Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия - Страница 32

– Кто-то решил делать все, что взбредет в голову. – Ворчу я. – Объявляю вечер открытым.

– Ух ты! Мне пока ничего другого не приходит на ум. Слушай, а куда мы хоть летим?

– А какая разница?

– Вдруг локация подскажет, чем бы нам эдаким заняться?

– Это вряд ли. Летим мы в жуткую дыру. Но там неплохие морепродукты. Ты, кажется, любишь?

– Ну-у-у, стоит заметить, что многое я еще не успела попробовать, – осторожно замечает Эмилия. – Всякие там устрицы и морские ежи прошли мимо меня.

– Тогда нам сам бог велел обожраться устрицами и ежами. Еще какие-нибудь пожелания?

– Даже не знаю. А нам еще сколько лететь?

– Еще часа полтора.

– О, достаточно. Я еще непременно что-нибудь придумаю.

ГЛАВА 21

– Милька! Ну, вы поглядите, какая! Давай-давай, заходи… – мать отходит вглубь квартиры. Здесь все по-прежнему. Стойкий аромат перегара, ободранные обои на стенах и древняя мебель, доставшаяся матери от деда. Ничего, в общем-то, нового, но сейчас на меня эта обстановка оказывает какое-то незнакомое прежде гнетущее впечатление. Когда я жила здесь постоянно, оно, видно, замыливалось, а сейчас вот накатило. Едва могу себя заставить переступить порог.

– Привет, ма. Возьми, пожалуйста.

– Это что?

– Тортик. Всякое к чаю.

– Да зачем же ты тратилась? Сейчас шиканем, а потом зубы на полку? Лучше бы просто денег оставила. Арсенчик-то еще зарплаты не получал.

– Продукты позже доставят. Я заказала, чтобы на себе не тащить.

– Еще и курьеру платить? Вот ты придумала!

– Мам! – перебиваю. – Там не нужно платить курьеру, если заказываешь на определенную сумму. Давай о чем-нибудь другом.

Но мать продолжает бубнить:

– Могла просто денег оставить. Что, я в магазин не сходила бы?

Ага. Знаю я, что бы она купила. Водку подешевле на все.

– Мам, проехали, – додавливаю я. – Лучше расскажи, как твои дела?

– Какие у меня дела, Милька? Это ты рассказывай. И еще, что сказать хотела… Не обращай внимания, что я там по телефону плела! Арсенчик, гад, меня науськал, вот и понесло. Так-то я тебя не осуждаю. А что? Молодец! Хороший-то мужик у тебя? Не обижает?

Я отворачиваюсь, чтобы набрать воды в закопчённый чайник. Сколько раз его забывали на включенной газовой конфорке – не сосчитать. Как выжили, я до сих пор не очень понимаю.

– Нет. Роберт хороший.

И это действительно так. Он никогда меня не обижал нарочно. Но это не означает, что рядом с ним я испытываю исключительно положительные эмоции. О, нет. Иногда я до того загоняюсь от невозможности его просчитать, что не могу ни есть толком, ни спать, ни хоть как-то абстрагироваться. Обещая себе не строить каких-то далеко идущих планов на этого мужчину, я не могла даже представить, как сложно будет воздерживаться от таких фантазий на самом деле. Особенно когда Роберт рядом. Когда он так смотрит и с таким трепетом меня касается, что нет-нет да и начинаешь верить в несбыточное. Например, в то, что он весь с потрохами мой. Бери его тепленьким и делай что хочешь. Но в момент, когда эйфория достигает своего пика, Воинов уходит с радаров, тем самым без предупреждения лишая меня… всего. И я падаю, каждый раз падаю с неба на землю, где мне, очевидно, самое место.

Так случилось и после нашей поездки.

Я дура, конечно. Но во всем, что он делал тогда, мне виделись какие-то знаки. Воинов снял один на двоих номер? Ничего себе! Наверное, он точно втрескался. Воинов решил накормить меня устрицами? Ого! Еще один первый раз с ним… Воинов согласился со мной прогуляться, вместо того чтобы сразу лечь в койку? Ну, точно, я интересна ему как личность. А то, что в койку мы все-таки легли, но позже… Так ведь как не лечь, когда настолько тянет? Его ко мне или меня к нему – не суть. В любом случае у меня нет выбора. Он хочет? И я даю, теряясь в напоре, ничего не соображая, утрачивая себя и ориентиры. Какие вообще ориентиры в космосе?

Память утаскивает…

– Ч-черт! На кой хер я на это подписался?

