить с тобой.
– О чем?
– Печалишься ты…
– Гонец прибыл. Васька Косой Устюг пожег, князя Оболенского живота лишил. Опять на московский стол зарится. Если не сегодня, так уж завтра у посадов с полками объявится. Я уже гонцов по городам разослал, наказал воеводам, чтобы с силой собирались и к стольному граду спешно шли.
– А что у тебя жена грустит? Забываешь ты ее, Васенька.
– Не о том сейчас, матушка, думаю. Васька Косой хуже ордынца сделался. Земли разоряет, а людей моих мечами до смерти сечет. Попомнит он меня!
Василий Васильевич обманывал себя. Васька Косой по-прежнему оставался братом, и, попроси он завтра мира, отказать ему не нашлось бы сил. Хватит на Руси и одного Окаянного – Святополка. Свое имя он не запачкает.
- Предыдущая
- 34/108
- Следующая