Роберт дует на красные с мороза руки. Я прыскаю. Начав надираться еще в самолете, сейчас он прилично пьян. Да и я немного пьяная тоже. Смотрю, как он пробивает двоечку, подпрыгивая, как боксер, посреди заледеневшей дорожки, и звонко смеюсь.

– Мы сошлись на том, что прогулка перед сном полезна для здоровья.

– Сейчас минус тридцать, Эмилия! Завтра мы наверняка сляжем с воспалением легких.

– Я не против. Будет круто – зависнуть здесь аж на целую неделю. Или даже две.

– Тебе так понравилась эта дыра? – Олигарх глядит на меня с уморительным недоверием. И я снова, откинув голову, смеюсь.

– Мне понравился ты!

Я на эмоциях разбегаюсь и запрыгиваю на Роба. Думала, он удержит, но, видно, срабатывает эффект неожиданности, и мы совершенно не эффектно заваливаемся в сугроб.

– Эй! – ошалело моргает Воинов.

– А говорил, я легкая! – ухмыляюсь, зачерпываю снег и, пока он не разгадал моего замысла, засовываю ему за шиворот.

– Месть моя будет страшна! – рычит в ухо Роберт. Я задиристо отвечаю ему «помечтай». И тем самым явно его провоцирую. Потому что он действительно мстит мне. Мстит жестоко. Когда мы, мокрые с головы до ног, возвращаемся в номер, Воинов сначала затаскивает меня под горячущую воду, а потом начинает игры со льдом, добытым из ведерка для охлаждения шампанского. И это… Это ужас какой-то.

– Роб! Нет… Я не могу…

Уворачиваюсь от ледышки, которой он скользит вверх по животу к груди. Его глаза пьяные, но уже скорей от меня, чем от алкоголя. Олигарх выглядит помолодевшим на десять лет и абсолютно безбашенным.

– У тебя самые красивые соски, которые я когда-либо видел.

Вот как… как в такие моменты, когда он сам заходит за очерченные им же линии, не терять голову? Я не знаю. У меня на глазах выступают слезы. Кусаю губы, чтобы не сказать ничего лишнего. Того, за что он потом накажет меня игнором.

– И сиськи отпадные. Я могу вобрать их в рот целиком.

Да знаю я! Роберт уже неоднократно так делал. Но когда он берется повторить этот фокус, я ничуть не возражаю и лишь сильней сжимаю простынь в скрюченных желанием пальцах. Его рот обжигающе горяч, а прикосновение кубика льда на контрасте так остро, что заставляет меня кричать.

– Ты себя только в примерочных фотографируешь?

– А?

Воинов скатывается. Извлекает из кармана брюк телефон, берет меня голую и до предела возбужденную в фокус и… делает кадр.

– Ты что? А если тебя взломают?

– Кишка тонка. – Роб скользит кубиком от соска вниз. – У меня на телефоне такая защита, что взломать его нереально.

– А если… – всхлипываю я, находясь в чувственном полубреду.

– А если… Все узнают, какая у меня красивая девочка.

Полурастаявший кубик льда опускается на мой клитор. Я взвиваюсь:

– Роберт!

Лед… И горячие губы. И снова лед. Все как в наших отношениях. То кипяток, то мороз по всем направлениям.

И все же… Боже мой. Мне отлизывает чувак из сотни Форбса. Добавляет ли это остроты происходящему? Да. О, да. Пусть мне не с чем сравнивать, то с какой скоростью я прихожу к своему первому в жизни оргазму, говорит само за себя. Не теряя ни секунды моего удовольствия, Воинов рывком погружается внутрь, и мои безвольно закрытые глаза вновь распахиваются. Ощущения невыносимы. Мышцы с силой сокращаются, будто выталкивая его, и тем самым лишь сильней распаляя. Роберт стонет и неумолимо толкается, заставляя мою плоть смириться с его вторжением. Выходит с оттяжкой и толкается снова. И так много-много раз.

Постфактум я бы могла сказать, что это была потрясающая ночь, если бы мы не уснули в самом ее начале. А утром Роберт даже не вспоминает о том, что было. Будто то откровение, что для меня перевернуло весь мир, для него оказалось вполне рядовым событием.

Тот день скрашивает лишь работа. Воинову совершенно не до меня. И очень четко понимая это, я не лезу ему в глаза, а сосредотачиваюсь на том, что у меня по-настоящему получается. Я фотографирую. Сначала ребят, пришедших на открытие стадиона заштатной футбольной команды, потом в детском доме. Последнее дается мне особенно непросто. Я даже от Воинова не могу это скрыть, хотя и понимаю, что не в том я положении, чтобы нагружать своим негативом любовника, который в наших встречах наверняка ищет совсем другого.